Военные походы Великого князя Святослава

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Равноапостольная княгиня Ольга
• Правление Киевского князя Игоря
• Вещий Олег, князь Киевский
• Княжение Аскольда и Дира в Киеве и Фотиево Крещение Руси
• К вопросу о происхождении этнонима «русь»

Князь-воин

Условный портрет Святослава Игоревича из Царского титулярника, XVII век. Иллюстрация: ru.wikipedia.org Еще до отъезда своей матери Ольги в Константинополь Великий князь Святослав занялся набором и обучением дружины – отчаянных храбрецов, которые стекались к нему отовсюду: война с юных лет была его увлечением и единственной страстью; и из него вырос бесстрашный и закаленный воин, готовый переносить любые невзгоды походной жизни, и незаурядный полководец:

«Бе бо и сам хоробр и легок, ходя аки пардус, войны многы творяше. Воз бо по себе не возяше, ни котла, ни мяс варя, но потонку изрезав конину, или зверину, или говядину, на угълех испек, ядяше, ни шатра имяше, но подъклад постилаше, а седло в головах; тако же и прочии вои его вси бяху»^[1].

Воевал он чаще не как Олег или Игорь, вовлекая в походы ополчение из разных подвластных племен, но силами отборных профессиональных воинов, входивших в набранную им дружину, что позволяло ему обходиться без обоза и совершать стремительные переходы. В отличие от другого полководца, Олега Вещего, Святослав избегал прибегать к военным хитростям, подразумевавшим коварство и обман противника, предпочитая действовать с открытым забралом. Перед нападением он «посылаше к странам, глаголя: «Хочю на вы ити»^[2].

Завоеватель

Первый его поход, зафиксированный в «Повести временных лет», был направлен в землю вятичей, обитавших в верховьях Оки. Это славянское племя платило дань хазарам, так что поход обернулся войной с могущественным еще недавно Хазарским каганатом. В ходе этой войны воины Святослава дошли до Волги в ее нижнем течении; а затем с 964 по 966 г. он воевал с хазарами и их вассалами в предгорьях Северного Кавказа. По каганату нанесен был смертельный удар, после которого он уже не смог оправиться. В продолжение войны с хазарами Святослав одержал победу над ясами (аланским племенем, прямыми потомками которого являются осетины) и касогами (адыгами), овладел устьем Кубани и расположенным на кавказском берегу Керченского пролива городом Таматархой – Тмутараканью наших летописей. В ходе возобновившейся войны с Хазарским каганатом, в 968-м г., Святослав совершил поход против Волжской Булгарии, остававшейся еще в зависимости от каганата, разграбил ее столичный город,

«который был складкою товаров, привозимых из окрестных стран; потом Русь вниз по Волге спустилась до Казерана, разграбила и этот город, равно как Итиль и Семендер»^[3]. Разгром Хазарского каганата, с одной стороны, укрепил независимость восточнославянских племен, избавив их от уплаты дани соседнему государству, но, с другой, – упадок и гибель каганата открыли путь для продвижения новых кочевых орд из-за Волги в южнорусские степи.

Совет Святослава со своей дружиной. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

После возвращения в Киев Святослав получил из Константинополя предложение о совместных действиях против Дунайской Болгарии, переданное ему от Императора Никифора через патрикия Калокира, который привез в уплату за вооруженную помощь в виде аванса 15 кентинариев золота. И вот, согласно Первоначальной Летописи, «в лето 6475 (967 г.) иде Святослав на Дунай на Болъгары. И бившимъся, одоле Святослав болгаром и взя городов 80 по Дунаю, и седе княжа ту въ Переяславци»^[4], по одной версии – в Преславе, в недавнем прошлом столице Болгарского государства, по другой, и более вероятной, – в Малом Преславом, расположенном на берегу Дуная.

Сражение войск Святослава с войсками хазарского «князя Кагана», закончившееся победой руси (965). Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

Пока князь со своей победоносной дружиной воевал в Болгарии, к Киеву подступила новая тюркоязычная орда – печенеги.

