Светлана Ржаницына: Для чего иконописцу перезагрузка

«Если человек приносит фотографию иконы и просит сделать точную копию, мы говорим: а не лучше ли просто напечатать хорошую репродукцию?» – рассказывает иконописец Светлана Ржаницына, главный художник творческой мастерской «Соборъ». Иконописью она занимается с 1991 года. Мы поговорили с ней о том, можно ли писать иконы, не глядя в сам момент работы на образцы, как проявляется творческий подход в рамках традиции и что такое трепетность в иконе.

– Творчество и иконопись – совместимые понятия?

– Конечно! Когда нужно делать что-то творчески – это интересно любому художнику. Другое дело, что не всегда получается. Некоторые иконописцы постоянно предлагают в работах новые идеи, новые композиции, а некоторые – вполне уживаются в рамках традиции, канона, и внутри этого стараются сделать что-то творчески. Мне кажется, я больше отношусь ко вторым: у меня нет потребности делать что-то совсем новое, закрыв глаза на весь многовековой опыт, на школу. Даже композицию в иконах с повествовательным сюжетом (например, иконы праздников) я считаю лишним придумывать заново: уже сложились продуманные и удачные иконографические схемы. Странно отрицать то, что было раньше.

Бегство в Египет. Икона из праздничного ряда иконостаса Казанского храма в Мещерском 2019 г.     

Но мне интересно, и когда художник пытается увидеть то, что было раньше, и как-то композиционно переосмыслить. У многих художников складывается свой собственный узнаваемый стиль. Например, как у румынских иконописцев – Иоанна Попа, Томаса Читука.

Икона св. Матроны Анемнясевской 2014 г     

– Когда смотришь на церковное искусство художников начала XX века, например, в храме Воскресения Христова (Спас-на-Крови) в Петербурге, задумываешься, как бы оно стало развиваться, если бы не революция. Тогда художники пытались осмыслить византийский, древнерусский опыт (частично забытый к тому времени), брали именно традиционные иконографии, но решали их другим художественным языком…

– Мне кажется, именно в художественном языке они исходили из своего художественного воспитания. Их опыт как раз и говорит нам о том, что нужно ориентироваться на древнее, но делать так, как ты умеешь, – это естественно для художника. Но потом у нас, в конце XX века, возникло желание полностью копировать древние образцы. Такой подход мне тоже непонятен: для чего полностью отметать всё, что мы умеем, в том числе в светской живописи?

Творчество – это не про разрушение, а про созидание

Но жизнь не стоит на месте, сейчас уже все по-другому, акценты смещаются. Например, один из ведущих преподавателей иконописного факультета Московской духовной академии, Александр Солдатов, активно говорит о важности творческого подхода. И это здорово. Ведь когда речь заходит о творчестве в иконе, никто не собирается приносить туда авангард, делать все совершенно иначе. Нет, творчество – это не про разрушение, а про созидание, и никакого авангарда, которого все так боялись, в настоящем церковном искусстве не появилось, зато появилось много интересных, по-настоящему творческих работ. А дальше пусть уже искусствоведы анализируют, что получается при творческом подходе в рамках традиции.

Икона св. Матроны Московской 2019 г     

– Творческий подход как раз традиционен для искусства, как светского, так и церковного. Василий Суриков, преподобный Андрей Рублев – это же все про творчество, благодаря которому и был сделан шаг в развитии светского – в первом случае и церковного – во втором искусства. И этот шаг отнюдь не отрицал то, что было в прошлом…

– Меня творчески относиться к иконописи научили московские иконописцы, которые пришли в икону в 1970-е, 1980-е годы. Они говорили о том, что важно, изучив материал, просмотрев множество образцов, зная историю иконописи, работать уже не глядя постоянно в эти образцы, иконографические схемы, не срисовывая. Рисовать по памяти. Я стараюсь делать именно так. Когда передо мной множество фотографий образцов – это очень отвлекает, мешает цельному восприятию образа, сюжета, над которым работаешь.

Образ Богоматери Помощница в родах. Икона для перинатального центра в г. Норильске 2021 г     

Но это умение рисовать по памяти нужно тренировать. Как и в начале пути, иконописцу нужно копировать древние иконы, изучая пластику.

