Равноапостольная княгиня Ольга

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Правление Киевского князя Игоря
• Вещий Олег, князь Киевский
• Княжение Аскольда и Дира в Киеве и Фотиево Крещение Руси
• К вопросу о происхождении этнонима «русь»
• Норманисты и антинорманисты. Трехсотлетний спор

Княгиня Ольга на Памятнике «1000-летие России» в Великом Новгороде. Иллюстрация: ru.wikipedia.org После гибели Игоря великим князем в Киеве стал его малолетний сын Святослав, первым из Рюриковичей названный славянским именем. Его «кормильцем»-воспитателем, дядькой был Асмуд, а самым влиятельным боярином – воевода Свенельд, командовавший войском.

Управление государством взяла на себя мать Святослава Ольга (по-древнескандинавски Helga). Начальная летопись умалчивает о дате ее рождения, но под 6411(903) годом в ней помещена запись о том, что Игорю тогда «приведоша…жену от Пскова, именем Олгу»^[1]. Ей не могло быть менее 10 лет. В проложном житии святой Ольги написано, что она прожила 75 лет, а дата ее кончины – 969 год. Получается, что она родилась в 894 или 893 году. При скептическом отношении к летописной хронологии и с учетом времени рождения ее сына Святослава ряд историков, в том числе Б. Рыбаков, А. Богданов, А. Карпов, переносят дату рождения Ольги на 920-е гг., но документальных оснований для столь смелой хронологической операции нет. Однако она и в самом деле могла родиться и выйти замуж за Игоря позже, чем это вытекает из летописной даты ее замужества, ввиду приблизительности летописной хронологии применительно к эпохе до крещения святого Владимира.

В литературе присутствуют экзотические версии о месте ее рождения и ее происхождении: что она была дочерью Вещего Олега, что она родилась в Болгарии в городе Плиска или в прикарпатском селе Плеснеска. Согласно ее житию, Ольга родилась в близлежащей к Пскову деревне Выбуты. Житие не упоминает имен ее родителей, сказано только, что они были незнатного рода от «языка», что значит народа, «варяжского». В житии это выражение обозначает скандинавское происхождение их предков. Если верить апокрифической Иоакимовской летописи, святая Ольга имела славянское происхождение и при рождении названа была Прекрасой, а выдавший ее замуж за Игоря Олег перед браком дал ей свое имя.

Если верить апокрифической Иоакимовской летописи, святая Ольга имела славянское происхождение и при рождении названа была Прекрасой

В «Повести временных лет» после сообщения о замужестве Ольги ее имя впервые упоминается три десятилетия спустя – в тексте договора Руси с империей 944 года. В следующем году она овдовела. Узнав об убийстве мужа, Ольга, в руках которой ввиду малолетства сына оказалась власть в Киеве, задумала и осуществила жестокую месть древлянам. При отсутствии налаженной судебной и полицейской машины кровная месть в случае убийства долго еще оставалась единственным надежным средством защиты человеческой жизни, орудием сурового и безотказного правосудия. Когда же жертвой покушения был не частный человек, а правитель государства, месть приобретала грозные масштабы. Как у славянских, так и у германских народов при отсутствии мстителей мужского пола долг совершать отмщение за мужей, отцов или братьев возлагался на близких родственниц, если они располагали к тому средствами. Поэтому по этическим представлениям своего времени, не до конца изжитым и в христианскую эпоху, отчасти отраженным и в летописи, написанной монахами, месть вдовы убитого князя его убийцам – дело доблести, а изобретательность, обнаруженная Ольгой в обдумывании ее способов, воспринималась окружением как хитрость, равносильная мудрости.

Вторая месть Ольги древлянам. Миниатюра из Радзивилловской летописи, XV век. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

«Повесть временных лет» сохранила народное предание об этой мести, состоявшей из нескольких актов. Начало ей положено было самонадеянным сватовством древлянского князя Мала, на которое вдова Игоря дала притворное согласие: 20 сватов прибыли в Киев, по подсказке самой Ольги ради особой торжественности события в ладье, которую слуги княгини внесли на руках во двор ее терема, после чего гости были сброшены в глубокую яму, специально для этого вырытую, и закопаны живьем. Пока они еще были живы, Ольга обратилась к ним с издевательским вопросом:

«“Добьра ли вы честь?” Они же ркоша: “Пуще ны Игоревы смерти”. И повеле засыпати я живы, и посыпаша я»^[2].