«И затворися Ольга съ внукы своими Ярополком, и Олгом и Володимером в городе Киеве. И оступиша печенизи город в силе тяжьце, бещисленое множьство около города, и не бе лзе вылести из града, ни вести послати, и изънемогаху людье гладом и водою… И послаша кияне к Святославу, глаголюще: ‟Ты, княже, чюжей земли ищешь и блюдешь, а своея ся лишив: мале бо нас не възяша печенези, и матерь твою и детий твоих. Аще не придеши, ни оборониши нас, да пакы възмуть. Аще ти не жаль отьчины своея, и матерь, стары суща, и дети своих?ˮ То слышав, Святослав вборзе въсед на кони с дружиною своею и приде къ Киеву, и целова матерь свою и дети своя, съжалиси о бывшем от печенег. И събра воя и прогна печенегы в поле, и бысть мирно»^[5].

По прошествии недолгого времени Святослав задумал вернуться в Болгарию, сказав матери своей и боярам:

«Не любо ми есть в Киеве жити, хочю жити в Переяславци в Дунаи, яко то есть среда земли моей, яко ту вся благая сходяться: от Грек паволокы, золото, вино и овощи разноличьнии, из Чех же, из Угорь – сребро и комони, из Руси же – скора, и воск, и мед и челядь»^[6].

После кончины матери Святослав, прежде чем возвратиться в Переяславец, посадил княжить своих малолетних сыновей: Ярополка – в Киеве, и Олега – в земле древлян, неподалеку от Киева. Править они, ввиду своего детского возраста, не могли, поэтому рядом с ними поставлены были для правительственных дел и, если понадобится, военных кампаний – посадники. Вручая сыновьям символическую княжескую власть, Святослав намеревался сделать своим личным владением Болгарию, поскольку Русь считалась тогда наследственным достоянием всего рода Рюриковичей. Новгородцы выразили недовольство тем, что их город остался без княжеского престола, и просили для своей земли князя, угрожая в противном случае добыть себе князя «отинуде». Договорились, что княжить в Новгород будет послан сын Святослава – не от одной из его законных жен, а от наложницы Малуши, служившей ключницей у княгини Ольги. Вместе со своим племянником в Новгород отправлен был брат Малуши Добрыня, который и стал правителем Новгородской земли.

Приношение вятичами дани Святославу Игоревичу (966). Миниатюра из Радзивилловской летописи, конец XV века. Иллюстрация: ru.wikipedia.org

А сам отец малолетних князей вскоре потом, в 970-м г., во главе своей испытанной в боях дружины вновь отправился на Балканы, с тем чтобы уже никогда не вернуться оттуда на родину, так что с этих пор его воинские подвиги лишь косвенным образом связаны были с тем, что происходило на Русской земле.

Последний поход

К тому времени в Империи ромеев произошли перемены. Император Никифор Фока был убит, и императорским престолом овладел Иоанн Цимисхий, которого не захотел признавать возмечтавший о его устранении и захвате верховной власти уроженец Херсонеса Таврического патрикий Калокир, который ранее по поручению свергнутого Императора вовлек Святослава в вооруженную борьбу на Балканах. Калокир, вступив в сговор со Святославом, поощрял его к войне против Иоанна Цимисхия, рассчитывая на то, что таким образом русский князь проложит ему путь к императорскому трону.

Между тем, пока Святослав находился в Киеве, болгары снова овладели Переяславцем, так что город этот пришлось брать с боем:

«Затворишася болгаре в городе. И изълезоша болгаре на сечу противу Святославу, и бысть сеча велика, и одолеваху болгаре. И рече Святослав воем своим: ‟Уже нам зде пасти, потягнем мужьскы, братье и дружино!ˮ И к вечеру одоле Святослав и взя город копьем, рькя: ‟Се город мой!ˮ»^[7]

По словам византийского историка Льва Диакона,

«Сфендослав (такое написание имени русского князя, между прочим, говорит о том, что во второй половине X в славянском языке сохранялось носовое произношение гласных – В. Ц.)… прочно овладел их страной и весь проникся варварской наглостью и спесью. Объятых ужасом испуганных мисян он умерщвлял с врожденной жестокостью»^[8].

Ободренный победой над болгарами и подстрекаемый Калокиром, Святослав готов был обратить оружие против ромеев. Император Иоанн, как рассказывает Лев Диакон, вступил в переговоры «с катархонтом войска росов, Сфендославом»^[9], и направил к нему послов, которые передали требование, чтобы он «удалился в свои области и к Киммерийскому Боспору, покинув Мисию, которая принадлежит ромеям и издавна считается частью Македонии»^[10]. В ответ на это требование послы услышали:

«Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию»^[11].

