В свое время западное общество пережило шок при открытии в 2006-м году т.н. Евангелия от Иуды – коптской рукописи конца III – начала IV века, которую исследователи отождествили с одноименным Евангелием, упоминаемым святителем Иринеем Лионским. Напомним, что о фактической стороне и говорить нечего: стиль памятника и мышление его создателей не имеют ничего общего с новозаветными текстами, с их ясностью.
Вот что в нем говорится:
«Как только он сказал, увидел я, как он был схвачен ими. И сказал я: ‟Что я вижу, Господи. Ты ли это, которого они хватают, когда ты держишься за меня? Или кто этот тот, который стоит у креста, радостный и улыбающийся? Это кто-то другой, а не тот, чьи ноги и руки они приколачивают гвоздями?” Сказал мне Спаситель. Тот, которого ты видишь у креста, радостного и улыбающегося, есть живой Иисус. А тот, в чьи руки и ноги они вбивают гвозди, это его плотская оболочка, которая всего лишь отражение. Они предают позору то, что является его подобием…. Ибо тебе даны тайны познать через откровение, что тот, кого они распяли, является первородным, домом бесов (в оригинале греческое слово демон) и сосудом, в котором они обитают и который принадлежит Элохиму и кресту (ставрос), находящемуся под законом (номос)».
Добавить к этому нечего, разве лишь то, что в Коране Иисус также ускользает от распятия, а вместо него распинают призрак, кроме того, существуют варианты, по которым вместо Иисуса был распят Симон Киринеянин.
Гностики ненавидят плоть, ненавидят все тварное. Отсюда проистекает страшная ненависть гностиков к Церкви и ее таинствам
Итак, гностики ненавидят плоть, ненавидят все тварное, все, связанное с ветхозаветным законом и законом вообще. Тайна креста для них неприемлема в принципе, поскольку в ней страдает, прославляется и искупается плоть человеческая.
Отсюда проистекает страшная ненависть гностиков к Церкви и ее таинствам. Вспомним, что в Евангелии от Иуды Иисус смеется над… Евхаристией, обличает двенадцать апостолов, не признавая их Бога Своим, и поносит церковное священство, говоря следующее:
«…[одни] приносят в жертву своих детей, другие – своих жен, в хвале [и] покорности друг другу; некоторые спят с мужчинами; иные заняты [убийством]; некоторые совершают множество грехов и беззаконий».
Такие же мотивы присутствуют и в «Откровении Петра»:
«Они прославляют людей, которые распространяют ложь, они будут привержены имени мертвеца, думая, что очистятся. И осквернятся еще больше».
Теперь хочется спросить тех современных людей, которые, поверхностно ознакомившись с Евангелием от Иуды, соглашаются с его истинностью и первичностью, а также выражают симпатию к его учению: готовы ли они принимать в качестве жизненного руководства следующие правила его автора:
- Весь окружающий мир и сама плотская оболочка человека есть мерзость и дом бесов.
- Злом является также государство и Церковь, как построенные на законном и, следовательно, демоническом начале, связанным со злым богом Ветхого Завета
- Все люди принципиально не равны по природе, разделяясь от рождения на качественно отличные друг от друга роды – психиков (душевных) и пневматиков (духовных), при этом Небесного Царства могут достичь лишь пневматики, а на земле они имеют полное право господствовать над психиками.
- Вся деятельность людей и самый их нравственный выбор определяется звездами, изменить свое предназначение человек не в силах.
- Нравственность принципиально бескоординатна. То, что может быть злом в одном случае, является добром в другом.
- Уходить от страданий не только позволительно, но и похвально, при этом желательно кого-нибудь подставить вместо себя.
- Похвально также и предавать, ибо именно через предательство можно войти в высокие духовные сферы и посвятиться в некие таинства.
Не думаю, что у кого-нибудь хватило бы духа разделить все «принципы» Евангелия от Иуды или признать его истинность. С точки зрения нравственности это означает стать сатанистом и расистом, а если говорить о достоверности Евангелия от Иуды, оно столь же истинно, как если бы через 150 лет после кончины, скажем Федора Михайловича Достоевского появился бы некто, выдающий себя за его прижизненного биографа, с претензией на полноту тайного знания о душе великого писателя и к тому же создающий «альтернативную биографию», по которой Федор Михайлович был на самом деле буддистом, увлекался астрологией, являлся тайным агентом полиции, предавал своих друзей в ее руки, посылая их на каторгу, и тем свершал великое таинство, чрез которое соединилось земное и небесное.
