Собирание «в рассеянии сущих»

БМП на Калининском проспекте в Москве (улица Новый Арбат), 20 августа 1991 г. Фото: Дмитрий Борко

О коротком и бесславном «путче» ГКЧП написано много и многими. Но мало кто сегодня вспоминает о том, что 30 лет назад именно к 19 августа, когда Православная Церковь традиционно отмечает двунадесятый праздник Преображения Господня, было приурочено открытие в Москве Первого конгресса соотечественников, собравшего на общий съезд 500 представителей всех волн эмиграции из 23 стран мира — впервые в послереволюционной истории. Произошедшая в тот же день попытка государственного переворота заслонила собой это событие, которому уделялось особое внимание со стороны быстро растущего центра новой политической силы, провозгласившей курс на избавление от командной роли ЦК КПСС и приступившей к разработке новых принципов взаимоотношений с российской диаспорой для демонстрации невиданных возможностей её обновлённой большой Родины — России. Причём негативный окрас слова эмигрант в СССР, несущий в себе заряд настороженности и отчуждения, под которым подразумевался враг, предатель, контрреволюционер, перебежчик, невозвращенец, антисоветчик, постепенно стал вытесняться благожелательным и ёмким термином — зарубежный соотечественник. Он акцентировал внимание на том, что нас объединяет, а именно — на принадлежности к одной стране и её великой и в то же время драматической истории.

Натяжной баннер «Конгресс соотечественников», 1991 г. Кадр из д/ф Так случилось, что в то утро, когда Россия с помощью хорошо продуманной и проработанной политической провокации переживала поворотный момент своей истории, ставшей прологом распада советской Империи, мне невольно пришлось оказаться в самой гуще событий. За три месяца до этого я впервые побывала в США в качестве редактора исторической редакции издательства «Молодая гвардия» в связи с подготовкой к изданию книги Владимира Алексеевича Солоухина «Древо», посвящённой родословию славного в истории России рода князей Жуковских-Волынских: Дмитрия Михайловича Боброк-Волынского — воеводы Дмитрия Донского и героя Куликовской битвы — и Артемия Петровича Волынского — сподвижника Императора Петра I и кабинет-министра Императрицы Анны Иоанновны. Документальное повествование Солоухина было основано на семейных преданиях и мемуарах, предоставленных в его распоряжение проживавшим в городке Провиденс (штат Род-Айленд) бизнесменом Артемием Артемьевичем Жуковским-Волынским, попечителем Браунского университета, игравшим не последнюю роль в жизни русских американцев первой и второй волн эмиграции. Прадед Волынского-младшего был придворным врачом Императора Александра II, дед воевал под командованием генерала Скобелева за освобождение Болгарии, а отец — царскосельский лицеист 70-го выпуска, белый эмигрант в Харбине — организовал в годы Второй мировой войны на Дальнем Востоке торговую пароходную компанию, сообщавшуюся с Южной Америкой, и умер глубоким старцем в Нью-Йорке в 1988-м году, оставив сыну солидное состояние.

С помощью Артемия Артемьевича я познакомилась со многими выдающимися представителями «старой» русской эмиграции, которым не преминула передать захваченные перед отъездом официальные приглашения на Первый конгресс соотечественников. В Информационном сообщении о проведении съезда, в частности, говорилось, что предстоящий форум — «для тех, чьи предки давно покинули Родину или они сами были вынуждены оставить свою страну. Эта встреча — для тех, кто ещё не забыл свой родной язык и не потерял духовной общности с русской культурой, а также для тех, кто захочет участвовать в священном для нас и благородном деле — возрождении Родины».

Михаил Толстой выступает на 1-м Конгрессе соотечественников, 1991 г. Кадр из д/ф Письмо-обращение к проживающим за границей соотечественникам было составлено от имени руководства Российской Федерации и за подписью Михаила Никитича Толстого — внука реэмигранта, автора романов «Хождение по мукам» и «Пётр Первый», «красного графа» Алексея Николаевича Толстого. Доктор физико-математических наук, Михаил Никитич был непосредственным организатором предстоящего Конгресса, при этом — народным депутатом РСФСР, председателем подкомитета по культурным и научным связям Комитета по международным и внешнеэкономическим связям Верховного Совета РФ и Комиссии по вопросам российского Зарубежья при Президиуме Верховного Совета.

