Константинопольский Патриархат на рубеже X и XI столетий

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Антоний III     

Предыдущие фрагменты:

• Византийское монашество в X веке
• Константинопольский Патриархат в эпоху святителей Игнатия и Фотия
• Из истории Римской кафедры и папского государства первой половины IX века
• Римская курия во второй половине IX века
• Константинопольский Патриархат в середине X века

Патриархи Константинопольские   

В конце правления Императора Иоанна Цимисхия, в 974-м г., на Константинопольский патриарший престол был поставлен Антоний, прозванный Студитом по монастырю, в котором он принял постриг в ранней юности. В далеком 916-м г. он был избран игуменом этого монастыря, а много лет спустя стал патриаршим синкеллом. Антоний III, по словам Льва Диакона,

«вел апостольский образ жизни. Он не носил ничего, кроме того, что нужно для покрытия тела, хотя вельможи и сами государи щедро награждали его за присущую ему добродетель… Все, что он получал сообразно своему сану… он раздавал бедным, подражая в милосердии Богу, а божественной и мирской ученостью будучи богат более других. В глубокой старости лицо и осанка его сияли чудодейственной прелестью. Всякий изнеженный и исполненный суетной гордыни человек, придя к нему, сразу же убеждался в том, что жизнь – тень и сон, и удалялся укрепившимся в благоразумной умеренности, а всякий, кто влачил жизнь, полную непоправимых бедствий, от которых не чаял избавиться, учился у него не унывать в скорбях и прибегать к Тому, Кто может уберечь от бед, и искать там спасения. Таким, если говорить о главном, был по образу жизни и речам Антоний, муж божественный и ангелоподобный»^[1].

В начале правления Василия Болгаробойцы, когда вспыхнул мятеж Варды Склира, Патриарх Антоний направил к нему своего синкелла митрополита Никомидийского Стефана для переговоров, вероятно, не по указанию Императора. Примирение не состоялось, – Патриарх был обвинен в сочувствии мятежному полководцу и вынужден был в 979-м г. отречься от престола, возвратившись в Студийский монастырь, где некогда принял постриг. Для братии обители он написал слово под названием «Поощрение к Исповеди», в котором призывал монахов к частому откровению помыслов и к братолюбию. Ему, вероятно, принадлежат гимнографические творения, надписанные именем Антония Студита. Патриарх Константинопольский Антоний III преставился в 983-м г., пребывая на покое в столице.

В период первосвятительского служения Николая Хрисоверга состоялось Крещение Руси

Николай Хрисоверг, патриарх Константинопольский     

После его отречения 12 февраля 979 г. Патриархом поставлен был Николай Хрисоверг, прозвище которого в переводе на русский язык значит «золотой прут». Из его жития известно, что в бытность его митрополитом Адрианопольским он принял предсмертную Исповедь отравленного Императора Иоанна Цимисхия. В период первосвятительского служения Николая Хрисоверга состоялось Крещение Руси. В 988-м г. он возглавил епископскую хиротонию Михаила, направленного Митрополитом на Русь вместе с миссионерами в священном сане, которым предстояло приобщить к христианской вере и крестить русских людей. В 991-м г. Патриарх Николай совершил богослужение в Софийском храме столицы в присутствии Императора Василия и послов, присланных из Киева. В том же году, узнав о том, что князь Владимир направил в Рим своего посланника с вероятной целью просить о присылке на Русь миссионеров, Патриарх Николай предостерегал его и Митрополита Киевского Михаила в послании, известном из русских источников и, видимо, в русской редакции, не вполне совпадающим с текстом утраченного оригинала, о заблуждениях, которые усвоены Римской церковью:

«Вера римская не добра, понеже они зло исповедают о Духе Святом, якобы от Отца и Сына происходит, разделяя Святую Троицу; субботу постят, хлеб пресный, а не кислый освящают; Папу без греха быть верят, что Христос, апостоли и святии отцы не учинили, и невозможно Папу и никого безгрешных поставлять и имяновать, зане многие Папы были ариане, несториане и другие еретики, за что Соборами прокляты; жена же Анна была Папою, идучи со кресты в Крещение, родила на улице и умерла; для того они праздник Богоявления и крестное хождение отставили, назвав день той Трёх королей. Сего ради не приобсчайтеся зловерию и учению их, а взирая на их весьма коварные льсчения и обманы, весьма и от переписки с ними уклониться должно»^[2].