Не теряя надежды предотвратить кровопролитие, Император Иоанн снова направил послов к Святославу с тем же требованием:

«Мы настоятельно убеждаем и советуем вам, как друзьям, тотчас же, без промедления и отговорок, покинуть страну, которая вам отнюдь не принадлежит. Знайте, что если вы не последуете сему доброму совету, то не мы, а вы окажетесь нарушителями заключенного в давние времена мира. Пусть наш ответ не покажется вам дерзким; мы уповаем на бессмертного Бога-Христа: если вы сами не уйдете из страны, то мы изгоним вас из нее против вашей воли. Полагаю, что ты не забыл о поражении отца твоего Ингоря, который, презрев клятвенный договор, приплыл к столице нашей с огромным войском на 10 тысячах судов, а к Киммерийскому Боспору прибыл едва лишь с десятком лодок, сам став вестником своей беды. Не упоминаю я уж о его… жалкой судьбе, когда, отправившись в поход на германцев (ромеи иногда ошибались в различении варварских племен севера, и германцами здесь названы славяноязычные древляне; ошибка эта, вероятно, принадлежит не послам Цимисхия, но Льву Диакону – В. Ц.), он был взят ими в плен, привязан к стволам деревьев и разорван надвое. Я думаю, что и ты не вернешься в свое отечество, если вынудишь ромейскую силу выступить против тебя, – ты найдешь погибель здесь со всем своим войском»^[12].

Услышав эти слова, Святослав, «охваченный варварским бешенством и безумием, послал такой ответ:

«Я не вижу никакой необходимости для Императора ромеев спешить к нам; пусть он не изнуряет свои силы на путешествие в сию страну – мы сами разобьем вскоре свои шатры у ворот Византия и возведем вокруг города крепкие заслоны, а если он выйдет к нам, если решится противостоять такой беде, мы храбро встретим его и покажем ему на деле, что мы не какие-нибудь ремесленники, добывающие средства к жизни трудами рук своих, а мужи крови, которые оружием побеждают врага. Зря он по неразумию своему принимает росов за изнеженных баб и тщится запугать нас подобными угрозами, как грудных младенцев, которых стращают всякими пугалами»^[13].

Поражение

Получив столь дерзкий ответ, Император начал готовиться к войне с россами, которые продвинулись на юг и вторглись во Фракию. В их войске присутствовали также болгары и венгры. Навстречу им Иоанн направил отряды под командованием Варды Склира и патрикия Петра. В сражении авангарда россов с ромеями, которыми командовал Склир, войско Святослава потерпело поражение и понесло значительные потери: по явно преувеличенной оценке Льва Диакона, более 20 тысяч павших воинов. Но основные силы княжеской дружины сохранили способность к продолжению войны и новым захватам.

Вернувшись из Алеппо, Иоанн Цимисхий двинулся во главе армии в Болгарию. Когда ромеи приблизились к передовому отряду россов, те

«поспешно схватились за оружие, покрыли плечи щитами (щиты у них прочны и для большей безопасности достигают ног), выстроились в грозный боевой порядок, выступили на ровное поле перед городом и, рыча наподобие зверей, испуская странные, непонятные возгласы, бросились на ромеев… ни та, ни другая сторона не могла взять верх. Тогда Государь приказывает ‟бессмертнымˮ стремительно напасть на левое крыло скифов; ‟бессмертныеˮ, выставив вперед копья и сильно пришпорив коней, бросились на врагов. Скифы [всегда] сражаются в пешем строю; они не привыкли воевать на конях и не упражняются в этом деле. Поэтому они не выдержали натиска ромейских копий, обратились в бегство и заперлись в стенах города»^[14].

Калокир ночью тайно бежал из Преславца и прибыл в Доростол, где тогда находился Святослав с основными силами.

Защитниками Преславца командовал воевода Святослава Сфенкел. Предположение, что упоминаемый с таким написанием его имени в византийских источниках военачальник идентичен воеводе Свенельду, неосновательно, поскольку Сфенкел погиб в одном из сражений на Балканах, а Свенельд пережил Святослава. Россы «яростно сопротивляясь, метали сверху со стен копья и стрелы... Надвигающаяся ночь вынудила ромеев прекратить сражение»^[15]. Битва возобновилась утром следующего дня – в Великий Четверг.

«Как раз в это время прибыло остальное войско с осадными машинами и Император Иоанн… Росы… изо всех сил отражали натиск ромеев, бросая сверху дротики, стрелы и камни. Ромеи же стреляли снизу вверх из камнеметных орудий, забрасывали осажденных тучами камней, стрелами и дротиками, отражали их удары, [теснили], не давали им возможности выглянуть из-за зубчатых стен без вреда для себя. Наконец, Император громким голосом отдал приказание приставить к стенам лестницы, и возглас его прибавил сил осаждавшим»^[16].

