Симеон Великий и Болгарская Церковь в его царствование

Предлагаем вниманию читателей портала очередную главу из книги протоиерея Владислава Цыпина «История Европы: дохристианской и христианской».

Симеон I Великий. Художник: Димитр Гюдженов

Предыдущие фрагменты:

• Обращение святого Бориса и крещение болгар
• Гонения на христиан в Болгарии до крещения равноапостольного Бориса
• Патриарх Константинопольский Михаил Керуларий и отпадение Рима от Вселенского Православия
• Константинопольская Церковь при Патриархе Алексии Студите
• Константинопольский Патриархат на рубеже X и XI столетий

После кончины святого князя Бориса на престол в новой столице Болгарского государства Преславе вступил Симеон, ранее, как и его отец, давший монашеские обеты, которые он вынужден был по воле отца сложить с себя. Он родился в 864-м или в 865-м г. и был крещен в младенчестве. Его родовое протоболгарское имя, если оно ему было дано, и его крестильное имя неизвестны. Симеоном он наречен был в монастыре, при постриге. Отец считал своим наследником старшего сына Владимира, а в нем, третьем сыне, видел будущего Предстоятеля Болгарской Церкви – ради такой перспективы Борис отправил его в Константинополь, там ему предоставлены были покои в императорском дворце, и он посещал занятия в лучшей в Империи Магнаврской школе, получив, помимо блестящего образования, свободное знание греческого языка, так что, когда он вернулся на родину около 888 г., его прозвали «Полугреком». По словам Лиутпранда Кремонского, он усвоил

«…в детстве в Византии риторику Демосфена и силлогизмы Аристотеля. Затем... оставив изучение наук, он принял святое одеяние монаха»^[1] в Преславском мнастыре.

Но Лиутпранд неправ, утверждая, что Симеон

«сменил тишину и покой монастыря на светские бури, предпочитая следовать скорее примеру отступника Юлиана, нежели блаженнейшего Петра»^[2].

В монастырь он поступил по настоянию отца. Но отпадение его старшего брата в язычество и устранение его от престола побудили Бориса извлечь Симеона из обители и поставить его правителем Болгарии.

Отпадение его старшего брата в язычество побудило Бориса извлечь Симеона из обители и поставить его правителем Болгарии

Новая столица Болгарии Преслав в правление Симеона стала центром Болгарской архиепископии, кафедра которой была устроена в Золотой церкви этого города, освященной в честь Иоанна Предтечи, и одним из очагов христианского просвещения балканских славян. Второй центр просвещения сложился в македонском Охриде.

Знаток и почитатель византийской культуры, Симеон вынужден был, однако, в самом начале правления вступить в вооруженный конфликт с Империей ромеев. По лапидарной и односторонней характеристике Лиутпранда, Симеон был «храбрым воином, христианином, но злейшим врагом своих соседей – греков»^[3].

Изначально он был их искренним другом, но вынужден был стать из-за просчетов имперской власти их крайне опасным врагом. Война, оказавшаяся затяжной, чреватой обильным кровопролитием и иными бедствиями для обеих сторон, началась из-за торгового конфликта. Сообщение о нем помещено в «Хронографии» Продолжателя Феофана:

«Был у василеопатора Зауцы слуга – евнух... Он подружился с купцами из Эллады, людьми жадными и корыстолюбивыми... Желая извлечь выгоду... они перенесли свои дела с болгарами в город Фессалонику и стали брать с болгар огромные подати. Болгары известили об этом Симеона, а тот дал знать Царю Льву. Лев же счел все пустяками, ибо чрезвычайно любил Зауцу. И вот Симеон в гневе обнажил меч против ромеев»^[4].