Еще одним его деянием стало рукоположение во пресвитера великого подвижника – преподобного Симеона Нового Богослова, в ту пору насельника монастыря Святого Маманта. В патриаршество святого Николая Хрисоверга на Афоне совершилось чудесное явление Архангела Гавриила, научившего монахов Святой Горы славить Богородицу молитвой «Достойно есть», текст которой был обретен начертанным на черепице. Святитель Николай Хрисоверг преставился 12 октября, или, по другим сведениям, 16 декабря 991 г. и был посмертно канонизован.    

После его кончины около 5 лет из-за всецелой погруженности Императора Василия II в войну с болгарами патриарший престол оставался вдовствующим, пока на него не был поставлен 12 апреля 996 г., в праздник Воскресения Христова, Сисинний II. Патриарх Сисинний имел исключительно обширные познания в церковных и светских науках, задолго до патриаршества ему была присвоена степень магистра медицины. Он известен и как церковный писатель – ему принадлежат агиографические труды: «Похвала в честь мучеников Кирика и Иулитты» и «Слово о чудесах святого Михаила в Хонех». В короткий срок своего патриаршества Сисинний написал канонические трактаты по теме заключения и расторжения брака. 21 февраля 997 г. он издал томос, который существенно реформировал брачное право: этим томосом запрещались браки между родственниками в пятой и шестой степени – до тех пор, в строгом соответствии с 54-м каноном Трулльского Собора, не допускалось заключение браков между кровными родственниками и свойственниками лишь до 4-й степени включительно, например, между двоюродными братьями и сестрами. Эта мера Первоиерарха вызвала возражения со стороны некоторых епископов, клириков и светских лиц, но Патриарх Сисинний настоял на своем видении проблемы, на том, что браки между троюродными братьями и сестрами (6-я степень кровного родства) должны считаться кровосмесительными и потому не допускаться. При Патриархе Сисиннии окончательно прекратились споры, вызванные 4-м браком Императора Льва Мудрого, отголоски которого не смолкали в течение многих десятилетий после издания Томоса единения в 920-м г. В своем окружном послании он критиковал латинян за их вероучительные и обрядовые погрешности. Патриарх Сисинний II отошел ко Господу 24 августа 998 г.

Его преемником стал Патриарх Сергий II, по прозвищу Студит. Начало его первосвятительского служения в источниках датируется по-разному: 998-м, 999-м и 1001-м годом. Как и его предшественник, он возведен был на патриарший престол в пожилом возрасте, но занимал его не 2 года, как тот, а два десятилетия. Сергий был родственником Патриарха Фотия, вероятно, его внучатым племянником, и получил блестящее образование. До избрания Патриархом он был настоятелем монастыря Святого Мануила. Поэтому в некоторых источниках он именуется Мануилитом.

Патриарх Сергий II, по прозвищу Студит     

Сергий II обладал сильным характером и недюжинным мужеством. Он не побоялся выступить с критикой налоговой политики Императора Василия Болгаробойцы, проявив при этом солидарность с недовольной ею знатью. Предметом критики стало введение так называемого аллиленгия, обязывавшего крупных земельных собственников платить подати за выморочные и заброшенные участки земли, расположенные по соседству с их владениями. Император не внял критике со стороны Патриарха, но и не стал принимать мер против него.          

Употребление Сергием в официальных актах титула Вселенского Патриарха вызвало нападки на него со стороны Папы Сергия IV. Папа, согласно некоторым источникам, относящимся, правда, к XII столетию, направил соименному ему Патриарху послание, в котором потребовал принять латинское учение об исхождении Cвятого Духа от Сына (пресловутое filioque). Патриарх Сергий не только отверг это домогательство, но и, если верить относительно поздним источникам, повелел вычеркнуть имя Папы из диптиха. Если разрыв канонического общения между Римом и Новым Римом тогда действительно имел место, то продолжался он, вероятно, недолго, и едва ли пережил обоих Сергиев – понтификат Папы с этим именем продолжался с 1009 по 1012 г. В 1018-м г., после завоевания Болгарии и реинтеграции ее в состав Империи, была упразднена ее церковная автокефалия, и вместо Болгарского Патриархата образована Охридская архиепископия в юрисдикции Константинопольской Патриархии. Сергий II скончался в феврале 1019 г. в глубокой старости. Неким пятном на его памяти может служить настороженное отношение к образу подвижничества и мистическому учению преподобного Симеона Нового Богослова, а также к его почитанию.