Теперь возникает вопрос, а как сформировалось подобное учение, почему оно оказалось причастным христианству, и какова мера его влияния в истории? Адепты его назывались «гностики», или «знающие», от слова «гносис» – знание. Само по себе понятие «гносис» является нейтральным, но в конкретной историко-культурной ситуации I–II в. оно относится к тем, кто стремился к тайному знанию. Эта тяга особенна характерна для язычества, входившего в полосу упадка. Люди теряли веру в старых богов и напряженно искали им замену. Одним из выходов казалось обретение тайных знаний в магии, астрологии, мистериях и создание концепции, которая могла бы преодолеть тесные (как казалось ) рамки традиционного общества, встать над его религией и моралью, а по сути дела – «по ту сторону добра и зла». Античная цивилизация тоже прошла через свой «постмодерн», и таковым и явился гностицизм.
Античная цивилизация тоже прошла через свой «постмодерн», и таковым и явился гностицизм
Языческим ответвлением гностицизма явился герметизм, или вера в Гермеса Трижды Величайшего. Однако гностицизм проник и в иудаизм: некоторые «передовые» раввины, не удовлетворяясь сухостью талмудического иудаизма и в то же время из-за гордыни не имея ни сил, ни желания хранить подлинно библейскую веру, стремились к тайному знанию. Их замысел состоял в том, чтобы познать Бога так, как Он Сам Себя знает, проникнуть в тайны мироздания и человеческой души, а для этого – воспользоваться вавилонской астрологией и магией. Согласно иудейскому гностицизму, Бог не является Творцом в собственном смысле слова, а скорее – транслятором: от него происходит сияющая Шахина, или Скиния, а от нее – сефирот, соответствующие светилам и греческим эонам. Возможно, именно иудейских гностиков обличает архидиакон Стефан, приводя пророчество Исаии:
«Вы приняли скинию Молоха и звезду бога вашего Ремфана, изображения, которые вы сделали, чтобы поклоняться им: и Я переселю вас далее Вавилона» (Деян. 7, 43).
Как только явилась Церковь, и апостолы вышли на проповедь, гностики обратили на христианство самое пристальное внимание. Их привлекало в христианстве учение о Христе как Посреднике между Богом и людьми, проповедь свободы, а также любви. Однако довольно быстро учение о свободе для гностиков стало поводом к пропаганде среди христиан анархизма, участия в языческих обрядах и жертвоприношениях, а также половой распущенности. Обличения ранних гностиков часто встречаются в посланиях апостола Павла: он бичует их «надутое знание» (1 Кор.8, 2) разоблачает их софизмы типа следующего: «Об идоложертвенных (яствах) мы знаем, ибо идол в мире ничто, и едим мы – не едим, для Бога ничего не приобретаем» (1 Кор. 8, 1, 4, 8). В противовес им апостол Павел утверждает единство человека, как духовно-телесного существа, единство и определенность веры и морали, единственность духовно-нравственного выбора: «Не можете пить Чашу Господню и чашу бесовскую» (1 Кор. 10, 20). И он показывает подлинный смысл христианской свободы:
«К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти, но любовью служите друг другу» (Гал. 5, 13).
Из Апокалипсиса мы знаем, что в Малоазийских Церквях активно действовали гностики-николаиты, в том числе и женщины-«пророчицы», проповедовавшие о неких глубинах, называемых св. евангелистом Иоанном сатанинскими, учившие приносить жертвы и прелюбодействовать. Действительно, с гностической точки зрения, какая разница, если это и так грешное по природе тело еще чем-то осквернится, оно и так обречено на погибель, главное – бессмертный дух, который не могут осквернить никакие грехи. Какая разница, в чем поклянется и от чего отречется этот бренный язык, если он не имеет к духу никакого отношения. Именно поэтому гностики участвовали в языческих жертвоприношениях, за отказ от которых тысячи христиан расстались с жизнью на аренах цирков. Но для христиан, веривших, что ради них воплотился и пострадал Сын Божий, чтобы освятить всего человека – и тело, и душу, призыв «Господа Бога святите в телах ваших» обладал силой внутреннего императива. И настоящие христиане со всей ответственностью относились к словам Христа: «Кто от меня отречется, от того отрекусь и Я пред Отцом Моим Небесным» (Мф. 10, 32–33). Зачастую сама жизнь показывала ранним христианам, где находится Истина и какое возмездие получают те, кто цинично попирают ее:
«Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заблуждение рабов Моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, Я повергаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не покаются в делах своих. И детей ее поражу смертью, и уразумеют все церкви, что Я есмь испытующий сердца и внутренности; и воздам каждому из вас по делам вашим» (Откр. 2, 20–23).