«Мне казалось, что иконопись – не мой путь»

– Работая над эскизами, разрабатывая тот или иной образ или сюжет, вы сейчас больше пишете не красками, а рисуете на графическом планшете, который подключатся к компьютеру. Так удобнее?

– Да, это во многом тоже ручная работа, ведь я рисую на планшете вручную. Хотя акварель все-таки люблю больше. Но ты делаешь проект стенописи, где все элементы росписи нужно будит соединить в единое целое на стене. И даже если ты все нарисовал в акварели, всё равно потом приходится на компьютере всё соединять, а потом править, когда видишь, что где-то что-то не сочетается и так далее, но все акварельные тонкие нюансы пропадают. В итоге я поняла необходимость на этапе подготовки проекта полностью перейти на компьютерную графику.

Распятие.Икона из праздничного ряда иконостаса Казанского храма в Мещерском 2019 г.     

Всё равно я не рассматриваю проект как готовое произведение. Хотя знаю иконописцев, у которых подготовительные эскизы – как готовые прекрасные работы. Но мне этот подход не близок, потому что ощущения – «все, работа полностью готова и сделана так, как хотелось бы» – художнику все равно трудно достичь даже в окончательном варианте уже на стене. Чего уж говорить об эскизах! Так что я воспринимаю проект как вспомогательную работу, которая всё-таки должна быть сделана качественно и красиво, но работать, прежде всего, на окончательный результат. А значит, нужно разработать, разобрать богословскую программу росписей, цветовое решение, масштаб… И этому очень помогает работа на компьютере.

Рождество Христово. Икона местного ряда иконостаса Рождественского храма в поселке Старый Сиг 2020 г.     

– Вы как-то сказали, что, поступая в Московскую центральную художественную школу при Российской академии художеств, обещали Богу написать самую красивую икону. Откуда у советской девочки, хоть и верующей по-своему, но совсем не церковной, знание об иконе?

– Это не то что было знание. В детстве я видела иконы – они стояли у бабушки и воспринимались мной как что-то очень значимое. Но когда я стала учиться в МСХШ, в круговерти подростковой жизни забыла об этом своем обещании. Хотя про икону забыть в итоге не удалось, даже наоборот. Мы были первыми учениками Сергея Николаевича Андрияки. Он, горящий, тогда совсем молодой человек, водил нас в Третьяковку в зал древнерусского искусства и, показывая на иконы, говорил, что это – высшее, что может быть в искусстве. Про веру он нам не рассказывал – это не приветствовалось, но научил видеть красоту иконы. И мы стали понимать, что если писать икону, то не в живописном стиле, в котором тогда были расписаны многие храмы.

Когда после окончания школы я попыталась писать именно так, традиционно, у меня не получалось: для этого же нужны опыт и тренировка. Я пошла работать в Центральный музей древнерусской культуры и искусства имени Андрея Рублёва, чтобы быть поближе к византийской, древнерусской иконе. Моя работа в музее лично для меня была больше про понимание основ веры. Тогда во мне шла большая внутренняя работа по узнаванию богословия, церковной жизни, узнавание пути, по которому нужно идти верующему, и появление ответственности за свои ошибки на этом пути. То есть шло осознание себя, как христианки.

Роспись в нижнем храме в честь св. Пантелеймона в Усть-Курдюме.2012г     

Потом началось и уже техническое изучение иконописи, и оно давалось мне нелегко: мы, живописцы, привыкли к быстрому результату. А в иконе – техника, этапность, неторопливость – все это имеет большое значение.

Одно время я думала, что мне не дано писать иконы

Одно время я думала, что мне не дано писать иконы, и даже поступила на музееведческий факультет РГГУ, тогда он назывался историко-архивный факультет. Мне казалось, что, может быть, моя дорога – заниматься искусствоведением, но, слава Богу, всё сложилось иначе.

– А когда вы поняли, что начало складываться?