Все расходы во время пребывания в СССР: питание, билеты в театры, на выставки и концерты, а также путешествия по стране — брал на себя Оргкомитет Конгресса, кроме стоимости железнодорожных или авиабилетов в Москву и обратно. Организационный взнос участника Конгресса был определён в 300 долларов, для сопровождающих лиц — в 150 долларов. Чтобы продемонстрировать открытость новой России, предполагалось провести экскурсии в культурные центры страны: Петербург (Ленинград), Екатеринбург (Свердловск), Новгород, Пермь, Новосибирск, — по выбору гостей. Церковно-историческая программа включала паломничество по монастырям и храмам Москвы и Подмосковья (и это, прежде всего, — Троице-Сергиева лавра с посещением древнего Радонежа, Волоколамск — с заездом в Новый Иерусалим), поездки в возрождающуюся Оптину пустынь и Переславль-Залесский. Планировался тур по Золотому кольцу. Научная программа, разработанная совместно с Академией наук СССР и другими ведущими научными центрами, состояла из серии встреч и «круглых столов» по проблемам исторического и экономического развития России, литературы и искусства метрополии и русского Зарубежья, роли России в государственном и национальном становлении славянского мира, судьбам разделённых архивов, творческому наследию российских учёных и инженеров за пределами исторической Родины, отечественной философской традиции, русскому языку в современном мире, судьбе имперской идеи, российской диаспоре в рассеянии, вопросам получения гражданства, генеалогии российских родов... Во Дворце молодёжи на Фрунзенской набережной должна была пройти выставка «Российская эмиграция. Истоки», на которой большинство архивных материалов экспонировалось впервые; в Институте истории СССР АН СССР предстояло выставить книжные собрания и периодику Исторической библиотеки по теме «Из истории Белого движения в России»; в Культурном центре на Петровских линиях общество «Радонеж» собиралось показать широкой публике «Царский архив. Редкие фотографии семьи Романовых»…

Отозвавшись на приглашения, в Москву из США прибыли 17 представителей первой и второй «волн» эмиграции

Отозвавшись на переданные через меня приглашения, в Москву из США в назначенный срок, 18 августа 1991 года, прибыли 17 представителей первой и второй «волн» эмиграции. Они переступили через обиды и несправедливости, причинённые им или их предкам, через горечь утрат близких, чтобы прикоснуться к своим истокам и восстановить «связь времён». В их числе был инженер и издатель Олег Михайлович Родзянко, внук Михаила Владимировича Родзянко, председателя дореволюционных III и IV Государственной Думы, вместе с супругой, филологом Татьяной Алексеевной Лопухиной (именно она рекомендовала Жуковскому-Волынскому кандидатуру Солоухина как лучшего в современной России прозаика, писателя с «именем», для написания книги о его родословном древе); пианистка и историк, студентка Гарварда Лариса Леонардовна Соколова, с отцом, инженером-электротехником, профессором колледжа; родившаяся в королевской Югославии в семье белогвардейского офицера Мирьяна Владимировна Гансон с дочерью-врачом и сыном-программистом...

Всенощное бдение в Донском монастыре накануне Преображения Господня 18 августа 1991 года. Патриаршее Богослужение. Фото: Инна Симонова

Разместившись, как и все делегаты Конгресса, в гигантском, самом большом в Европе отеле «Россия», имевшем в СССР репутацию гостиницы №1, где обычно по несколько раз в год останавливались приезжавшие на сессии депутаты Верховного Совета, мои друзья в тот же день побывали на всенощной, которую совершил Патриарх Московский и всея Руси Алексий II. Богослужение проходило в только что возвращённом Церкви Большом соборе Донского монастыря. Затем американские гости последовали за мной в ресторан «Седьмое небо» Останкинской телебашни, чтобы за ужином с высоты птичьего полёта увидеть круговую панораму Москвы (на излёте советского времени доступные цены в общепите и зарплата редактора столичного издательства вполне позволяли совершить этот жест гостеприимства).