Армия Симеона побеждает византийцев, во главе с Кринитом

Иными словами, не ради доходов Империи, а ради частного интереса друзей царского фаворита с болгарских торговцев стали взимать в Фессалонике непомерные пошлины. Отказ Льва Мудрого возвратиться к прежним условиям торговли побудил Симеона осенью 894 г. ввести свои войска в имперскую Фракию. Армия ромеев под командованием стратига Кринита, направленная навстречу противнику, в сражении под Адрианополем потерпела катастрофу:

«убиты были и сам Кринит, и армянин Куртикий, и многие прочие. Симеон захватил хазар из дружины Царя Льва, пообрезал им носы и отправил на позор ромеям в город»^[5] (Константинополь).

Потерпев поражение, ромеи прибегли к испытанной столетиями дипломатической стратегии – натравить на противника его соседей. На этот раз ими оказались задержавшиеся в своем долгом пути из Приуралья на запад в степях Бессарабии мадьяры, которых по недоразумению ромеи неизменно называли турками. Подкупом их вождя – возможно, это был Арпад, который в конце концов привел свой народ в Среднее Подунавье – ромейские дипломаты подтолкнули венгров к вторжению в болгарские владения с севера: Лев Мудрый

«послал Никиту Склира с дромоном на реку Данувий принести дары туркам, чтобы воевали они Симеона. Тот явился к ним, убедил обнажить мечи на Симеона, взял заложников и вернулся к Царю»^[6].

Нападение венгров на Болгарию

Тогда же из Италии был отозван в тот момент лучший из ромейских полководцев – доместик схол Никифор Фока Старший, внук которого впоследствии стал Императором. Лев поставил его командующим армией, предназначенной для войны с болгарами. А чтобы усыпить бдительность Симеона, к нему послан был квестор Константин, начавший переговоры о заключении мира. Догадываясь о коварных планах противника, Симеон приказал заключить посланника в тюрьму, и, направив большую часть войска на границу, сам с малочисленным отрядом двинулся на север отражать нападение венгров. Переправившись через Дунай, венгры разбили болгар наголову, и Симеону с остатками войска пришлось бежать с поля боя и запереться в крепости Дристры.

У ромейских дипломатов он позаимствовал эффективный прием – искать союзников, натравливая их на своих врагов

Начались новые переговоры с ромеями. Велись они трудно. Но Симеона недаром называли «Полугреком» – в Новом Риме он многому научился. У ромейских дипломатов он позаимствовал эффективный прием – искать союзников, натравливая их на своих врагов. Такими его союзниками стали тюркоязычные печенеги, чьи кочевья простирались в степях между Днепром и Днестром. Ударив с двух сторон на венгров, болгары и печенеги нанесли им страшное поражение в битве на берегу Южного Буга. Весной 896 г., по лаконичному сообщению Продолжателя Феофана, князь Симеон, «пойдя на турок, всех порубил»^[7]. Участвовавшие в истреблении венгров печенеги захватили множество пленников. С поля битвы уцелевшие венгры, преследуемые печенегами, бежали далеко на запад, оставив свои жилища с женами, стариками и детьми, захваченными кочевниками. После столь удачной победы, надолго устранившей венгерскую угрозу и разбившую надежду ромеев на поражение болгар, Симеон

«сообщил Льву: ‟Пока не получу весь болгарский полон – не заключу мира”.

Царь согласился отдать полон, и вот явился... болгарин Феодор, приближенный Симеона, и взял пленных»^[8],

которых ромеи собирались продать в рабство венграм. После этого ромеи попытались взять реванш, но летом 896 г. потерпели катастрофическое поражение в битве при Булгарофигоне, после чего столица Империи была подвергнута осаде, побудившей Льва Мудрого к переговорам о заключении мира – уже не ради выигрыша времени и передышки. Согласно подписанному мирному договору, Империя уступила Болгарии территорию между Черным морем и современной Странджей, обязалась возобновить выплату старинной дани болгарам; купцам из Болгарии, как и ранее, позволено было возобновить торговлю в столице Империи.