Им удалось наконец ворваться в город. Они «рассыпались по узким улицам, убивали врагов и грабили их добро»^[17]. Россы сопротивлялись отчаянно, нанося противнику чувствительный урон, но очаги сопротивления один за другим были подавлены. Сфенкел смог бежать из захваченного Преславца в Дористол к Святославу.

Пасху ромеи праздновали в Преславце. Выбрав несколько пленников, Император отправил их к Святославу, с тем чтобы они сообщили ему о взятии Преславца, и через них потребовал сложить оружие и убраться из «страны мисян», как называли Болгарию ромеи, прибегая по давно сложившейся традиции к архаичным этнонимам и топонимам, подобно тому как русских они именовали тавроскифами или просто скифами.

«Сфендослав, – по словам Льва Диакона, – узнав о поражении у Преславы, испытывал огорчение и досаду. Он считал это плохим предзнаменованием…но, одержимый скифским безумием и кичась своими победами над мисянами, надеялся легко победить и войско ромеев»^[18].

Святослав приказал обезглавить около 300 родовитых болгар, а многих других велел заковать в оковы и бросить в тюрьму

Болгарская знать стала склоняться на сторону ромеев. Чтобы пресечь подобное развитие событий, угрожавшее утратой контроля над завоеванной страной, Святослав приказал обезглавить около 300 родовитых болгар, а многих других велел заковать в оковы и бросить в тюрьму. Затем он двинулся во главе 60-тысячного войска навстречу ромеям, которые приблизились к Дористолу.

Перед решающим сражением

«тавроскифы плотно сомкнули щиты и копья, придав своим рядам вид стены, и ожидали противника на поле битвы. Император выстроил против них ромеев, расположив одетых в панцири всадников по бокам, а лучников и пращников позади, и, приказав им безостановочно стрелять, повел фалангу в бой. Воины сошлись врукопашную, завязалась яростная битва, и в первых схватках обе стороны долго сражались с одинаковым успехом. Росы, стяжавшие среди соседних народов славу постоянных победителей в боях, считали, что их постигнет ужасное бедствие, если они потерпят постыдное поражение от ромеев, и дрались, напрягая все силы... Росы, которыми руководило их врожденное зверство и бешенство, в яростном порыве устремлялись, ревя, как одержимые, на ромеев, а ромеи наступали, используя свой опыт и военное искусство... бой шел с переменным успехом…Но когда светило стало клониться к западу, Император бросил на [скифов] всю конницу во весь опор… Скифы, не выдержав такого натиска, обратились в бегство и были оттеснены за стены….А ромеи запели победные гимны и прославляли Императора. Он раздавал им награды и устраивал пиры, усиливая их рвение в битвах»^[19].

По приказу Иоанна Цимисхия ромеи построили у стен Дористола укрепленный лагерь и начали планомерную осаду, которая перемежалась вылазками осажденных и короткими стычками с ними. В одной из таких вылазок погиб военачальник Сфенкел. Положение осажденных резко ухудшилось, когда ромеи установили осадные камнеметы. Ежедневные потери россов выросли, а крепостные стены оказались под угрозой разрушения. 18 июля состоялась удачная вылазка, в ходе которой был убит магистр Иоанн Куркуас, дальний родственник Императора, командовавший артиллерией. На следующий день, воодушевленные вчерашним успехом, россы попытались прорваться из осажденной крепости, в которой им грозил голод. Битва продолжалась в течение нескольких часов, но, несмотря на их отчаянную храбрость, победа досталась ромеям.

Когда дневной свет погас,

«и засиял полный круг луны, скифы вышли на равнину и начали подбирать своих мертвецов. Они нагромоздили их перед стеной, разложили много костров и сожгли, заколов при этом, по обычаю предков, множество пленных, мужчин и женщин. Совершив эту кровавую жертву, они задушили [несколько] грудных младенцев и петухов, топя их в водах Истра»^[20] – Дуная.

Наутро в пятницу, 21 июля, Святослав совещался со своими военачальниками. Предвидя неизбежность поражения,

«одни советовали тайно удалиться ночью, другие – вернуться домой, попросив у ромеев мира и залогов верности… и все сходились на том, что следует окончить войну. Свендослав же убедил их решиться на еще одну битву с ромеями – и либо, отлично сражаясь, победить врагов, либо, будучи побежденными, предпочесть постыдной и позорной жизни славную и блаженную смерть»^[21].