После этой расправы Ольга потребовала из уважения к ней прислать новых гостей из «лучших мужей» древлян, которые, разумеется, не знали о том, что произошло с первыми сватами. Когда они прибыли в Киев, их отвели в баню и сожгли в ней. Затем Ольга с дружиной сама отправилась в землю древлян, чтобы справить традиционную тризну на могиле мужа. Древлян, участвовавших в поминальной тризне, княгиня велела опоить, а затем приказала своим дружинникам зарубить опьяневших, «и иссекоша их 5000»^[3], после чего Ольга вернулась в свою столицу.

В 6454 (946) году она отправилась с войском в поход на древлян, взяв с собой малолетнего сына. Навстречу им выступили вооруженные древляне. Перед началом битвы совершено было символическое действо:

«И снемъшемася обема полкома на скупь, суну копьем Святослав на деревляны, и копье летев сквози уши коневи и удари в ногы коневи, бе бо велми детеск. И рече Свенелд и Асмуд: “Князь уже почал, потягнем, дружино, по князи”»^[4].

Потерпев поражение в битве, древляне бежали в свои города и затворились в них. Началась осада столицы Древлянской земли Искоростеня (современного Коростеня), где был убит и похоронен князь Игорь. За целое лето взять город не удалось. И тогда Ольга, обманув противников предложением мира и легкой дани – по три голубя и по три воробья со двора (нелепость такой именно дани дает повод усомниться в достоверности этого эпизода из летописного рассказа, который, вероятно, отразил сложившуюся в народной памяти трагикомическую легенду), – сожгла город с помощью этих взятых в виде дани птиц, к ногам которых была прикреплена горящая пакля:

«Голуби же и воробьеве полетеша в гнезда своя, ови в голубникы своя, воробьеве же под острехы, и тако загарахуться голубници, и от них клети и одрины. И не бе двора, идеже не горяше, и не бе льзе гасити, вси бо дворе възгорешася. И побегоша людье из города, и повеле Олга воем своим имати я»^[5].

Одни жители города были убиты, другие взяты в плен и отданы в рабство боярам и дружинникам, на третьих возложена была уплата обременительной дани.

Окончательно покорив древлян дому Рюриковичей, отбив у них охоту к сепаратистским поползновениям, Ольга правила Русью до возмужания своего сына Святослава, а фактически и в пору его совершеннолетия, потому что он только наведывался в Киев время от времени, пребывая в походах на чужой земле и сложив голову на пути восвояси.

В правительственных делах Ольга обнаружила мудрость государственного деятеля

В правительственных делах Ольга обнаружила не ту только мудрость, которая граничила с изощренным коварством, но и мудрость государственного деятеля. В летописи об этом сказано коротко: возложив тяжкую дань на древлян, две трети которой поступали в великокняжескую киевскую казну, а треть в Вышгород, составлявший ее личный вдовий удел,

«…иде Олга по Деревьской земли с сыном своим и дружиною своею, уставляющи уставы и урокы, и суть становища ея и ловища ея. И приде в город свой Киев с сыном своим Святославом и, пребывши лето едино, в лето 6455 (947 г.) иде Олга Новугороду. И устави по Мьсте погосты и дань, и по Лузе погосты и дань, и оброкы; и ловища ея суть по всей земли, и знамения, и места, и погосты»^[6].

Иными словами, она заменила прежний хаотичный образ совершения полюдья на упорядоченный, регулярный, основанный на распределении мест сбора дани (полюдья) по городам и торговым селам – погостам, с, вероятно, постоянным присутствием в них княжеских администраторов (тиунов) там, где не было удельных князей, с тем чтобы они сами взимали дань в установленном размере и переправляли ее в Киев, для чего удельные князья и тиуны располагали предоставленными в их распоряжение малочисленными воинскими отрядами.