– Икона у меня стала получаться, когда я в 1990-м году увидела икону, написанную моей подругой Мариной Борисовой, оренбургским художником. Это была копия, но написанная с долей художественности. Когда я увидела, что можно писать иначе, и получается хорошо, меня отпустило. Я начала писать иконы, и меня уже было не оторвать, и до сих пор это продолжается.

Роспись в Преображенском храме г. Сургута 2013г.     

А потом прошел период неофитства, и всё пошло уже немного по накатанной, все было понятно, привычно. В такие моменты очень нужна перезагрузка – и в жизни, и в творчестве. А жизнь и творчество конкретного человека тесно связаны: личность всегда так или иначе проявляется в том, что человек делает профессионально.

– То, что у вас есть теоретическое образование, наверняка помогает вам в работе?

– Конечно, я всегда интересовалась и продолжаю интересоваться современной иконописью, течениями современной иконописи, творчеством конкретных иконописцев. И дипломная работа моя в институте, кстати, была на тему современной иконописи. Его до сих пор можно найти в Интернете, хотя я сама перечитывать боюсь – мне кажется, там много наивного, детского. Потом я стала осторожнее в оценках, ведь они часто бывают субъективными, личностными. То, что мне не нравится сегодня, может заинтересовать меня завтра.

– Вы говорите про перезагрузку. А в какие моменты она наступает?

– Если перезагрузка не наступает по моей инициативе, значит, она наступит, но уже по инициативе Сверху. Вроде все хорошо, дети растут, ты работаешь, а потом – вдруг какие-то неприятности. Или у детей, или по работе в мастерской, или кризис среднего возраста. Тебе нужно остановиться, подумать, многое переосмысливать.

Перезагрузка бывает важна и в том, что касается веры

Перезагрузка бывает важна и в том, что касается веры. В свое время мне было сложно ее обрести, я долго шла к ней, и когда обрела – была большая радость. Потом долгое время я относилась к этому формально: есть вера – и слава Богу. А потом поняла, что веру можно потерять, и нужны собственные усилия, чтобы удержать её, особенно в наш материалистический век. Даже в нашей церковной жизни важно переосмыслять свое отношение к обрядам. Было время, когда казалось, что у нас слишком много обрядности, какие-то большие молитвенные правила, а главное же – что в сердце. А потом пришло понимание, что всё неслучайно, и форма очень поддерживает содержание, и все традиции нашей Церкви – важны, помогают. Те же молитвенные правила, если не произносить их формально, питают душу.

Роспись Казанского храма в Мещерском 2019 г.     

Сейчас перезагрузка у меня происходит именно в творчестве. Вообще, очень важно всю жизнь ощущать себя учеником, постоянно учиться и – не бояться пробовать что-то новое. Несмотря на то, что мы очень зависим от заказчиков, от сроков, если ты не пытаешься к каждой работе подойти по-новому, с новой стороны, то она не получается. Мне очень нравятся строчки псалма «…новую песнь воспою Тебе» (Пс. 143, 9), так даже называлась наша выставка. Новизна в нашей работе должна быть всегда, не обязательно в плане формы, но – в подходах.

В иконе важна глубина. Если ты ставишь перед собой только формальные задачи, глубины не получится.

Перезагрузка, наверное, необходима не только в конкретные периоды жизни, а каждый день. Не зря же, кстати, в молитвенном правиле говорится о том, что нужно каждый день воспринимать как последний.

«Мы не пишем копии»

– Когда вы начинали вхождение в иконопись, с какими столкнулись трудностями? Есть ли они у современных молодых иконописцев?

– Я воспринимала то время, когда стала писать иконы, как огромное счастье, так что сложностей не было, по крайней мере так мне казалось. Может быть, это был даже слишком восторженный период: иконы стали получаться, дети растут. Сложности были из тех, с которыми сталкиваются все мамы: как уделить должное внимание детям и как это совместить с творческой работой. Меня поддерживали советы друзей, чье мнение мы очень ценили, например, семьи иконописца Александра Соколова и художницы Марии Вишняк.