На следующее утро, в Праздник Преображения Господня, мы встретились в 8 часов утра на первой за 73 года Патриаршей службе в Успенском соборе Кремля. День обещал быть ясным, солнечным, настроение было одухотворённое и возвышенное. Впереди — торжественное открытие Конгресса соотечественников в Белом доме, где должен был выступить избранный два месяца назад первый президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин и состояться праздничный вечер в Концертном зале имени Чайковского (первоначально организаторы планировали провести его в Колонном зале Дома союзов, бывшем Дворянском собрании).

На Манежной площади. Фото: Инна Симонова

На Манежной площади. Фото: Инна Симонова

Перед нашими потрясёнными взорами предстала вереница военной техники: танки и БТРы

По окончании Божественной литургии и молебна на Соборной площади мы вышли через Кутафью башню к Манежу, и перед нашими потрясёнными взорами предстала выстроившаяся в ряд вереница военной техники: танки и БТРы. По мере приближения странная мизансцена обрастала деталями. Из люков выглядывали растерянные безусые юнцы-военнослужащие, которым приходилось сдерживать натиск карабкавшихся на броню гражданских. Откуда-то из динамиков доносилась бодрая музыка, люди раздражённо и запальчиво кричали, требовали объяснений. В толпе прошелестела тревожная новость: в стране произошёл государственный переворот!

Мои «подопечные» американцы нервно и испуганно переглядывались. Обращаясь ко мне, они с натянутыми улыбками предположили: «Может быть, это ловушка? Всё это было специально подстроено? Заманили нас, эмигрантов, на родину, якобы на Конгресс соотечественников, а теперь перехватают всех — и в ГУЛАГ!»

Я изо всех сил постаралась их успокоить, убедила вернуться в гостиницу, а сама, прознав, что в пресс-центре МИДа СССР в 5 часов вечера состоится пресс-конференция для российских и иностранных журналистов по поводу происходящих в стране событий, поспешила на Зубовскую площадь.

Пресс-конференция ГКЧП в МИД СССР, 19 августа 1991 г.

Когда я вошла в зал, предъявив при входе свои пресс-удостоверения (никаких предварительных списков и аккредитаций не потребовалось), встреча с журналистами уже началась. За столом президиума сидели 5 членов Государственного комитета по чрезвычайному положению: Тизяков, Стародубцев, Пуго, Бакланов во главе с вице-президентом СССР, членом ЦК КПСС Янаевым. Шестой, крайний справа, — руководитель пресс-службы МИДа. Участники ГКЧП казались вялыми, неубедительными, даже жалкими, словно под чьим-то нажимом вынужденными участвовать в разворачивающемся действе. Янаев время от времени дрожащими руками доставал из кармана платок и — пардон! — громко сморкался, оправдывая плохое самочувствие бессонно проведённой ночью…

Я заметила в зале известных журналистов: Бовина, Ломакина, Караулова, Сергея Медведева (будущего пресс-секретаря Ельцина), московского корреспондента итальянской газеты «La Stampa» итальянца Джульетто Кьеза, главного редактора «Русского вестника» Алексея Сенина... Представители либерально настроенных масс-медиа чувствовали себя хозяевами положения, они заставляли отвечающих заметно нервничать, приводили в состояние замешательства и растерянности вопросами с подвохом, похохатывали и аплодировали своим же язвительным шуткам.

Члены ГКЧП пропускали удары, их слова были больше похожи на оправдания. Янаев утверждал, что начатый 6 лет назад «достойным всяческого уважения Горбачёвым» курс на демократические преобразования — «Перестройка» — будет продолжен; сам Горбачёв находится на отдыхе и лечении в Крыму, и ему ничего не угрожает, просто он очень устал, и требуется время на поправку его здоровья...

Фото: ТАСС/Александр Чумичев и Валерий Христофоров

В итоге, я ушла с бездарно проведённой пресс-конференции ГКЧП с убеждением, что «выписанным» моими стараниями русским американцам, наконец-то решившимся приехать на Родину и «попавшим, как кур во щи» в ситуацию, когда впервые за последние 7 десятилетий сотряслись основы СССР и произошла попытка государственного переворота, ничто не угрожает. Это на тот момент было для меня самым главным.