Страшно даже подумать, во что превратился бы мир, если бы в противоборстве церковных христиан и гностиков победили бы последние
Страшно даже подумать, во что превратился бы мир, если бы в противоборстве церковных христиан и гностиков победили бы последние. У нас не было бы ни красоты мученического подвига, ни нравственной чистоты воздержания, ни искренней и нелицемерной веры, ни чести, ни правдивости. Средиземноморский мир стал бы нравственной помойкой. Чтоб не быть голословными, приведем лишь один фрагмент из святителя Иринея Лионского (1 книга, 31 глава):
«Я также собрал их сочинения, в которых они внушают разрушить дела Истеры. Истерою же называют Творца неба и земли; и так же, как Карпократ, говорят, что люди не могут спастись, если не пройдут чрез все роды дел. И при всяком грехе и постыдном поступке присутствует ангел, и действующий осмеливается приписывать свою дерзость и нечистоту ангелу, и каково бы ни было действие, совершать во имя ангела и так говорить: ‟О ангел! я злоупотребляю твое дело; о сила! я совершаю твое действие”. И совершенное знание, по их словам, состоит в том, чтобы предаваться безбоязненно таким делам, которые непозволительно и называть».
Современный пошленький лозунг «Надо все попробовать» выглядит детским лепетом по сравнению с учением Карпократа, ибо оно опирается на известную идейную и религиозную основу.
Современный пошленький лозунг «Надо все попробовать» выглядит детским лепетом по сравнению с учением Карпократа
Благодаря победе церковного христианства гностицизм отошел в тень, но не исчез.
Вследствие его ядовитой прививки в III в. возникает манихейство с его ненавистью к материальному миру, Церкви и государству, впоследствии появляются ответвления в виде павликианства (VII в.), богомильства (IX в.), альбигойцев, катаров, вальденсов. Для характеристики мировоззрения манихеев и павликиан достаточно сказать, что они ритуально проклинали тех, кто подносил им хлеб для пищи, вместо того чтобы благословлять. Манихеи и богомилы являлись серьезной деструктивной силой в обществе, первые активно участвовали в восстаниях в Византийской империи, в частности – в бунте Ника (532 г.), когда сгорела половина Константинополя и погибло около 50000 человек, а вторые немало способствовали падению Первого Болгарского Царства. Альбигойцы, катары и вальденсы явились столь серьезной опасностью для средневекового общества, что против них пришлось устраивать настоящие крестовые походы – посреди христианской Европы!
Однако гностицизм жил не только в радикальных сектах. Он проникал в клир, в среду ученых, в духовно-рыцарские ордена. Средневековое увлечение астрологией и алхимией было бы немыслимо без влияния гностицизма, веру во влияние звезд на судьбу человека и гностических концепций мира. Гибель Ордена Тамплиеров, при всей неясности процесса над ними, также могла быть связана с проникновением гностических взглядов в его среду.
Секта каинитов оказала гораздо большее влияние на европейское сознание и ход истории, чем принято думать. Начиная с первой четверти XIX в. архетипы Люцифера-Сатаны и братоубийцы Каина для революционной европейской мысли становятся определяющими, и неслучайно. Действительно, Люцифер был недоволен вторым местом в Божественном мире и взыскал первого. Каин взбунтовался против того, что считал вопиющей несправедливостью: Бог предпочел ему его брата – и, таким образом, явился первым борцом за равенство (правда, без братства и со свободой только для себя). И целый ряд европейских писателей и поэтов подхватывает эту тему. Это и Байрон с его поэмой «Каин», в которой Люцифер наставляет Каина на бунт, и стихотворение Бодлера «Каин и Авель» в его «Цветах зла», где Каин предстаёт трудягой-пролетарием, а Авель – благополучным буржуа, достойным лишь того, чтоб быть зарезанным.
Позднее Каинов след проявится в «Интернационале»: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов» – о чем это, как не о Каиновой печати?
Принятие подобных архетипов оказалось возможным благодаря новой религии человекобожества, в которой человек является мерой всех вещей и владыкой над вселенной, человек, стоящий «по ту сторону добра и зла», высшей ценностью которого является его интеллект, а целью жизни – удовлетворение всяческих телесных и интеллектуальных потребностей, прежде всего – жажды знания, или гнозиса. Как позднее напишет Куприн: «Слава единственному богу на земле – Человеку. Воздадим хвалу всем радостям его тела и воздадим торжественное, великое поклонение его бессмертному уму». Естественно, подобная религия явилась результатом апостасии, вначале равнодушия, а затем и ожесточенной вражды к христианству и Церкви, хотя временами она и паразитировала на христианских ценностях и пользовалась христианской риторикой.