12 апреля 1019 г. на Константинопольский престол возведен был Евстафий, к тому времени уже вступивший в преклонный возраст, при том, что точная дата его рождения, как, впрочем, и его предшественника, неизвестна. До патриаршества он занимал должность протопресвитера церкви Большого императорского дворца. Из-за глубокой старости он с трудом выдерживал длительные службы в Софийском храме. Патриарх Евстафий ввел практику закрывать алтарь завесой во время богослужения, включая совершение литургии. Ради нормализации взаимоотношений между Церквями Рима и Константинополя в 1024-м г. он по указанию Императора Василия направил к Папе посланников, которые должны были настоять на признании за Предстоятелем Константинопольской Церкви титула Вселенского Патриарха. Папа Иоанн XIX готов был пойти навстречу этому пожеланию, тем более что посланцы из Константинополя прибыли в Рим не с пустыми руками, но с богатыми дарами. Но, судя по содержанию письма аббата монастыря Святого Бенедикта в Дижоне, адресованного Папе Иоанну, известие о его готовности уступить настояниям гостей из Империи ромеев вызвало недовольство у клириков Запада, и Папа отказал посланцам Евстафия в их ходатайстве. Патриарх Евстафий преставился в декабре 1025 г., за несколько дней до кончины Императора Василия Болгаробойцы.

Преподобный Симеон Новый Богослов

На время правления Императора Василия II приходится подвижническое житие и преставление ко Господу одного из самых великих святых рубежа тысячелетий – преподобного Симеона Нового Богослова, прозвище которого обозначает его место в лике отцов Церкви – вслед за Григорием Богословом.

Преподобный Симеон Новый Богослов     

Преподобный Симеон родился в 949-м г. в Пафлагонии, в селе Галати, в семье местных динатов. Крестили его, вероятно, с именем Георгий. Когда мальчику исполнилось 11 лет, отец привез его в столицу, где его брат исполнял придворную службу, для обучения, с надеждой на то, что со временем тот поможет племяннику сделать карьеру. Но, получив среднее образование, юноша не захотел ни продолжать обучение в высшей школе, ни поступать на службу, и, располагая отцовскими средствами, вел, что называется, рассеянную жизнь. Впоследствии он вспоминал о своей юности:

«Некий молодой человек, именем Георгий, около двадцатилетнего возраста, жил в наши времена в Константинополе, красивый видом и имевший что-то показное в своем облике, манерах и походке, так что даже некоторые имели о нем из-за этого дурные мнения»^[3].

Но Господь удержал своего избранника от конечного падения в бездну совершенного забвения о Нем, за что он впоследствии благодарил Создателя в одном из своих гимнов:

«Когда я, неблагодарный и презритель, как лошадь, сорвавшаяся с привязи, поверг себя в пропасть, убежав от Твоей власти, Ты не оставил меня лежать… но… послал за мною и вывел меня оттуда»^[4].

Возненавидев прежний образ жизни, юноша захотел познакомиться со святым человеком, который бы взял его под свое духовное руководство.

«Но когда я слышал всех, единодушно, без исключения, говоривших мне, что такого святого не существует в настоящее время на земле, то от этого я впадал в еще большую печаль… Я никогда, однако, этому не верил… И говорил: Господь мой, помилуй! Неужто диавол стал настолько сильнее Владыки Бога, что всех привлек к себе и сделал всех своими сторонниками, так что никто не остался на стороне Бога?»^[5]

Он встретил духоносного подвижника в Студийском монастыре – это был старец Симеон, прозванный Благоговейным

Скепсис окружающих относительно присутствия святых в современном им мире
не удержал его от поиска духовного наставника, и Господь увенчал эти его поиски успехом. Он встретил духоносного подвижника в Студийском монастыре – это был старец Симеон, прозванный Благоговейным. Оставаясь в миру, преподобный Симеон Новый Богослов посещал старца и стремился следовать его поучениям, прислушиваясь к голосу своей совести, подолгу предаваясь молитве в дневное и ночное время. И, как пишет его биограф,

«во время одного из этих ночных молений преподобный Симеон имел первое мистическое видение света, затопившего его, наполнившего радостью, он перестал ощущать и себя, и все окружающее»^[6].