Несмотря на господствовавший в центре Москвы хаос, открытие Конгресса состоялось, как и планировалось, вечером 19 августа

Несмотря на объявленное «чрезвычайное положение» и господствовавший в центре Москвы хаос, открытие Конгресса состоялось, как и планировалось, вечером 19 августа в Концертном зале им. П.И. Чайковского на площади Маяковского, перед входом в который раскачивался на тугом канате аэростат-монгольфьер с символикой Конгресса соотечественников. Правда, начало официальной части произошло с некоторой задержкой (вероятно, шли последние согласования в верхах). Тем временем какие-то сомнительные личности пытались прорваться из зала на сцену и превратить торжественное заседание в митинг. Наконец, по поручению Оргкомитета Толстой зачитал приветствие Ельцина к участникам и гостям Конгресса и огласил его указ № 59 относительно ГКЧП. Представители московского правительства и депутатского корпуса в своих речах призывали к восстановлению исторической справедливости в отношении многомиллионной российской эмиграции, к взаимному обогащению культурными и духовными ценностями, к развитию научного и делового сотрудничества. Под занавес был дан концерт ансамбля народного танца под руководством Игоря Моисеева.

В то время как над златоглавой Москвой сгущались тучи: ходили слухи, что в город вот-вот войдёт дивизия имени Дзержинского, верная путчистам, у Белого дома проходили круглосуточные митинги, протестующие перекрывали баррикадами улицы, препятствуя движению транспорта, и пытались с лозунгами «Долой КПСС!» штурмовать на Старой площади Центральный Комитет партии, — весьма незначительная и наименее стойкая часть оказавшихся в эпицентре драматических событий делегатов предпочла не искушать судьбу и поспешила покинуть пределы CCCР.

Мстислав Ростропович во время путча Нервы не выдерживали не только у зарубежных соотечественников. Кинорежиссёр Андрей Михалков-Кончаловский, старший сын автора советского гимна и председателя правления Союза писателей РСФСР, едва заслышав о перевороте, поспешил в аэропорт «Шереметьево» и улетел за кордон. В то же время виолончелист с мировым именем Мстислав Ростропович, получивший от устроителей Конгресса персональное приглашение, поначалу примкнул к критикам, представителям третьей «волны» эмиграции (в их числе был, к примеру, писатель Владимир Войнович, публично отказавшийся ехать на съезд, подозревая в предстоящем мероприятии очередную советскую чиновничью и финансовую аферу). Узнав о событиях, разворачивающихся в Москве, Ростропович неожиданно прилетел на Родину без визы и получил её уже в «Шереметьево», используя как аргумент письмо к нему за подписью устроителей Конгресса соотечественников…

Были среди делегатов и те, кто увидел в смуте и беспорядках признаки надвигающейся гражданской войны и, вспомнив трагический опыт предков, решил держаться от Москвы подальше. В программе запланированных мероприятий значилось посещение Новосибирска. Местный оргкомитет в условиях чрезвычайной ситуации «выбил» самолёт Новосибирского Чкаловского авиазавода, и зарубежные гости группой из 30 человек спецрейсом вылетели в столицу Сибири, в надежде переждать там кризис, связанный со сменой власти в стране. Вот как вспоминал об этом впоследствии уроженец Бостона, знавший о России в основном по книгам и рассказам родителей — Александр Викторович Гансон, представитель младшего поколения эмигрантов первой «волны», правнук одного из крупнейших представителей русского военного Зарубежья — Виктора Ивановича Чекмарёва, камер-пажа Императора Александра III, генерал-лейтенанта Генштаба, коменданта Очаковской и начальника штаба Брест-Литовской крепостей:

«Мы спускались по трапу в состоянии некоторого беспокойства, так как с нами была мама — человек преклонного возраста. Но встретили нас так по-русски радушно, тепло и хлебосольно! В непростое для принимающей стороны время кормили вкуснейшими блюдами сибирской кухни и прочими разносолами, для нас пел замечательный церковный хор, организовывались экскурсии в Художественный и Краеведческий музеи, театр. Мне как инженеру-компьютерщику особенно запомнилась поездка в Академгородок. А ещё — путешествие по Оби на теплоходе в Томск, где нас ждал приём в администрации области и большой обед. Это был настоящий праздник русского единства, с хороводами, исполнением русских народных песен и длившимися далеко за полночь разговорами о судьбе нашей общей Родины. В результате многочисленных встреч, бесед, прослушанных лекций и заседаний за ‟круглым столом” был учрежден ‟Русский Сибирский дом”. Его цель — содействовать общими усилиями духовному, нравственному и экономическому возрождению России путём налаживания культурно-исторических и торгово-экономических, предпринимательских связей…».

Это был настоящий праздник русского единства, с хороводами, исполнением русских народных песен и разговорами о судьбе нашей общей Родины

Тем временем, оставаясь в Москве, я могла наблюдать отношение моих американских знакомых и друзей к происходящему в городе и стране. Время больших потрясений, несомненно, нас сблизило и даже сроднило. Особенно приводило в восторг отважное поведение во время «путча» Олега Михайловича Родзянко. Он в 70-летнем возрасте по-мальчишески бойко взбирался на броню танков, общался с офицерами, находившимися во главе колонн техники, чтобы убедиться, что они не хотят кровопролития, бесстрашно дежурил вместе с москвичами на баррикадах, виделся с защитниками Белого дома, вечером 22 августа оказался на Лубянской площади, став свидетелем демонтажа памятника Дзержинскому, выступал на радио и давал телеинтервью.

Делегаты Первого конгресса соотечественников О.М. Родзянко, Т.А. Лопухина, М.В. Гансон в гостях у Владимира Алексеевича и Розы Лаврентьевны Солоухиных. Фото: Инна Симонова

Время от времени пересекаясь с нами в фойе гостиницы «Россия», в кулуарах залов заседаний, на дискуссионных площадках, в гостях у Владимира Алексеевича и Розы Лаврентьевны Солоухиных, он запальчиво, с юношеской горячностью и энтузиазмом делился впечатлениями:

«То, что Конгресс проходит в такой исторический момент, глубоко символично. Господь Бог промыслительно привёл нас в Россию ‟в её минуты роковые”. Это революция наоборот, от которой бежали наши предки. Я лично ждал этих дней всю свою жизнь! Октябрьский переворот 1917-го года лишил миллионы русских людей Родины, родных очагов и близких. Мой дядя Георгий Михайлович Родзянко, офицер, был расстрелян в 1920-м году в Киеве большевиками. Я верю, что при нас рождается новая, преображённая Россия! Рад видеть свободный порыв свободных людей, исторический национальный трёхцветный флаг над Кремлём!»

Олег Михайлович держался несколько особняком от своего старшего брата, епископа Американской Православной Автокефальной Церкви Василия (Родзянко), между ними чувствовалась некоторая отчуждённость и отстранённость. Дело в том, что Родзянко-младший принадлежал Русской Православной Церкви Заграницей, не имевшей до 2007 года канонического общения с Московской Патриархией, в то время как последняя ещё в 1970-м году предоставила Поместной Православной Церкви в Америке автокефалию, Апостольское преемство и признала частью Матери-Церкви. Благообразный, статный, владыка Василий передвигался в Москве на костылях — за неделю до вылета из Вашингтона он сломал ногу.

Епископ Василий (Родзянко)

«Пусть нога и в гипсе, зато я на Родине!»