Болгары разбивают византийцев при Булгарофигоне

В последующие годы, не разрывая мирного договора с Империей, Симеон не раз вторгался в ее пределы, захватывая при этом новые территории во Фракии и Македонии, подвигая границу между государствами в сторону Константинополя и Фессалоники. В 904-м г. мирный договор между ромеями и болгарами был подвергнут ревизии. Ромеи вынуждены были уступить Болгарии часть Фракии, так что новая граница приблизилась к предместьям столицы. Кроме того, на западе Балкан под власть Симеона перешла большая часть современной Албании, расположенной к северу от Эпира, так что владения Болгарии достигли Адриатического побережья. Болгария стала одним из самых могущественных государств Европы.

В 913-м г. Император Александр, не задумываясь о соотношении сил между своим государством и Болгарией,

«предпринял единственный заслуживающий упоминания демарш: оскорбил послов, прибывших от Симеона с целью продлить мирный договор... и отказался платить установленную дань»^[9].

В ответ на брошенный вызов Симеон начал готовить свои войска к походу на Константинополь. Тем временем, пока велись приготовления к войне, умер виновник конфликта Император Александр. Регентский совет во главе с Патриархом Николаем Мистиком, правивший ввиду малолетства Императора Константина, пытался предотвратить нападение болгар – Патриарх Николай вступил в переписку с Симеоном. В письме князю болгар, отправленном в начале июля 913 г., он

«умоляет его отказаться от ‟тиранического” нападения на младенца-Императора и угрожает отлучением от Церкви... Из слов Николая, – пишет Д. Оболенский, – совершенно ясно, что Симеон стремился добиться византийского престола: ‟И ты не боишься Божьего суда?.. Не боишься лелеять замыслы овладения этой имперской властью, которую Христос вознес над землей?”

В своем письме Николай не раз клеймит притязания Симеона как ‟тиранию” (тираннис), что в средневековом греческом означало беззаконный мятеж подданного против суверенного Императора»^[10].

Симеон и в самом деле стремился, как это видно из дальнейшего хода событий, стать Императором ромеев. Не он – первый из этнических инородцев по отношению к ромеям, пытавшийся овладеть престолом Нового Рима, и многим это удавалось: едва ли не чаще природных греков на престоле восседали выходцы из армян, не во всех случаях подвергшиеся языковой и культурной ассимиляции, но в прошлом не было случаев, чтобы Императором стал правитель иностранного государства, каковым был Симеон, иными словами, чтобы столица Империи была завоевана противником, как это произошло позже, в ходе IV крестового похода. Подобная перспектива представлялась Патриарху кощунственной и непереносимой.

Ввиду неуступчивости ромеев, войско болгар вошло в пределы Империи и без промедления, благодаря близости границы к Константинополю, окружило столицу, взяв ее в осаду, которая, однако, как это известно было из многих прошлых примеров, не бывала полной без того, чтобы вражеский флот не блокировал выход из Константинополя в Босфор и Мраморное море, а Симеон не обладал военно-морским флотом, и потому сознавал ограниченность своих ресурсов, используя осаду как средство давления на противника. Переговоры в эпистолярной форме продолжились. И наконец Симеону дано было Патриархом, возглавлявшим регентский совет, обещание, которое его удовлетворило, и он снял осаду. А заключалось оно в предполагаемом в свое время браке Императора Константина Порфирогенета с одной из дочерей правителя болгар, что открывало для него перспективу приобрести титул василепатора (Царского отца, то есть тестя) и пролагало путь к соимператорству, а в случае ранней смерти будущего зятя, болезненного мальчика, и к единоличному правлению в государстве ромеев. А предварительно, в сентябре 913 г., во Влахернском дворце святой Патриарх Николай Мистик совершил коронацию Симеона как Императора, или, что то же, Царя болгар (василевс Вулгариас). Столетием ранее, в 812-м г., ромеи признали, или, как это им виделось, даровали титул василевса, Царя, королю франков Карлу Великому, воздержавшись при этом от признания за ним титула Римского Императора, который пожаловал ему епископ Рима Лев.