Но порыв молитвенного воодушевления скоро иссяк, и в его жизни наступила полоса, о которой он вспоминал впоследствии с сердечным сокрушением:

«Я вновь бросил себя, несчастный, в ров и глубокую тину постыдных мыслей и действий. И, сошедши туда, я впал во власть тех, кто скрывался во тьме, так что не только я сам себя, но и весь мир, сошедшийся воедино, не смог бы вывести меня оттуда и избавить из их рук»^[7].

По замечанию архиепископа Василия (Кривошеина), «эти покаянные признания не должны быть понимаемы буквально: несмотря на все расслабление, испытанное им, преподобный Симеон сумел сохранить свое целомудрие»^[8].

Сам Симеон писал о своем тогдашнем состоянии:

«Я любил все другие житейские (вещи), которые приятны для зрения и услаждают гортань, и украшают тело… Но нечистые действия и бесстыдные желания, Ты стер их из сердца моего, о Боже мой, и соделал к ним ненависть в моей душе, если даже произволением моим я был расположен к ним, и сотворил, чтобы я скорее имел бездеятельное желание и действия без желания, величайшее чудо во всяком случае»^[9].

В 27 лет преподобный Симеон сделал решительный шаг, поступив послушником в Студийский монастырь, где подвизался его духовный отец Симеон Благоговейный. За дарованную ему способность освободиться от уз, привязывавших его к жизни в миру, полной искушений, он благодарил Бога:

«От отца и братьев, сродников и друзей, от земли рождения, из моего отцовского дома, как из темного Египта, как из глубин ада… Ты отделил меня, Благостный, и, приняв меня, повел меня, держа Твоею страшною рукой, к тому, которого Ты благоволил сделать на земле моим отцом, и бросил к его ногам и объятиям. И он привел меня к Твоему Отцу, о мой Христос, и к Тебе через Духа, о Троица, Боже мой, плачущего, как блудный сын, и припадающего, о Слове»^[10].

В монастыре,

«в отличие от легкости первых шагов в духовной жизни, быстро приведших молодого Симеона к первому видению Божественного света, он был вынужден… с терпением проходить длинный, трудный и болезненный путь духовного исцеления… Ценою больших аскетических усилий было дано ему увидеть луч Божественного света, но более тускло, чем в первый раз… Очень важно отметить настойчивость, с которой преподобный Симеон не перестает подчеркивать, что, несмотря на его многочисленные мистические озарения, он еще не познал Бога и не понимал ясно и сознательно, Кто был являвшийся ему. И поэтому, несмотря на все свои видения, он был глубоко неудовлетворен… Для него не видение света само по себе, как бы важно оно ни было, образует центральный момент и вершину мистической жизни, но личная встреча со Христом, являющимся во свете, и общение с Ним»[11].

Искушения, правда, иного свойства, чем в миру, подстерегали его и в обители, братии которой казалась подозрительной безграничная преданность послушника своему духовному отцу. Игумен после нескольких строгих бесед с необычным послушником потребовал от него перейти под духовное руководство другого старца, на что Симеон ответил отказом, за что был удален из Студийского монастыря, и поступил в столичный монастырь Святого Маманта, продолжая и после этого оставаться под старческим руководством преподобного Симеона Благоговейного. В новом монастыре он вскоре принял постриг, был рукоположен в иеромонаха и около 980 г. избран братией обители своим игуменом. После избрания он произнес слово, которое вошло в собрание его творений с названием «О любви»:

«Братья и отцы, – сказал он, – …немалая и необычная скорбь владеет мною, что я, смиренный, будучи предпочтен перед другими водить вас, честнейших, которых я скорее должен был сам иметь вождями, как самый последний и по времени (жизни в обители), и по возрасту, не обладаю словом, опирающимся на дело и свидетельствуемым жизнью, дабы утешать вас и напоминать вам о законах и воле Божией… Но я прошу и умоляю всех вас, братья мои, смотреть не на рассеянную мою жизнь, но на заповеди Господни и на учения наших святых отцов»^[12].