Что касается иконописи, сейчас думаю, что, возможно, тогда мне не хватало именно школы, долгих тренировок, слишком многое давалось легко. Сейчас я все это стараюсь возместить. А у молодых иконописцев, мне кажется, сегодня, наоборот: перебор этих самых тренировок, копирований, строгих требований к стилистике, и они начинают унывать.

– Копии нужны в период учебы. Но если заказчик просит написать копию?

– Мы отказывались и отказываемся. Если приходит человек, приносит фотографию иконы и просит сделать один в один, мы говорим, а не лучше ли просто напечатать хорошую репродукцию – и дешевле, и точнее.

– Вы говорите, что всё давалось легко. Но ведь у вас был опыт труда академической школы, с бесконечным рисованием крыночек, набросками и так далее.

– Да, эти крыночки мне помогли, но все-таки в иконе больше техничности, орнамента. Орнамент – вообще сложная составляющая иконы, все время есть риск переусердствовать с ним. Я считаю, что художник, которому легко удается найти баланс, – просто гений, для меня всегда это непростой момент. Мне хочется добавить орнамент, и я, как смелый человек, добавляю, а потом начинаю переживать, не лишний ли он.

– Бывает, что образ не получается?

– Думаю, это происходит очень часто. Думаешь, что вот, сейчас я напишу, и всё получится, а потом видишь, что не получилось так, как хотелось бы. К этому нужно относиться смиренно, но нельзя смиряться полностью. Нужно все равно изо всех сил стараться, чтобы образ получился. Важно писать благоговейно, понимая, кого ты пишешь. Если ты начинаешь меньше молиться в силу разных обстоятельств, чувствуешь, что и выражение не такое получается. Иконописцу очень важно всё время ощущать себя перед Богом.

Иконописцу очень важно всё время ощущать себя перед Богом

– Как-то в интервью вы сказали, что если человек, который пишет икону, отходит от молитвы, то в иконе исчезает трепетность. Что это значит?

– Это высказывание относится как раз к моему сегодняшнему периоду жизни и творчества. Раньше как раз в моих работах трепетности было меньше, в иконах было больше объема, тяжести. Не то, что бы я мало молилась, но молитва была более дерзкая, если можно так сказать.

Собор Всех Святых 2015г     

С возрастом ты меняешься, жизнь перестает восприниматься как сплошной праздник, ты понимаешь, что вокруг – много несчастий, что настоящая, Вечная жизнь начнется там, за порогом смерти. Об этом знают все христиане, но в молодости эта мысль находится на втором, третьем плане, а с годами выходит на первый, становится все менее теоретизированной. И сейчас я больше стала ценить трепетность, благоговейность в иконе. И, мне кажется, это то, что ищут в ней верующие люди, далекие от иконописи. Ведь в церковь часто люди идут за утешением…

– Сейчас идут споры среди иконописцев, что важнее в иконе: красота, богословские смыслы, аскетичность образа, следование традициям, новаторство и так далее. Как считаете вы?

– Главное в иконе – чтобы это был молитвенный образ, перед которым было легко молиться. Я сейчас во время работы ориентируюсь на людей, которые приходят в храм. Именно в плане их душевных потребностей. Они могут ничего не понимать в искусстве, но икона должна быть сделана качественно с точки зрения профессиональных требований. Важно, чтобы икона приносила радость молящимся.

А что касается того, важнее форма или содержание, мне кажется, это должно выступать в единстве. И кстати, те иконописцы, что активно проповедуют только красоту в иконе, создают при этом смыслово-глубокие образы, а те, кто говорит о субъективности красоты и важности смыслов, пишут эстетически красивые иконы.

– Мастерская «Соборъ» поддерживает разных иконописцев – по стилю, художественной манере. А как быть с этой разностью при росписи храма, то есть в едином пространстве?

– Мы всегда старались и стараемся, чтобы и в общей монументальной работе художник не терял личностного видения. Конечно, важно, чтобы было общее цветовое решение и масштаб, тогда и стилистика начинает смотреться цельно. Так же работал с бригадой Александр Соколов, так же работает Александр Лавданский, когда нет такого «я – руководитель проекта, значит, делайте все, как я». Можно создать единое художественное пространство, не забивая творческие устремления художников, не делая их своими подмастерьями.