Устройство Ольгой погостов и обложение данью населения; княжение Ольги и Святослава в Киеве. Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

В историографии встречается преувеличение масштабности произведенных Ольгой административных реформ^[7]. Скорее следует согласиться с более осторожной оценкой предпринятых ею мер, которую дал И. Я. Фроянов:

«Мероприятия княгини, связанные с данями, четко локализованы районами Луги и Мсты. Если учесть, что по Луге тогда жила водь, а по Мсте “сидела” весь, то легко понять, что цель Ольги состояла в получении дани с названных иноязычных племен. И вряд ли дань тут вводилась впервые. Ранее она поступала в Новгород. Теперь же ее <…> присвоила киевская княгиня. Такое могло произойти только при условии реальной власти Киева над Новгородом. Опираясь на эту власть, Ольга устроила погосты, куда свозилась дань, и произвела заимки под охотничьи угодья – “ловища”»^[8].

Высшую и уже духовную мудрость Ольга обнаружила, приняв святое крещение, для чего она «в лето 6463» (955 г.) совершила вместе со свитой поездку в Константинополь. Этот визит преследовал также и дипломатические цели. Сведения о нем содержатся в двух основных источниках: «Повести временных лет» и книге правившего тогда императора Константина Багрянородного «О церемониях». В нашей «Повести», несомненно, присутствует легендарный, строже говоря, литературный элемент, призванный приукрасить происшедшее ради вящего прославления мудрой и святой княгини.

Согласно «Летописи», император, пораженный красотой и умом высокой гостьи, готов был предложить ей взойти на ромейский престол:

«Видев ю добру сущю лицем и смыслену велми, и удивися цесарь разуму ея, беседова к ней и рек ей: “Подобна еси царствовати в городе сем с нами”»^[9].

Приём императором Константином Багрянородным княгини Ольги и её приближённых. Хроника Ионна Скилица, середина XII века. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

В ответ Ольга напомнила императору об известном ей непреодолимом препятствии для этого, пока она остается язычницей, выразив тут же пожелание креститься, но при непременном условии, чтобы ее восприемником стал сам император, что, конечно, говорит о понимании ею политической важности уз, которые бы связали русскую княгиню с правителем империи:

«“Аз погана есмь, да аще мя хощеши крестити, то крести мя сам, аще ни – то не кресщюся”. И крести ю цесарь с патриархом (по имени Полиевкт. – В. Ц.). Просвещена же бывши, радовашеся душею и телом. И поучи ю патриарх о вере и рече ей: “Благословена ты еси в руськых князех, яко възлюби свет, а тму остави. Благословити тя имуть сынове рустии и в последний род внук твоих”. И заповеда ей о церковнем уставе, и о молитве, и посте, и о милостыни и о въздержании тела чиста. Она же, поклонивши главу, стояше, аки губа напаяема, внимающи ученью, и, поклонившися патриарху, глаголаше: “Молитвами твоими, владыко, да съхранена буду от сети неприязнены”. Бе же имя ей наречено в кресщении Олена, якоже и древняя цесарица, мати Великого Костянтина. И благослови ю патриарх и отпусти ю»^[10].

Вслед за тем летописец рассказывает очевидную небылицу, будто император, человек женатый, сделал ей предложение:

«По кресщении призва ю цесарь и рече ей: “Хощю тя поняти жене”, на что новокрещенная ответила с присущей ей догадливостью: “Како мя хощеши поняти, а крестив мя сам и нарек мя дщерь? А в крестьянех того несть закона, а ты сам веси”»^[11].

Перед принятием крещения святая Ольга основательно ознакомилась с христианским вероучением

На это пораженный ее умом царь ответил: «Переклюкала мя, Олга»^[12], то есть «ты перехитрила меня». Если за этим дивертисментом стоит хоть какая-нибудь реальность, ею может быть разве устроенный новокрещенной христианке своего рода экзамен на знание церковного учения о браке. И Ольга с ним прекрасно справилась, своим отказом от условного предложения императора обнаружив знание о препятствиях к браку, вытекающих из духовного родства. Что более важно – из этого вымышленного или приукрашенного в рассказе о нем эпизода можно заключить, что святая Ольга, нареченная Еленой, перед принятием крещения предварительно основательно ознакомилась с христианским вероучением.