Затем он заговорил на главную тему своей проповеди, и закончил ее призывом:

«Постараемся итак, дорогие мои во Христе братья, служить Богу, как всеми добродетелями, так и взаимной любовью, служить и мне, которого вы избрали иметь образцом духовного отца, хотя мне и очень недостает этого достоинства. Дабы радовался бы Бог вашему согласию и совершенству, радовался бы и я, смиренный, видя всегда все увеличивающимся преуспевание вашей жизни по Боге»[13].

Монастырь Святого Маманта в ту пору пребывал в упадке. Число братии было незначительным, а монастырские строения пришли в руинированное состояние. Новому молодому игумену пришлось приняться за восстановление развалин. Но самым важным делом преподобный Симеон считал возрождение аскетического подвижничества в управляемой им обители, духовная жизнь в которой ко времени его избрания игуменом оставалась в небрежении. Он, по словам его биографа, «ищет сотрудничества братии в общем деле духовного восстановления. И не перестает побуждать монахов положить начало новой жизни. Одновременно, однако, он подбодряет их тем, что постоянно говорит, как Бог нас любит и как быстро Он нам отвечает, если только мы искренно Его ищем». По словам архиепископа Василия (Кривошеина),

В своем учении преподобный Симеон проповедовал возможность мистического единения с Богом в настоящей жизни

«в своем учении преподобный Симеон всегда проповедовал возможность мистического единения с Богом в настоящей жизни. Путь, который вел к этому единению, был, конечно, согласно с преподобным Симеоном, исполнение заповедей Христовых, тесный и трудный крестный путь, аскетические подвиги вообще. В этом отношении преподобный Симеон не отличается от древних аскетических писателей. Как и они, он делает ударение на необходимости суровой работы и борьбы прежде получения духовных дарований. Для него, однако, видение Бога не являлось своего рода наградой, даруемой нам за наши добрые дела после смерти, но чем-то, начинающимся уже здесь»^[14].

В этой мистической идее, что видение Бога доступно искренне ищущему богообщения уже в земной жизни, до переселения в жизнь вечную, своеобразие учения Нового Богослова.

В скором времени о новом игумене древней обители узнали жители столицы, и одни почитали его за богоугодное подвижничество, за духовную мудрость, а другие укоряли за, как им представлялось, своеволие и гордыню, обвиняли его в прелести. Но недовольные игуменом обретались не только на стороне, а и в самом монастыре Святого Маманта.

«Лет через 15 после вступления преподобного Симеона в должность игумна… часть монахов, приблизительно 30 братьев, взбунтовались против него и насильственно прервали его, когда он, по обыкновению, проповедовал в церкви во время утрени…
Большинство монахов не приняло участия в бунте. Как бы то ни было, бунтовщики не посмели тронуть преподобного Симеона, но после многого шума и крика выбежали ‟стремглав” из церкви, выломали запертые ворота монастыря и устремились через весь город в Патриархию, куда и представили свои жалобы против игумена и просили о вмешательстве Патриарха Сисинния»^[15].

Патриарх, разобравшись в содержании обвинений, выдвинутых против игумена, нашел их неосновательными и повелел изгнать возмутителей спокойствия из монастыря, но, по просьбе преподобного Симеона, отменил это свое решение.

Однако сторону взбунтовавшихся монахов принял патриарший синкелл в епископском сане Стефан, в прошлом митрополит Никомидийский. Повод для обвинения игумена он нашел в том, что тот с большой торжественностью праздновал память своего духовного отца Симеона Благоговейного, скончавшегося незадолго до этого, в 986-м или 987-м г. и Церковью официально еще не прославленного. В этой связи биограф преподобного Симеона Нового Богослова замечает:

«Это обстоятельство не было столь необычным, как может показаться нам, так как официальная канонизация святых была еще мало известна, во всяком случае необязательна в ту эпоху. Признание святости было обыкновенно простым следствием существующего народного почитания»^[16].