Национальными амбициями ромеев, задетыми коронацией правителя варварской страны в императорском дворце Нового Рима, была порождена нелепая легенда, что, мол, в действительности Патриарх возложил на его голову не царский венец, или корону, но

«свой эпирриптарий (кусок черной материи, покрывающий его монашеский головной убор), а поскольку Симеон склонил перед Патриархом голову, то не заметил хитрой подмены и по своей варварской тупости поверил объяснению Николая, будто его короновали на самом деле»^[11]

– сказка, замечательно характеризующая ментальность ромеев, радикально отличающуюся от умозрения и этики как восточных, так и западных варваров, каковыми считались у греков франки.

Возобновление выплаты дани болгарам было предусмотрено новым договором.

Но мир на болгаро-ромейской границе продержался недолго. В результате своего рода мини-переворота святой Патриарх Николай был отстранен не только от руководства, но и от участия в регентском совете, который возглавила мать Императора Константина Зоя Карбонапсина, объявившая о разрыве брачного сговора ее сына с одной из дочерей Симеона, о непризнании царского титула «архонта болгар» и о прекращении выплаты дани. Единственно возможной реакцией Царя Симеона на этот вызывающий демарш, не сообразный с реальным соотношением сил, было возобновление подготовки к походу на Константинополь и его осаде. Но прежде чем начать военные действия, болгарский Царь потребовал признать его правителем ромеев, на что не могли пойти и самые уступчивые сторонники компромисса в Константинополе.

Праздник Симеона в Константинополе и болгарское нападения на ромеи

Война возобновилась. 20 августа 917 г. на берегу речки Ахелой, близ города Анхиала, две враждебных армии сошлись в битве, которая завершилась разгромом ромеев. И, как со скорбью сообщает о катастрофе Продолжатель Феофана,

«по неисповедимому и непостижимому суду Божию, дрогнули ромеи всем войском, и начались бегство всеобщее и крик ужасающий; одних давили свои, других убивали враги, и случилось такое кровопролитие, какого не бывало от века. Лев же спасся бегством в Месемврию»^[12], другие военачальники погибли в этой битве.

Число погибших в битве при Анхиале надолго поразило впечатлительных ромеев, так что три четверти века спустя Лев Диакон, посетив поле битвы при Анхиале, писал в своей «Истории»:

«И теперь еще видны кучи костей у Анхиала, где было тогда бесславно перерезано бегущее войско ромеев»^[13].

Победителями снова вышли болгары под командованием своего великого полководца Симеона

Одержав триумфальную победу, Царь Симеон повел войско на Константинополь. Правительство ромеев в спешном порядке набрало новую и многочисленную, хотя и плохо обученную в спешке армию, которой командовал сумевший оправдаться за позорное поражение Лев Фока. На подступах к столице Империи, при Катсиртах, в самом конце 917 или уже в начале 918 г. состоялось еще одно, на этот раз ночное сражение, и победителями из него снова вышли болгары под командованием своего великого полководца Симеона. Стремившийся к реваншу Лев Фока снова бежал с поля боя. И все же, зная о неприступности городских стен имперской столицы, Симеон не отдал приказа ни брать их приступом, ни взять город в осаду, потому что из-за отсутствия у болгар военно-морского флота кольцо осады не могло замкнуться и отрезать город от путей снабжения его продовольствием. Вместо этого Симеон вначале отвел свое войско на родину в Болгарию, чтобы затем, после отдыха и пополнения, двинуть его в Элладу.

Сражение и победа царя Симеона у Анхиало (Ахелоя) в 917 году

Патриарх Николай Мистик, вступив в переписку с Симеоном, пытался его урезонить и усовестить, отвадить его от мысли о захвате Нового Рима.