Первоначально в царской России подобное сознание прививалось туго и с трудом: народ недаром называл убийц и негодяев каинами, а предателей – иудами. Однако в сознании т.н. русского образованного слоя во время т.н. Великих Реформ произошел сдвиг, о котором замечательно написал Ф.М.Достоевский в «Преступлении и наказании»:
«Когда помутилось сердце человеческое, когда цитируются фразы, что кровь освежает, когда вся жизнь проповедуется в комфорте».
Позднее этот сдвиг зафиксируется в русской литературе рубежа веков, в частности, в романе Леонида Андреева «Иуда Искариотский». Иуда изображался предателем, совершившим предательство из любви к Учителю, более того, революционером.
Иуда изображался предателем, совершившим предательство из любви к Учителю, более того, революционером
Подобный образ логически проистекал из установки «по ту сторону добра и зла», и архетип Иуды типологически связан с Каином и каинической традицией.
В рамках этого нового для России явления можно рассматривать целый ряд революционеров, в том числе и печально знаменитого о. Георгия Гапона. Известный провокатор и двойной агент Азеф доносил о деятельности Гапона в эмиграции следующее:
«Посылаю вам выработанную декларацию состоявшейся конференции, созванной Гапоном… Все уверены, что весною подымется крестьянство, и везде занимаются закупкой оружия. В России начинает выходить крестьянская газета ‟Земля и воля” – при участии Каина…».
Каин – это партийная кличка революционера, борца за освобождение народа. Другой эпизод, на сей раз связанный с архетипом Иуды. Всем известен знаменитый Иудин поцелуй. Террорист Савинков в своих воспоминаниях передает разговор с Гапоном, состоявшийся в Женеве после убийства в Москве Великого князя Сергия:
«Очевидно, Гапон знал уже о моем участии в московском деле. Поздоровавшись со мною, он взял меня под руку и отвел в другую комнату. Там он неожиданно поцеловал меня.
– Поздравляю.
Я удивился:
– С чем?
– С Великим князем Сергеем.
Один только Гапон счел нужным ‟поздравить” меня с ‟Великим князем”».
Вдумаемся, почему находка Евангелия от Иуды вызвала такой резонанс? Чем горит сердце современного человека, почему оно глухо к находке папирусов, свидетельствующих о древности канонических Евангелий и Нового Завета, но легковерно-отзывчиво на мутный и лживый апокриф? Не потому ли, что современный человек столь любит Иудин грех?
Болезненный интерес к Евангелию от Иуды во многом объясняется агрессией идеологий постмодернизма и глобализма
Нынешний болезненный интерес к Евангелию от Иуды во многом объясняется агрессией идеологий постмодернизма и глобализма. Постмодернизм, как и гностицизм, не в силах производить собственных ценностей, он способен извращать лишь существующие, например, изображать Белоснежку уродиной, а людоеда Гренделя – страдающим, ранимым героем. Принципиальное убеждение носителей постмодерна – не иметь убеждений. Поэтому Евангелие от Иуды для идеологов постмодерна – просто находка, это древняя оправдательная грамота для его желания бескоординатности и аморальности, жажды бытия «по ту сторону добра и зла». Но надо вспомнить, где кончил жизнь глашатай этого лозунга Ницше – в сумасшедшем доме. Что касается глобалистического общества, то для него не нужны традиционные архетипы воина, крестьянина, священника, поскольку они основаны на традиции, внутренних координатах мужества, чести, достоинства и святости, то есть духовной независимости. Вместо них предлагается образ номада, то есть кочевника, не связанного ни с какой традицией, ни с какими духовными координатами. А из номада следует сделать слугу, шпиона и доносчика. Толкиновский образ мирового Ока, следящего за всем, и фантазии Оруэлла о насквозь прозрачном и просвечиваемым обществе в наши дни становятся ужасающей реальностью, и не только потому, что современный человек в мегаполисе значительную часть своего времени проводит под бдительным взором телекамер, а американская система Эшелон перехватывает большую часть телефонных переговоров в США и Западной Европе. Западное общество (и не только, к сожалению, оно) готово к системе абсолютного контроля, когда каждый первый дает полную информацию на каждого второго и наоборот. При этом доносительство и предательство не является чем-то вынужденным и зазорным, а напротив – добровольным и достойным делом, гражданской доблестью. Поэтому в западном обществе Евангелие от Иуды вызвало культурный шок – насколько это все созвучно чаяниям западного человека.
Увы, к сожалению, многие забывают, чем закончилась многохлопотливая коммерческая деятельность Иуды – лютыми муками совести и петлей.