Патриарх Сергий решил разобраться в этом деле, и, выслушав объяснения обвиняемого игумена, и главное, разузнав от него о святой жизни Симеона Благоговейного, он, как пишет агиограф преподобного Симеона Никита Стифат,

«с большими похвалами отпустил (преподобного Симеона), побудив его напоминать ему во время празднования памяти (его) отца, так чтобы и он мог бы предоставить восковые свечи и благоухания (μύρα) и тем выразить свое почитание святого»^[17].

Но со стороны синкелла Стефана не прекратились интриги против игумена обители Святого Маманта, заодно с попытками очернения памяти преподобного Симеона Благоговейного. Синкеллу удалось привлечь на свою сторону несколько епископов, входивших в состав столичного синода эндимуса и дворцовых сановников. Празднование памяти преподобного Симеона Благоговейного он считал неуместным – не только потому, что находил в этом проявление самоуправства, но и ввиду того, что, по его характеристике, Симеон Благоговейный был грешником, носившим личину святости. Патриарх Сергий II, стремясь погасить конфликт, повелел игумену Святого Маманта впредь совершать память Симеона Благоговейного не иначе как в узком кругу монастырской братии. Но Симеон Новый Богослов отказался выполнить это требование, считая, что такое умаление почитания святого наставника равносильно отречению от него.

О дальнейшем ходе событий Никита Стифат писал:

«Целых 6 лет (синкелл) таскал праведника по судам… и так как он восставил против праведника почти всех архиереев и самого, что не должно было бы быть, Патриарха сделал его врагом, а были также и из монастыря (αυλής) Симеона дьяволы, болевшие против учителя неистовством Иуды; осмелевшие поддержкою самого Патриарха и синкелла, они крадут в одну из ночей икону святого отца его Симеона… и приносят ее в патриархию… Синкелл, смутив Патриарха клеветами против этих святых, убеждает его, чего не должно было бы быть, послать уничтожить (καθελεΐν) все святые иконы этого великого отца, где только они были изображены... Тотчас же посылаются люди, дерзнувшие на это ужасное дело …и топором уничтожают убийственною рукою иконы преподобного отца… А другие иконы, покрыв сверху сажей и известью, скрывают из вида, в то время как видевшие это монахи и миряне… рыдали о совершаемом христианами посреди церкви верных»^[18].

Суть разногласий, которые лежали в основании его спора с синкеллом Стефаном и его единомышленниками сам преподобный Симеон представил в следующем виде: Стефан говорит, что

«‟одно – дела апостолов, а другое – наши. Иначе возлюбил и помиловал их (апостолов) Бог, удостоив их Духа Святого и великих дарований, а иначе расположен к нам. Ибо едва только, – говорит он, – нам кающимся и злостраждущим, и плачущим (Бог) прощение дает во грехах и спасает, потому что стать, как те или как наши святые отцы, нам теперь невозможно”.

И сверх этого он говорит, что это не только невозможно, но и смеющих говорить, что это возможно, называет гордыми и хульниками, на которых не должно обращать внимания и совсем не слушать их, но повелевает избегать их... И так как я… провозглашаю, что таковым стал во Святом Духе мой отец, я осуждаюсь как гордец и хульник всеми, потому что диавол воздвигает против нас своих (слуг) и воюет, чтобы остановить нас повторять (учение) Евангелия и апостолов Христовых словами и исполнять делами, и стремиться обновить как бы обветшавший и почерневший образ евангельской жизни»^[19].

В 1005-м г. преподобный Симеон, с одобрения Патриарха Сергия, сложил с себя должность игумена, которая была передана его ученику Арсению, при этом оставшись в обители, которой он управлял в течение четверти века. Но синкелл Стефан не удовлетворился отставкой своего противника и добивался его удаления из монастыря. В конце концов Патриарх Сергий уступил его настояниям, вероятно, обеспокоенный разделением среди братии обители Святого Маманта. 3 января 1009 г. по решению Патриарха Сергия и синода преподобный Симеон был удален из обители.