Император Константин на прощанье «вдасть ей дары многы, золото и серебро, паволокы, съсуды разноличныя и отпусти ю, нарек ю дщерь себе»^[13]. О трогательной искренности обретенной ею веры говорит описанный в летописи заключительный момент ее пребывания в Царьграде:

«Она же, хотячи домови, приде к патриарху, благословения просящи на дом, и рече ему: “Людье мои погани и сын мой, дабы мя Бог съблюл от вьсякого зла”. И рече патриарх: “Чадо верное! В Христа крестилася еси и в Христа облечеся, и Христос съхранить тя”… И благослови ю патриарх, и иде с миром в землю свою и приде къ Киеву»^[14].

В «Книге о церемониях» императора Константина Багрянородного визит высокой гостьи из России описан так:

«Девятого сентября, в четвертый день [недели], состоялся прием… по прибытии Эльги, архонтиссы Росии… Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней… За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади… Когда же василевс обычным порядком вступил во дворец, состоялся другой прием следующим образом… Архонтисса прошла через апсиду ипподрома и внутренние переходы самого Августия и, придя, присела в Скилах. Деспина между тем села на упомянутый выше трон… И [тогда]… были введены препозитом и остиарием вилы… После этого вошла архонтисса, введенная препозитом и двумя остиариями. Она шла впереди, а родственные ей архонтиссы и наиболее видные из ее прислужниц следовали за ней… Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала. В тот же самый день состоялся клиторий (официальный обед во дворце императора по случаю приема высоких гостей. – В. Ц.) в… Триклине Юстиниана. На упомянутый выше трон воссели деспина и невестка. Архонтисса же стояла сбоку. Когда трапезит по обычному чину ввел архонтисс и они совершили проскинесис, архонтисса, немного наклонив голову, села… на том же месте, где стояла, вместе с зостами, по уставу… В Хрисотриклине [в то же время] происходил другой клиторий, где пировали все послы архонтов Росии, люди и родичи архонтиссы и купцы. [После обеда] получили: ее анепсий (племянник. – В. Ц.) 30 милиарисиев (серебряная монета весом около 5 грамм – В. Ц.), 8 ее людей по 20 милиарисиев, 20 послов по 12 милиарисиев, 43 купца – по 12 милиарисиев, священник Григорий 8 милиарисиев, 2 переводчика по 12 милиарисиев, люди Святослава по 5 милиарисиев, 6 людей послов по 3, переводчик архонтиссы 15 милиарисиев»^[15].

Раздача подарков самой Ольге и ее свите повторялась еще трижды. Самый щедрый дар был преподнесен, когда «архонтиссе в золотой, украшенной драгоценными камнями чаше»^[16] передали 500 милиарисиев. На приемах во дворце Ольге отводилось по рангу место среди придворных дам, а не рядом с лицами, принадлежащими к императорскому дому, что соответствовало дипломатическим традициям империи, но воспринято было высокой гостьей как обида.

Когда Ольга вернулась в Киев, к ней прибыли послы из Константинополя, потребовав от имени императора взаимных даров, тем самым обнаружив поразительную мелочность императорского двора. Летописец приводит переданный послами запрос Константина:

«Много дарих тя. Ты же глагола ми, яко “аще възвращюся в Русь, многы дары послю ти: челядь, и воск и скору, и воя многы в помощь”»^[17].

Ответом Ольги был отказ:

«“Аще ты, рци, тако же постоиши у мене в Почайне, якоже аз в Суду, то тогда ти вдам”. И отпусти слы, си рекши»^[18].

За этим стоит не личная, но дипломатическая, государственная обида, которая ей нанесена была в Новом Риме. Ольга исходила из того, что правительница суверенной Руси вправе ставить себя на одну доску с императором, но в Константинополе так не считали. Там ее саму и ее свиту долго продержали на кораблях в Суде – Золотом Роге. Ей, считавшей себя равной императору, нанесено было и много других унижений, каковым было и само титулование ее архонтиссой, что не соответствовало осознанию ею самой своего статуса суверенной правительницы.

