Дом трудолюбия по-американски

Иерей Вадим Арефьев – клирик Русской Православной Церкви Заграницей – периодически становится героем журнальных статей и телесюжетов. 20 лет назад он уехал учиться в США, да так и остался там. Потом стал диаконом, открыл в Бруклине (район Нью-Йорка) Дом трудолюбия имени Иоанна Кронштадтского – для соотечественников, желающих избавиться от алкогольной зависимости. За семь лет в программе, проводимой Домом трудолюбия, приняли участие около 200 человек, 30% из которых полностью отказались от употребления алкоголя. Мы попросили отца Вадима, недавно приезжавшего в Москву, рассказать об особенностях и проблемах его социального служения.

Блудный сын России

– Отец Вадим, какое впечатление на вас произвела современная Москва?

– Первое, что мне бросилось в глаза: хотя и построено большое количество новых красивых зданий, много восстановленных храмов, но при этом в Москве и пригородах появилась некая «пятнистость». Например, едем по Третьему кольцу, снимаю красоту московских куполов из окна машины и вдруг тут же рядом – страшный смог.

А куда мне деваться? Так что почти каждый день в час ночи я крутил педали на купленном на барахолке за семь долларов велосипеде по этому городку, и, видно, Бог хранил меня. Однажды коллеги спросили: «Ты правда ездишь через этот городок?» – «Да». – Они подумали и говорят: «Мы поняли, почему тебя до сих пор не убили». – «Почему?» – «Наверное, все посчитали, что ты шизофреник, и решили не связываться!»

Сейчас Америка отходит от этой «пятнистости», и в том же «черном городке» уже нет такого криминала. Я думаю, она просто присуща миру капитализма, где рядом как-то уживаются роскошь и крайняя бедность, грязь и потрясающая красота.

– Я крестился в Москве, в 1992 году, перед отъездом. И, оказавшись в Штатах, буквально почувствовал, что тону в волнах моря житейского. Начался острый поиск своего корабля спасения. Воцерковление шло параллельно моей учебе.

Однако скоро выяснилось, что недостаточно хорошо для аспиранта-физиолога знаю английский язык. В Москве-то вместе с «красным» дипломом РУДН я получил еще дипломы переводчика с французского и ученого зоотехника, хорошо знал биологию и был уверен в себе. Но в итоге меня отчислили из университета, и я устроился трактористом, чтобы как-то прокормить семью.

И вот однажды меня попросили почистить свинарник. Чищу я его, сам весь в навозе, и вдруг выскакивает свинья, хватает меня за левый сапог и начинает грызть. И этот момент стал для меня своего рода поворотным. Я почувствовал, что жизнь моя складывается не так, и буквально возопил к небу: «Господи, помилуй!» Божиим Промыслом, это случилось в неделю о блудном сыне. И когда я пришел в храм (в котором до этого бывал достаточно редко), услышал слова Евангелия, то пережил их всем своим существом, каждой клеточкой своей души.

С этого момента началось мое духовное рождение. Я буквально стал жить в Церкви.

Позже я помог своему духовнику протоиерею Георгию Каллауру основать храм новомучеников и исповедников Российских в Бруклине. И потом меня рукоположили там в диакона.

– Да. С того дня и началось наше служение. Вместе с несколькими помощниками мы отправлялись в те места, где собираются оказавшиеся на дне жизни соотечественники. Мы подходили к ним, открывали наш передвижной иконостас и молились. Читали акафист иконе Божией Матери «Неупиваемая Чаша». Одни не обращали на нас внимания, другие нерешительно присоединялись. Сначала нашей задачей было просто пристроить бездомных куда-нибудь на ночлег, а потом уже попытаться привести их в Церковь, найти им работу. Но съемная квартира сразу превращалась в притон. Поэтому нужно было что-то вроде реабилитационного центра, где они могли бы не только ночевать, но и молиться и участвовать в программах по реабилитации. С помощью других приходов мы накопили немного денег и сняли квартиру, сделали из нее ночлежку для наших подопечных и там же оборудовали домовую часовню. На дверях прибили табличку «Дом трудолюбия имени святого праведного Иоанна Кронштадтского». А в 2008 году нам удалось купить два стоящих бок о бок домика. В одном освятили храм в честь иконы Божией Матери «Неупиваемая Чаша», а в другом разместился «Дом трудолюбия».