Скилица влагает в уста князя речь следующего содержания:

«Погибла слава, которая шествовала вслед за войском росов, легко побеждавшим соседние народы и без кровопролития порабощавшим целые страны, если мы теперь позорно отступим перед ромеями. Итак, проникнемся мужеством… вспомним о том, что мощь росов до сих пор была несокрушимой, и будем ожесточенно сражаться за свою жизнь. Не пристало нам возвращаться на родину, спасаясь бегством; [мы должны] либо победить и остаться в живых, либо умереть со славой, совершив подвиги, [достойные] доблестных мужей!»^[22]

В «Повести временных лет» помещен еще один вариант слова, сказанного князем Святославом, возможно, более аутентичный:

«Уже нам некамо ся дети, волею и неволею стати противу; да не посрамим земле Руские, но ляжем костьми, мертвыи бо срама не имам. Не имам убежати, но станем крепко, аз же пред вами поиду: аще моя глава ляжеть, то промыслите собою»^[23].

В заново начавшемся сражении участвовали как воины оба полководца – Иоанн Цимисхий и Святослав

В заново начавшемся сражении участвовали как воины оба полководца – Иоанн Цимисхий и Святослав. Был момент битвы, в котором русский князь едва не погиб – удар мечом по голове, угрожавший смертью, нанес ему перешедший на службу ромеям сын последнего эмира Крита Анемес, он сбросил князя с коня, но жизнь Святославу сохранили его доспехи: шлем, кольчуга и щит. Окруженный телохранителями князя, Анемес погиб, отбиваясь от их ударов до конца. Исход сражения стал ясным после того, как отряд под командованием Варды Склира обошел строй россов и ударил по ним с тыла. Началось их истребление. Сам князь был изранен стрелами. За стенами дористольской крепости укрылись жалкие остатки его войска.

«Всю ночь провел Сфендослав в гневе и печали, сожалея о гибели своего войска. Но, видя, что ничего уже нельзя предпринять… он счел долгом разумного полководца не падать духом… и приложить все усилия для спасения своих воинов. Поэтому он отрядил на рассвете послов к Императору Иоанну и стал просить мира на следующих условиях: тавроскифы уступят ромеям Дористол, освободят пленных, уйдут из Мисии и возвратятся на родину, а ромеи дадут возможность отплыть, не нападут на них по дороге с огненосными кораблями... а кроме того, снабдят их продовольствием и будут считать друзьями тех, которые будут посылаемы по торговым делам в Византий, как было установлено прежде»^[24].

Гибель Святослава

Памятная плита на вероятном месте гибели Святослава близ села Никольское-на-Днепре. Фото: ru.wikipedia.org

Иоанн Цимисхий принял эти условия. В «Повести временных лет» совещание Святослава со своими боярами представлено в следующем виде. Святослав обратился к ним со словами:

«‟Аще не створим мира с Цесарем, а увесть Цесарь, яко мало нас есть и, пришедше, оступят ны в городе. А Руская земля далече есть, а печенези с нами ратни, а кто ны поможет? Но створим мир с Цесарем, се бо ны ся по дань ял, и то буди доволно нам. Аще ли почнет не управляти дани, да изнова изъ Руси, съвокупивше вои множайша, и придем к Цесарюградуˮ. И люба бысть речь си дружине, и послаша лепьшии мужи к Цесареви, и придоша в Дерьстер, и поведаша Цесареви. Цесарь же наутрея призва я, и рече Цесарь: ‟Да глаголють сли руссцииˮ. Они же ркоша: ‟Тако глаголеть князь нашь: хочю имети любовь с Царем Грецькым свершену прочая вся летаˮ. Цесарь же, рад быв, повеле письцю писати на харотью вься реци Святославли. И начаша глаголати сли вся речи, и нача писець писати»^[25].