Константин Багрянородный не упоминает о таком событии, как крещение Ольги, из чего некоторыми историками делается поспешное предположение, что она прибыла в Константинополь уже крещеной христианкой. На деле, однако, умолчание о крещении скорее вытекает из жанра сочинения – «Книги о церемониях», в которой воспроизводятся торжественные акты императорского двора, а не события церковной жизни.

Крещение княгини Ольги в Царьграде. Миниатюра из Радзивилловской летописи, XV век. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

Трения во взаимоотношениях между Русью и империей ромеев дали Римской кафедре надежду на распространение своей юрисдикции на Русь, правительница которой стала христианкой. Монах трирского монастыря святого Максимина Адальберт был хиротонисан во епископа и в 961 году направлен для миссионерского служения в Киев. Но из этого опыта ничего не вышло: епископ Мерзебургский Титмар в связи с его возведением в сан архиепископа характеризует Адальберта как «честного и во всех отношениях надежного отца, ранее рукоположенного в епископы Руси, но изгнанного оттуда язычниками»^[19]. Сведения об этом изгнании имеются и в «Анналах» Ламберта Херсфельдского под 960 годом:

«К королю Оттону пришли послы от русского народа, умоляя, чтобы он отправил (к ним) кого-нибудь из его епископов, который открыл бы им путь истины. Он согласился с их просьбой, отправив благоверного епископа Адальберта, который, правда, едва вырвался из их рук»^[20].

Что произошло при этом в Киеве, доподлинно неизвестно. Киевским язычникам было безразлично, будет ли возглавлять местную христианскую общину выходец из империи ромеев или с Запада, от немцев. Вероятно, удаление из Киева Адальберта явилось решением самой Ольги, которая осведомлена была о стремлении Римской кафедры подчинять себе христианских государей или хотя бы влиять на их политику в интересах папского престола, что она считала неприемлемым для Руси.

Большой материнской печалью святой Ольги стал отказ ее сына Святослава принять по ее примеру крещение

Большой материнской печалью святой Ольги стал отказ ее сына Святослава принять по ее примеру крещение и тем оставить для себя не затворенным вход в вечную жизнь со Христом:

«…учашет его мати креститися, и не брежаше того, ни в уши внимаше, но аще кто хотяше волею креститися, не браняху, но ругахуся тому… Якоже бо Олга часто глаголаше: “Аз, сыну, Бога познах и радуюся, аще и ты познаеши Бога, то радоватися начнеши”. Он же не внимаше того, глаголя: “Како аз хочю ин закон один яз приняти? А дружина моя сему смеяти начнут”. Она же рече ему: “Аще ты крестишися, вси имут то же створити”. Он же не послуша матери и творяше норовы поганьскыя… Но обаче любяше Олга сына своего Святослава, ркущи: “Воля Божия да будет: аще Бог въсхощеть помиловати роду моего и земли Рускые, да възложит им на сердце обратитися к Богу, якоже и мне Бог дарова”. И се рекши, моляшеся за сына и за люди по вся дни и нощи»^[21].

Перед своей кончиной святая Ольга, беседуя с сыном Святославом, ненадолго возвратившимся в Киев из похода, сказала:

«“Видиши ли мя болну сущю, камо хощеши от мене?” – бе бо разболелася уже. Рече же ему: “Погреб мя, иди аможе хощеши”. И по трех днех умре Олга. И плакася по ней сын ея, и внуци ея и людье вси плачем великим»^[22].

Равноапостольная Ольга, во святом крещении Елена, отошла ко Господу в 969 году. Она запретила творить по ней по старинному языческому обычаю тризну и погребена была по-христиански.

Летописец завершает жизнеописание святой княгини Ольги апофеозом ее христианского подвига:

«Си бысть предътекущия хрестьяньской земли, аки деньница пред солнцем и аки заря пред светом. Си бо сияше аки луна в нощи, тако и си в неверных человецех светяшеся аки бисер в кале... Мы же речем к ней: “Радуйся, руское познание к Богу, начаток примирению быхом”. Си первое вниде в царство небесное от Руси, сию бо хвалять рустии сынове акы началницю, ибо по смерти моляшеся к Богу за Русь»^[23].