Юра-«Привидение»

– Кто эти люди, наши соотечественники и ваши подопечные?

– Самых разных судеб и профессий: строители, моряки, есть и военные.

Другой – Юрий, по кличке «Привидение». Он сейчас брат Георгий, старший алтарник в нашем храме. В прошлом историк. Примерно восемь лет жил в состоянии непрерывного запоя. Среди бездомных считался профессором «науки выживания на улицах Нью-Йорка»: подсказывал, где сдать бутылки, где по вечерам выбрасывают продукты, как правильно спать, чтобы не замерзнуть во сне. И смог выжить там, где никто не выживал. Похоронил более 40 своих собутыльников. Рассказывал, как однажды зимой заснул на стадионе вместе со своим дружком, а когда проснулся – его приятеля, уже мертвого, поедали крысы. Юра пришел к нам и попросил миску супа. У него была полностью нарушена координация движений, поэтому весь суп расплескался по всем стенам и потолку: он не мог удержать миску в трясущихся руках. Братия к нему очень прониклась, и первое время его кормили с ложечки, как малыша.

Некоторые алкоголики, возле которых мы молимся на улице, говорят: «Батюшка, мы люди конченные, дай нам спокойно умереть». – «А вы помните, рядом с вами умирал Юра-“Привидение”?» – «О, Юра! Помним! Вот это был человек!» – «Так вот, он выжил, уверовал в Бога и избавился от алкоголизма». И удивительно, как живой пример действует на душу человеческую. Некоторые после этого приходят к нам. И у них такое рвение ко Христу, с такой силой они идут к Нему, что готовы прямо сейчас положить за Него свою душу.

Любовь познается в строгости

– Как у вас выстроена система реабилитации?

– Когда человек приходит к нам, прежде всего говорим ему: нужна твоя воля – если ты искренне скажешь себе: «Я готов пойти по пути исправления», мы примем тебя, но сначала отправим в госпиталь. В пьяном виде мы запрещаем переступать порог храма. Мы можем покормить несчастного или вынести к нему святыню, вызвать «скорую», но правило «Да не осквернится Божий храм» соблюдается всегда. Если человек соглашается начать реабилитацию, мы отправляем его на детоксикацию в больницу. В американском законодательстве мы нашли статью, что в случае смертельной опасности каждый госпиталь обязан бесплатно принять любого прохожего. И сейчас действует такая система, что всем открывается медицинская страховка, оплачиваемая городом, до тех пор пока они в госпитале.

Без этого контракта подопечный обязательно будет отравлять жизнь всем остальным. И мы следим за этим очень строго. Если кто-то срывается, мы не выпроваживаем его на улицу, а просим вернуться в госпиталь. И у каждого сорвавшегося есть один шанс на покаяние – вернуться к нам. Если он начинает злоупотреблять этой возможностью, мы ему говорим: прости, это не к нам. Потому что любовь должна познаваться в строгости, а если мы начнем гладить его по головке, потакать: мол, выпил, ну ничего страшного, давай вместе помолимся, и мы тебя простим, – все пропало. Мы, конечно, прощаем и молимся о них, но не разрешаем им находиться на территории Дома трудолюбия. Потому что они сразу развращают всю остальную братию, и мы потерям не одну человеческую душу, а сразу все.

Бывает, что кто-то срывается и становится агрессивен. Приходится вызывать полицию. Правда, раньше полиция буквально глумилась над нами: «Сами связались с этим мусором – сами с ними и возитесь. Мы не мусоровозы». Но благодаря одному из наших благодетелей, который поговорил с ними, отношение к нам изменилось. Полицейские прониклись уважением к нашему служению, и теперь сами предлагают: «Батюшка, вы такое важное дело делаете. Давайте мы будем вам давать одного полицейского в штатском, когда вы молитесь с ними на улице». Это действительно небезопасно, потому что наши подопечные в пьяном состоянии не контролируют себя и могут напасть.