В Летописи заключенный договор помещен в таком виде:

«Равно (список – В. Ц.) другаго свещания, бывшаго при Святославе, Велицемь князи рустем и при Свенгельде, писано при Феофиле синкеле и ко Иоану, нарецаемому Цимьскому, Цесарю Грецкому, в Дерьстре, месяца иулия, индикта 14, в лето 6479. Аз Святослав, князь рускый, якоже кляхся, и утвержаю на свещании сем роту свою и хочю имети мир и свершену любовь со всякымъ великым Цесарем Грецьким и с Васильем и с Костянтином, и с богодохновенными Цесари, и с всими людми вашими, иже суть подо мною Русь, бояре и прочии, до конца века. Яко николиже помышляю на страну вашю, ни сбираю людий, ни языка иного приведу на страну вашю и елико есть под властию грецькою, ни на власть Коръсуньскую и елико есть городов их, ни на страну Болъгарьску. Да аще ин кто помыслит на страну вашю, да яз буду противен ему и бьюся с ним. Якоже и кляхся аз к Цесаремь Грецьскым, и со мною бояре и русь вся, да храним правая свещания. Аще ли от тех самех и преждереченых не храним, аз же и со мною и подо мною, да имеем клятву от бога, в неже веруем – в Перуна и в Волоса, бога скотья, да будем золоти, якоже золото се и своим оружьемь да иссечени будем, да умрем. Се же имеете во истину, якоже створих ныне к вам, и написах на харотьи сей и своими печатьми запечатахом»^[26].

По замечанию А. Н. Сахарова,

«военно-политические ограничения, наложенные Византией на Русь, проигравшую военную капанию, касались в основном территории самой Византии и Болгарии, где Русь полностью теряла свои политические позиции. Напротив, результаты продвижения Руси в Северном Причерноморье, Приазовье, Поволжье, закрепление русских позиций в районе Нижнего Поднепровья, Поднестровья вплоть до границ с Болгарией остались не пересмотренными этим русско-византийским соглашением»^[27].

После заключения договора по просьбе Святослава состоялась встреча между ним и Императором. Она понадобилась, вероятно, для того, чтобы уточнить некоторые детали мирного договора. Князь надеялся сделать их более благоприятными для Руси, но о чем при этом конкретно шла речь, неизвестно. Правители встретились на правом, ромейском берегу Дуная.

Император Иоанн,

«покрытый вызолоченными доспехами, подъехал верхом к берегу Истра, ведя за собой многочисленный отряд сверкавших золотом вооруженных всадников. Показался и Сфендослав, приплывший по реке на скифской ладье; он сидел на веслах и греб вместе с его приближенными, ничем не отличаясь от них. Вот какова была его наружность: умеренного роста, не слишком высокого и не очень низкого, с мохнатыми бровями и светло-синими глазами, курносый, безбородый, с густыми, чрезмерно длинными волосами над верхней губой. Голова у него была совершенно голая, но с одной стороны ее свисал клок волос – признак знатности рода; крепкий затылок, широкая грудь и все другие части тела вполне соразмерные, но выглядел он угрюмым и диким. В одно ухо у него была вдета золотая серьга; она была украшена карбункулом, обрамленным двумя жемчужинами. Одеяние его было белым и отличалось от одежды его приближенных только чистотой»^[28].

Таков начертанный пером Льва Диакона, как видно, искусного художника слова, колоритный портрет героического русского князя.

«Сидя в ладье на скамье для гребцов, – завершает свой рассказ о встрече двух правителей и полководцев Лев, – он поговорил немного с Государем об условиях мира и уехал»^[29].

Путь на родину, в Киев, лежал через степи, занятые печенегами

Выполняя договор, Святослав ушел из Болгарии. Император Иоанн разрешил ему забрать с собой добычу, захваченную в этой стране. Путь на родину, в Киев, лежал через степи, занятые печенегами. Часть войска возвращалась по суше, а Святослав со своей дружиной двигался на ладьях вверх по Днепру. По одной версии, Император направил епископа Евхаитского Феофила послом к правителю печенежской орды Куре с требованием не чинить препятствий остаткам войска Святослава, но в «Повести временных лет» можно вычитать, что жители Преславца, близкие которых были убиты по приказу Святослава, сообщили печенежскому князю о том, что русский князь возвращается в Киев с богатой добычей и с малыми силами^[30].

Весной 972 г. печенеги напали на дружину Святослава вблизи порогов, где ладьи приходилось тащить волоком, всех перебили и забрали себе добычу. Из черепа Святослава Куря велел сделать себе чашу, обложив ее серебром, и пил из нее вино. И, как сказано в «Повести», «всех лет княжения Святославля лет 20 и 8»^[31].

Русские воины во главе с воеводой Свенельдом, возвращавшиеся на родину сухим путем, дошли до Киева.