«Я не мог пропустить такое важное событие, — говорил он, смущённо улыбаясь, голосом, таким знакомым по его популярным в СССР религиозным программам радиостанций Би-би-си и ‟Голоса Америки”. — Пусть нога и в гипсе, зато я на Родине! Убеждён, что Церковь — хранитель веры, обычаев, языка отцов и дедов — должна стать той связующей силой, которая сможет в конце концов нас объединить. Процесс потери национальной идентичности эмигранта происходит достаточно быстро. В течение короткого времени человек теряет язык, общность с национальной культурой, ощущение себя сыном или дочерью своей Родины. Опыт русской эмиграции показывает, что там, где переселенцы тяготели и группировались вокруг храмов, не забывали о своих корнях, им удавалось, как это ни странно, достаточно скоро встроиться в новую жизнь, ощутить поддержку — нравственную, деловую, практическую — со стороны собратьев-прихожан (помощь в поиске на первых порах жилья, работы, оказание переводческих услуг). Там же, где люди были лишены церковного окормления, какие бы шикарные многотомные библиотеки они с собой ни привозили (я имею в виду третью «волну» эмиграции), какие бы новогодние празднования и маёвки ни проводили, рано или поздно в них происходит выхолащивание русского духа и забвение русской культуры».

Участие в работе Конгресса соотечественников 21-летней студентки Гарвардского университета Ларисы Соколовой имело в том числе и чисто прикладную, научную цель. Она писала дипломную работу по одноактной сатирической кантате Дмитрия Шостаковича «Антиформалистический раёк», которая создавалась автором в течение 20 лет, с 1948 по 1968 год, и впервые была исполнена на сцене в 1989-м году в Вашингтоне. Лариса посещала музыкальные библиотеки и архивы, встречалась с преподавателями Московской консерватории, а также как пианистка дала концерт, играя сложнейшие произведения Александра Скрябина на его мемориальном рояле в музее-квартире композитора.

Её удивляло в Москве всё: газированная вода из автоматов в гранёных стаканах; безымянные продуктовые, промтоварные магазины, универмаги и аптеки, различающиеся только по номерам; отсутствие рекламы на улицах и в метро; веселила фраза: «Дайте ваши координаты», — если понимать буквально, получалось смешно… Но главное — уху русской американки было непривычно и удивительно: все вокруг говорят по-русски!..

Настал день, когда Лариса и её отец, представитель второй «волны» эмиграции, сопровождавший её в поездке в Россию, пожалели, что не отправились на железнодорожном спецсоставе вместе с делегатами Конгресса в Ленинград (хотя голосование по переименованию северной столицы в Петербург к этому времени уже состоялось, изначальное название городу официально будет возвращено лишь в сентябре 1991 года). Вдвоём ехать они не решались (ситуация в стране продолжала оставаться напряжённой), и уговорили меня отпроситься у руководства издательства и пуститься в путь вместе с ними.

Мы предварительно условились ни с кем в дороге не делиться информацией, что говорящие на почти безупречном русском языке — американцы. Но подсевший к нам в купе в Бологом парень почти сразу «вычислил» шифрующихся отца и дочь: они то и дело приправляли свою речь непременным ОК’еем, что во времена едва начавшейся глобализации резало слух советскому человеку.

Несмотря на то, что ленинградская программа, рассчитанная на неполную неделю, уже стартовала, и состоялось торжественное открытие форума в Таврическом дворце, нас поселили, как и остальных членов делегации, в гостинице «Прибалтийская» на Васильевском острове у Финского залива.

Барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн Приём оказывался поистине «царский»: повсюду колонну наших «икарусов» сопровождали машины ГАИ с мигалками (кстати, все мероприятия, связанные с Конгрессом соотечественников в Ленинграде, проходили под патронажем Владимира Владимировича Путина, в то время заместителя мэра Собчака, председателя Комитета по внешним связям мэрии города). В числе гостей был меценат из Лихтенштейна — барон Эдуард Александрович фон Фальц-Фейн. Он привёз с собой в Россию для участия в Конгрессе соотечественников 30-летнего князя Георгия Юрьевского, бизнесмена, живущего в Швейцарии. Барон представлял правнука Императора Александра II и его морганатической супруги, княжны Екатерины Михайловны Долгоруковой, как самого подходящего кандидата на трон будущей монархической России, и уверял, что пока не говорящий по-русски католик Ханс-Георг, удивительно похожий одновременно на своего августейшего прадеда и прабабку, уже изучает православную духовную литературу и обещает в будущем перейти в Православие.