Иногда бывают случаи, которые иначе как «и смех и грех» не назовешь. Однажды один наш подопечный напился в новогоднюю ночь и, боясь, что я его прогоню, вызвал полицию, обвинив меня в том, что я «негуманно могу поступить с ним, выкинув его зимой на улицу из места проживания». В это время я как раз служил всенощную святому Вонифатию. Приезжает полиция, я выхожу в облачении. Они: «Батюшка, что случилось?» Разобравшись, полиция предупредила, что за ложный вызов могут посадить. Брат не внял этому, и после третьего вызова они забрали его, так что в итоге он три месяца просидел в тюрьме. А потом пришел, раскаялся, мы все посмеялись и простили его.

Но вернемся к контракту. После его подписания мы запрещаем две недели работать на светской работе. Эти две недели они у нас только на послушании и лечатся по антиалкогольной программе в местном госпитале, с которым у нас сложились очень хорошие отношения. Там врачи-наркологи – русские.

– Да. Потому что существует языковой барьер. Даже если ты неплохо знаешь английский язык, этого недостаточно, чтобы открыть свою душу. Для этого надо на английском языке уже видеть сны, буквально врасти в культуру и быт страны. Быть настолько свободным в английском, как и в родном. Не у всех это получается, даже если они прожили 20 лет в Америке. Потому что есть эмигранты, которые и спустя 20 лет на вопрос «Как вам Америка?» отвечают: «А мы туда не ходим».

Через две недели мы говорим: теперь вы можете приходить в вечернее время на реабилитационную программу, а на богослужение, если нашли работу, каждый день ходить необязательно. Достаточно приходить в праздники и выходные. Ищите работу. Люди принимаются обзванивать возможные места работы и в идеале за неделю что-то находят. Продолжают у нас жить, уже что-то жертвуют в общий котел – на коммунальные платежи и питание.

И так они проводят у нас полгода, но если есть особое благословение, то до полутора лет.

У многих из них нет жилья. Но за пару месяцев они накапливают немного денег, так что могут снять себе квартирку. Мы просим их, чтобы они снимали жилье поближе к приходу, потому что им нельзя оставаться без Церкви и желательно, чтобы они окормлялись на нашем приходе. Ведь случается, что на других приходах, где нет закона трезвости, ребята могут сорваться. Такое бывало.

За семь лет в нашей программе, живя в Доме трудолюбия, участвовали около 200 человек, треть из них вернулись к нормальной жизни. Единовременно у нас может жить 20 человек. И многие из бывших подопечных периодически приезжают к нам, причащаются и исповедуются. А тех, кто получал разовую помощь, больше тысячи.

Здесь, в Москве, на антиалкогольном конгрессе, я услышал об опыте введения на приходе обета трезвости. Мне очень понравилась эта идея; попробуем сделать так же.

Священник – программист

– У нас среди тех, кто занимается социальным служением, сейчас популярна тема профессионального, в том числе и пастырского, выгорания. Вы сталкивались с такой проблемой?

– Однажды у меня было что-то подобное, но я бы назвал это не выгоранием, а криком отчаяния.

Но, может быть, выгорания я не чувствую, потому что у меня есть еще другая постоянная работа: я программист. Ведь будучи только священником, я не смогу содержать свою семью – матушку и двоих детей. Кроме того, часть моей зарплаты уходит на нужды храма и Дома трудолюбия. Но если праздник приходится на будний день, то я отпрашиваюсь с работы, служу, а потом уже иду в офис.

У нас всего несколько священников на побережье, кто-то на полном обеспечении своих приходов, остальные, как и я, работают. Есть врач-кардиолог (у него два своих офиса), есть программисты, инженеры, строители и т.д.

Для желающих помочь представитель в Москве – Илья Рыбаков: +7 (916) 917-54-21.