«Мама навсегда»

28 ноября отмечается День мамы.

Как-то, беседуя с архимандритом Иовом (Гумеровым) в Сретенском монастыре, я высказала свое тайное желание взять ребенка из детдома. Полагаю, в этом нет ничего особенного, подобные мысли приходят многим, если не всем. Рассуждения мои просты и практичны: у меня есть свое жилье, стабильный заработок, сын вырос и живет отдельно, а мне всего (или уже) сорок. В общем, возраст, опыт – за. Умудренный жизнью монах, в прошлом воспитавший троих детей, немного помолчав, сказал: «Хорошую вам мысль, Ольга, Господь на сердце положил. Давайте об этом помолимся. Но не так, как я хочу, Господи, а да будет воля Твоя, и… знаете, такого ребенка, который нужен именно вам». Я хорошо запомнила этот разговор. Стоял июль, и у меня телефон постоянно тренькал, поздравляли то ли с Петровым днем (а я Петровна), то ли с именинами, которые приходятся на 24 число. Неловко немножко было. Я постоянно жалела, надо было аппарат выключить…

Вечером просматриваю информацию в соцсетях – и вижу фото чудесного пухляша, от которого в третий раз отказываются по причине неизлечимости и сопутствующих признаков. Пишу авторам сообщения, те отвечают неохотно, знаем, мол, таких: набегут, наобещают золотые горы, а ребенок потом страдает. Осторожно интересуюсь диагнозом – не говорят, вернее, отвечают по-деловому: вот вам координаты опеки, приходите с готовым заключением о возможности принятия ребенка в семью, там на все вопросы и ответят. Обязаны. Звоню в опеку. Те отправляют к региональному оператору, в каждой области такой есть. Звоню оператору, а там: без заключения не имеем права ничего говорить.

– Как так? – беспокоюсь я. – Пока я буду бумажки собирать, бегать по инстанциям, вдруг ребенка заберут.

– А как зовут ребенка?

Называю, что знаю: возраст, имя…

Оператор посмотрел базы данных и «обнадежил»: его не заберут.

«Подводные камни» вылезали на каждом шагу, опека посмотрела квартиру и потребовала ремонт

А дальше мне предстоял пройти круг, который многих останавливает, да и меня, наверное, притормозил бы, если бы никто не молился. «Подводные камни» вылезали на каждом шагу, опека посмотрела квартиру и потребовала ремонт. Далее: в медицинскую справку, как известно, надо вписать электрокардиограмму, а сердце постоянно подводило. Женский врач решила «вразумить»: дескать, своих детей родить можете. ЖЭУ, от которого требовалась характеристика, тоже, воспользовавшись ситуацией, решило меня проучить: да, знаем, вы регулярно оплачиваете коммунальные услуги, но напишите, пожалуйста, бумагу, что машину не будете возле дома парковать…

Я вспомнила стихи Ломоносова:

Открылась бездна, звезд полна…
Звездам числа нет.
Бездне дна.

Помчалась я снова в Сретенский монастырь, батюшки там не было, и я ему оставила записку с просьбой. А сама думаю – раз такие проблемы, стало быть, нет на то воли Божьей. Решила успокоиться. Тем более как раз мастера доделывали ремонт, и надо было заняться хозяйством, подобрать обои, линолеум, плинтуса, плитку. Машину отвела в ремонт, заменила масло, фильтры, дворники. Кипучая энергия требовала выхода. Я позвонила в общественную организацию, специализирующуюся на помощи детдомовцам, там попросили минимум документов, но электрокардиограмма была в их числе, я приуныла и решила им рассказать как есть, мне отвечают: «А вы попробуйте её ещё раз пройти. Сегодня один результат, а завтра другой. Сердце – оно ведь непредсказуемое»…

Я снова записалась на ЭКГ, и точно, результат как у космонавта. Беру направление и еду знакомиться с тем, от кого отказались родители. Дают мне фотографию. Стараюсь не смотреть, какая разница. Но взгляд цепляется за знакомые черты. Пухляш!

…Наша встреча была похожа на встречу самых близких и самых дорогих людей. Когда я пришла к нему, увешанная, как Дед Мороз, подарками, пухляш залез в сумку и сказал: «Забирай меня отсюда, пока никто не видит!» Мы говорили, пели, целовались, обнимались, кормили друг друга из ложки, пока нянечка не сказала: «Вам пора». Ребенок вцепился в меня и не хотел отпускать. На следующий день, а то было воскресенье, я после службы принесла ребенку просфоры, и, малыш, видя их первый раз, понюхал и произнес: «Пахнут весной…когда солнце теплое и цветы новые появляются». Врач отвела меня в сторонку и сказала примерно так: «Обычно я отговариваю брать инвалидов, вы ведь даже не понимаете, какой это тяжелый и ответственный груз, но в вашем случае я так поступить не могу. Вот вам медкарта. Забирайте ребенка».

А дальше – я не могу правильного определения подобрать до сих пор. Многие близкие люди, из тех, с которыми знакомы давно, меня не поняли и отдалились. В то же время в числе близких появились те, на кого я в принципе бы и не подумала. С некоторым недоверием к моему выбору отнеслись и родственники. Ну, наверное, так бывает…

У меня же напрочь пропало свободное время. Вадима нужно было лечить, учить, адаптировать к жизни. Никогда не забуду его первый снег: он танцевал в такт кружившимся снежинкам и спрашивал, откуда они знают музыку, опускаясь в определенном ритме. Нырял в ванной, восторженно смотрел на костер. Собирал в лесу грибы. С воодушевлением ел ягоды с куста… всё это было первый раз в 6 лет. Каждый день, каждый час нес новые открытия. А вскоре я заметила такую привычку: Вадим просыпался рано и подолгу смотрел на меня. Я как-то спросила, почему, на что он вполне серьезно заметил: «Ты ведь не уйдешь от меня, да? Ты – мама навсегда». Конечно, пухляш. Навсегда.

Каждый день, каждый час нес новые открытия

Мы вместе приняли решение о Крещении, предварительно помолившись Иоанну Предтече. Решение созрело в душе, и только после этого ребенок успокоился, но не сразу. Он после таинства останавливал прохожих на улице и говорил: «У меня есть теперь мама навсегда!» – он так говорил в детской поликлинике и в больнице, где мы с ним лежали, правда, там его не поняли: что такое «мама навсегда»? Это и так понятно, у всех есть мама, и она навсегда…

Большую помощь мы получили по молитвам к Серафиму Саровскому. Каждый раз после паломнических поездок у Вадима начинали появляться новые силы, чувствительность в ранее немых конечностях. До полного выздоровления далеко. Врачи говорят просто: «Никогда». Но, как мы знаем, что невозможно человеку, возможно Богу (ср. Мф. 19, 26). На него наша надежда.