«Письма, отправленные Симеону Патриархом Николаем с 919 по 924 г... показывают, что правительство Романа готово было идти на множество уступок... Николай просил Симеона о встрече, умолял прекратить кровопролитие между двумя христианскими народами; вновь и вновь осуждал агрессивную политику отстраненного уже правительства Зои... рисовал угрожающие перспективы широкой антиболгарской коалиции северных народов: мадьяр, печенегов, русских и алан, которую якобы сколачивала имперская дипломатия; выдвигал проект брачного союза... между семьями Романа и Симеона; наконец, предлагал деньги, шелковые одежды и византийские территории – все в обмен на мир. И лишь по одному пункту... Патриарх по-прежнему оставался тверд как скала: сама мысль о том, что болгарский монарх может сесть на императорский престол, была недопустима»^[14].

Благодаря дипломатическому искусству Николая Мистика удалось устроить встречу между Романом и Симеоном на специально для этой цели устроенной дамбе в Золотом Роге, вблизи Влахернского дворца. В четверг 9 ноября 924 г., в 4 часа дня, на ней встретились два василевса. И, как пишет Продолжатель Феофана,

«явился Симеон, ведя с собой множество разделенных на отряды воинов, золотощитных и золотокопейных, среброщитных и среброкопейных, всякого цвета оружием украшенных, всех железом оснащенных. Окружив Симеона, они славили его на ромейском языке, как Царя. Весь синклит, стоя на стенах, наблюдал за происходящим... Царь первым явился к упомянутой пристани и остановился в ожидании Симеона. Стороны обменялись заложниками, и болгары тщательно обыскали пристань: нет ли там какой хитрости и засады, и лишь после этого спрыгнул Симеон с коня и вошел к Царю»^[15]

– со времени правления Зои ромеи перестали усваивать правителю болгар царский титул, который ранее был ими признан. Для них он снова был лишь одним из иностранных архонтов.

Симеон I Великий, царь Болгарии. Фото: ru.wikipedia.org Продолжатель Феофана приводит речь, произнесенную Императором Романом после взаимного приветствия монархов, которую, можно с большой вероятностью предполагать, сочинил для него Патриарх Николай:

«‟Слышал я, что ты человек благочестивый и истинный христианин, однако, как вижу, слова с делами не сходятся. Ведь благочестивый человек и христианин радуется миру и любви (если Бог и есть любовь), а нечестивец и неверный – наслаждается убийствами и неправедно пролитой кровью. Если же ты (а я в этом уверен) – истинный христианин, останови неправедные убийства и нечестивые кровопролития и, сам христианин сутью и именем, заключи мир с нами, христианами, и не пожелай замарать рук христиан кровью христиан-единоверцев. Ты и сам человек, и тебя ждет и смерть, и воскресенье, и суд, и воздаяние, сегодня ты существуешь, а завтра обратишься в прах. Одна болезнь уймет всю спесь. Какой ответ дашь Богу, отойдя в иной мир, за неправедные свои убийства? С каким лицом будешь взирать на грозного и справедливого Судию? Если говоришь такое из любви к богатству, я накормлю тебя им досыта, только попридержи свою десницу. Возрадуйся миру, возлюби согласие, дабы и сам зажил жизнью мирной, бескровной и спокойной, и христиане избавятся от несчастий и прекратят убивать христиан, ибо негоже им поднимать меч на единоверцев”. Молвил Царь такое и замолчал. Устыдился Симеон и смирения, и речей его, и согласился заключить мир. Поприветствовав друг друга, они разошлись, и Царь ублажил Симеона роскошными дарами»^[16].

Правители ромеев и болгар договорились о перемирии, но вопрос о титуле Симеона оставался камнем преткновения во взаимоотношениях двух держав. Из послания Императора Романа Симеону, которое было отправлено в 925-м г., можно заключить, что он готов был признать царский титул адресата, о чем договорились еще в регентство Патриарха Николая Мистика, но категорически не соглашался с включением в титул ромейского – римского имени.