3 января 1009 г. по решению Патриарха Сергия и синода преподобный Симеон был удален из обители

Покинув монастырь Святого Маманта, преподобный поселился близ Константинополя, на берегу Босфора, на земле, принадлежавшей его почитателю патрикию Христофору Фагуру. Вместе со своими учениками и последователями он восстановил там монастырь Святой Марины, в котором под его началом подвизалось «малое стадо» его верных учеников и послушников. В этой загородной обители он беспрепятственно продолжал совершать торжественную память своего духовного отца Симеона Благоговейного. На этот праздник из столицы прибывали клирики, монахи и миряне, люди простые и знатные, епископы и вельможи. В обители Святой Марины, на закате своей земной жизни, преподобный Симеон написал большую часть своих «Божественных гимнов». Первые из них были созданы еще в монастыре Святого Маманта.

Незадолго до кончины преподобный Симеон посетил свою родину, далекую Пафлагонию, село, в котором он родился, отцовский дом. Возвратившись в монастырь Святой Марины, он слег. По словам его агиографа Никиты Стифата,

«когда исполнилось для святого время настоящей жизни и число дней его и их предел стал известен ему, он охватывается последнею болезнью, и постель принимает его болящего… Лежал таким образом блаженный немало дней, одержимый болезнью, и терял силы, истаивал плотию и ослабевал связями. Его плоть была настолько иссушена болезнью, что он не мог сделать движение сам собою, если мы ему прежде не подавали руку помощи и при помощи некоего приспособления перевертывали сюда и туда»^[20].

Преподобный Симеон Новый Богослов отошел ко Господу 12 марта 1022 года, причастившись перед кончиной Святых Таин и повелев братии обители петь надгробные песнопения. Последние его слова были «В руки Твои, Христе Царю, предаю мой дух...». По свидетельству Никиты Стифата,

«день своего преставления он заранее предсказал: ‟Что вы меня оплакиваете, – сказал преподобный Симеон окружающим его, – в пятый индиктион вы меня, умершего, покроете гробом, и в пятый же индиктион вы меня снова увидите, выходящего из гроба и пребывающего с вами, меня любящими»^[21].

Рассказ о кончине святого агиограф заканчивает так:

«Прилагается… к праведникам праведник, преподобный к преподобным, к богословам богослов, священномученик и исповедник и великий учитель Церкви Христовой – к исповедникам и учителям и священномученикам в подвигах исповедания и исцеления»^[22].

Никита Стифат мог присутствовать при кончине угодника Божия – ему в ту пору было около 20 лет, и он часто приходил к преподобному Симеону, чтобы послушать его наставлений и советов.

Еще в земной жизни он получил свыше дар чудотворений. По молитвам к нему чудеса совершались и после его кончины

Святой Симеон Новый Богослов преставился в 73 года. Еще в земной жизни он получил свыше дар чудотворений. По молитвам к нему чудеса совершались и после его кончины. В 1052-м г. состоялось перенесение его мощей, время которого им самим было предсказано. По словам агиографа преподобного Симеона,

«когда прошли 30 лет после кончины этого приснопамятного отца, предвозвещается по его пророчеству перенесение его священных останков знаком, неизреченным образом запечатленным… когда окончился пятый индикт, в 6560-м году»^[23].

Знаток и глубокий исследователь творений преподобного Симеона Нового Богослова архиепископ Василий (Кривошеин) писал:  

«Обновитель духовной жизни и подлинный мистик, достигший вершин единения с Богом, преподобный Симеон по справедливости заслужил прозвание Нового Богослова. Оно, может быть, сначала было ему дано противниками, в уничижительном смысле, как неприемлемое для слуха консервативных византийцев, но его с воодушевлением подхватили ученики преподобного Симеона, причем выражение ‟богослов” понималось ими, как и у большинства греческих святых отцов, не в смысле догматического богословия, выдумывающего новые догматы, но как относящееся к лицу, достигшему вершин созерцания. А прилагательное ‟новый” означает здесь обновителя апостольской жизни, которая, как он сам говорит, была в значительной степени забыта. Православная Церковь, не разделяя некоторых особенностей и даже, может быть, преувеличений в учении преподобного Симеона Нового Богослова, с любовью чтит его святость и вдохновляется его духовными наставлениями, живительными и по сей день»^[24].