— Вчера в церкви Его Высочество впервые осенил себя православным крестным знамением! — радостно за завтраком делился новостью барон. — Эти дни — величайшее событие в его жизни. У него впервые появилась возможность лично увидеть и узнать родной ему по крови народ. Я верю, он вернётся в Швейцарию другим, готовым послужить России.

Мы побывали во многих загородных дворцах, где нас встречали одетые в платья времён Петра I и Екатерины II артисты. Военно-духовые и камерные оркестры исполняли аутентичные эпохам музыкальные произведения. В залах делегатов ждали накрытые столы с угощениями и памятные сувениры. Мы слушали оперу в театре Юсуповского дворца, смотрели модернистское поэтическое представление в знаменитом литературно-артистическом кабаре Серебряного века «Бродячая собака». Побывали в гостях у Галины Дмитриевны Шостакович, пригласившей нас на свою дачу в Комарово. Лариса взяла у неё интервью об отце, впоследствии включённое в её гарвардскую дипломную работу…

28 августа возвратившиеся из Петербурга и Новосибирска участники Конгресса вместе с «москвичами» вновь собрались в Успенском соборе Кремля, на этот раз — на праздник Успения Божией Матери.

Пропасть, разделявшая нас, упразднилась, средостений больше нет; Гражданская война закончилась

«Я обращаю своё слово, — начал свою проповедь Патриарх Алексий II, — к нашим дорогим соотечественникам, которые в последнюю неделю, тяжёлую для всего нашего народа, были с нами, разделяли тревоги и объединяли ко Господу свои молитвы. 74 года назад земля наша обагрилась кровью, началась междоусобная война и великое разделение. Сотни тысяч россиян оставили отечество, вкусив на чужбине горький хлеб изгнания; миллионы остались, переживая неслыханные беды и скорби; ‟между теми и другими пропасть великая утвердися” (Лк.16,26)… Ныне свидетельствую перед Богом и перед вами, перед всем народом нашим: пропасть, разделявшая нас, упразднилась, средостений больше нет; Гражданская война, начавшаяся в грохоте орудий и продолжавшаяся долгие десятилетия в греховном противостоянии единокровных братьев и сестёр, закончилась. Открывается новая историческая страница нашего бытия, и Церковь призывает всех к национальному примирению и единству».

1-й Конгресс соотечественников, 1991 г. Кадр из д/ф В тот же день вечером в Белом доме, в зале заседаний Верховного Совета, делегаты слушали выступление Бориса Ельцина — с опозданием на 9 дней. После нескольких приветственных фраз он высказал пожелание увидеть зарубежных соотечественников среди будущих созидателей Отечества; важнейшая цель Конгресса, по его словам, состояла в том, чтобы начать постоянный диалог с русским Зарубежьем во имя преодоления глубокой внутренней разобщённости народа. При этом он заверил, что единое государство будет сохранено:

«Идёт обвал партийно-государственных структур, в том числе таких зловещих, как КГБ… однако развал центра — это не развал страны… Начался переходный период: его суть в декоммунизации всех сфер жизни нашего общества… позиция России однозначна. Мы за новый Союз».

Ельцин не спешил уходить со сцены. Он ответил на несколько вопросов делегатов от микрофона, установленного в зале, затем его окружили плотным кольцом, с ним фотографировались, брали автографы на память, дарили привезённые с собой книги, высказывали политические суждения об обстановке в стране и путях выхода из кризиса. Ельцин казался иностранным гостям образцом национального демократического лидера новой формации. Его ставка на популизм в то время была весьма востребована…

Первый Конгресс соотечественников ознаменовал примирение метрополии с антибольшевистской эмиграцией и стал первым шагом по собиранию «Русского мира».

Официально масштабное мероприятие завершилось 31 августа 1991 года. В начале сентября его участники разъехались по домам.

Через 4 месяца русаку Ельцину, украинцу Кравчуку и белорусу Шушкевичу предстояло доломать то, что ещё было целым, разрезать, как пирог, огромную страну. В Беловежской Пуще ими будут подписаны «соглашения» о развале СССР. Тем самым вместо декларированного собирания народа ещё 20 миллионов человек, не будучи эмигрантами, в мгновение ока пополнят и без того многочисленные ряды зарубежных соотечественников…