После победы в битве при Катсиртах Симеон предпринял дело исключительной важности. На Поместном Соборе Болгарской Церкви, состоявшемся в столичном Преславе, была провозглашена ее автокефалия, заодно с патриаршим титулом ее Предстоятеля Леонтия, ранее возглавлявшего ее в сане архиепископа. В свою очередь Леонтий благословил Царю Симеону носить титул «самодержца всех болгар и ромеев». В Константинополе ни автокефалии, ни патриаршего сана главы Болгарской Церкви, ни тем более титул «самодержца ромеев» признать не захотели. Поэтому в официальные списки Предстоятелей Болгарской Церкви Леонтия обыкновенно включают с титулом архиепископа. Первосвятительское служение Леонтия после усвоения ему патриаршего сана по воле Царя Симеона продолжалось до 927 г., когда уже после кончины Симеона, при святом Царе Петре, Константинопольский синод эндимуса признал Болгарский Патриархат во главе с Григорием.

В правление Симеона Великого в Болгарии велось интенсивное храмостроительство, начатое еще при его отце, святом Борисе

В правление Симеона Великого в Болгарии велось интенсивное храмостроительство, начатое еще при его отце, святом Борисе. Некоторые церкви, разрушенные или заброшенные и в конец обветшавшие в эпоху переселения в христианские земли Мизии, Северной Фракии и Северной Македонии язычников-славян, а затем протоболгар, были восстановлены из руин либо заново воздвигнуты на древних фундаментах не только христианских церквей, но и разрушенных языческих храмов – античных и протоболгарских. Как пример церкви, построенной до заселения страны язычниками, можно привести сохранившуюся в наше время в руинированном состоянии базилику, построенную еще в VI столетии в Месемврии и служившую кафедральным храмом митрополии, отчего она так и называется «Старой митрополией». Одним из замечательных творений византийского зодчества служит собор Святой Софии в столице современной Болгарии, переименованной из Сердики, или Средеца, в честь этого храма. В архитектурном отношении он представляет сочетание элементов сводчатой и купольной базилики.

Самими болгарами, когда они стали христианами, первые церкви построены были при святом Борисе, в 865-м г. Если верить лжепапе Анастасию Библиотекарю, храмостроительство

«приобрело значительный размах в период пребывания в стране римского духовенства (866–870), освятившего ‟множество церквей и алтарей”»^[17].

Об этом свидетельствует латинская надпись, обнаруженная в Преславе.

Из храмов, созданных в эпоху Первого Болгарского царства – с конца IX столетия до начала XI века, – до нас дошло в разной степени сохранности более 120 церквей. Преобладают среди них базиликальные храмы, в то время как в Империи ромеев в этот период строились по преимуществу церкви крестово-купольного типа. Руины самых ранних храмов, воздвигнутых после Крещения болгар, сосредоточены на северо-востоке страны – в Плиске и Преславе. В 865-м г. князь Борис основал в своей столице Плиске монастырь, в котором построена была «Большая базилика», от которой до наших дней дошли лишь фрагменты основания. Всего в Плиске

«было построено 8 трехнефных базилик, совершенно одинаковых по размерам, плану, формам и кладке... Их нефы были отделены один от другого парой столбов»^[18].

В правление Симеона Великого в новой столице Преславе была воздвигнута уникальная в болгарской храмовой архитектуре центрическая в плане «Круглая церковь», состоявшая из трех частей: собственно храма, притвора и атриума. Внутренний диаметр храма составлял 10 с половиной метров.

К «круглому подкупольному пространству примыкало 12 полукруглых экседр... Три западных экседры были открытыми и образовывали три входа в храм. Несмотря на эти три входа и алтарное помещение, единство центрального круглого пространства не нарушалось... Его подчеркивал и усиливал венец из 12 мраморных колонн... С наружной стороны каждой колонне соответствовала пилястра. В середине в качестве центра всей композиции находился высокий мраморный амвон, над которым возвышался полусферический купол»^[19].