Художник: Филипп Андреевич Малявин
«Наверное, я делаю все неправильно, – вздыхала про себя Катя. – Потому ничего всю неделю и не выходит!»
Нина Ивановна, вон, все время на приходе пропадает. «Старый пусть сам себе сварит, – это она про мужа, – я в церкви нужна!» А Катя не может так. Катин муж уже чуть ли не круглосуточно работает, старается и на работе никого не подвести, и семью обеспечить, Катина доля в семейном бюджете совсем небольшая. И как она ему скажет – «сам вари»? А Милка – подросток, ей внимание нужно в такое бурное время. И еще что важно – батюшка всегда говорил: если хотите, чтобы близкие чаще ходили в храм, – покажите им свою любовь. Чтобы не думали они, будто церковь вас у них «отбирает», а наоборот: видели, как вы им оттуда любовь и ласку несете.
Батюшка всегда говорил: если хотите, чтобы близкие чаще ходили в храм, – покажите им свою любовь
Но все равно чувство вины Катю мучило. Как Нина Ивановна напишет ей к концу рабочего дня: «Катя, мы тут убираемся, где же ты?» – так и... Тяжело, одним словом.
На этой неделе она еще и приболела. И никак не вылечится, состояние слабое, хоть упади и лежи. А еще повредила палец. Сильно. Порезалась какой-то гадостью, когда подъездную дверь открывала. Кривой шрам, жуткий. И не заживет никак толком. Вчера посуду помыла – а он опять воспалился, дотронуться больно, вокруг краснота, к сегодняшнему утру распухло.
В храм смогла зайти только на минутку после работы, помолиться. Заодно выслушала от Нины Ивановны, что надо в храме больше трудиться: тогда и шрамов не будет, и болезней тоже.
«А как же святые? – подумала Катя. – Преподобные почти все сплошь болели, достаточно жития почитать. А мученики так страшно мучились, и еще какие шрамы там были».
Но Нине Ивановне она не успела ответить, потому что в церковь вбежала Лиля. Лиля, полненькая, смешливая, была многодетной мамой, которая так и не приобрела «степенность» (о чем ей пыталась толковать все та же Нина Ивановна), а оставалась «бегучей», как девчонка. Она вся сияла: оставив на пару дней детей на маму и мужа, Лиля «впрыгнула в последний вагон» – успела записаться в небольшое паломничество. И теперь вернулась и спешила поделиться впечатлениями.
– Сейчас будет раздача слонов! – заявила она. – Идемте-ка...
Лиля привезла из поездки маленькие «святыньки»: ваточки с освященным маслом от чудотворной иконы Божией Матери. Аккуратно разложила их по крохотным пакетикам и теперь раздавала всем, кто отозвался.
– Аккуратнее, – поворчала Нина Ивановна, принимая в руки пакетик. – И ты, Екатерина, аккуратнее бери! Смотри, чтобы не потерялось у тебя дома, чтобы твои никуда не задевали. Святыня! Что-то случится – и с тобой что-то случится за неблагоговение!
– Да ладно вам, Нина Ивановна, – прозвенела Лиля. – Такие вещи хранят в приличном виде именно ради благоговения, а не от суеверного страха, честное слово.
Нина Ивановна посмотрела на нее строго:
– Как детки-то? Соскучились по маме, или ты не звонила домой еще даже?
Лиля на секунду замолчала, а потом хохотнула:
– А ваш «старый»-то как, а? Суп сварил?
Чем закончился диалог, Катя не узнала, потому что у нее зазвонил телефон. Она взяла трубку в притворе: Милка опять не могла найти какую-то свою блузку, а в другой идти к подружке не хотела.
– Сейчас приду, – шепнула Катя и как в тумане (видимо, все же поднялась температура) вышла на улицу.
«А ведь Нина Ивановна совсем еще не старая, и муж ее не старый», – отчего-то подумалось ей.
***
Милка не пошла ни к каким подругам:
– Мама, ты совсем заболела, ложись! Мы с папой все сделаем! Чаю принести?
«А еще говорят – эгоистичное поколение сейчас растет, – говорила себе Катя, пока с трудом переодевалась, укладывала вещи в стиральную машину и запускала стирку. – Мы точно эгоистичнее были. Ну, уж я – точно».
– Как ты, солнышко? – муж подошел к дивану и потрогал ее лоб. – А пальчик как?
– Вы такие смешные, – заглянула в комнату Милка. – «Солнышко», «пальчик»!
– Вот и тебе чтоб так в браке говорили, – проворчала Катя, потирая шею – уж очень разболелось вдруг горло.
– Смешные, – кивнул отец. – Как там у вас сейчас говорят – «кринжовые»?
– Вы не кринжовые, вы кавайные, – засмеялась Милка. – Сейчас чай будет!
– Кавайные – это милые, – пояснил супруг Кате. – Вот как котики на картинках.
– Нет тут твоей мамы – все это услышать, – усмехнулась та. Свекровь была в ужасе от молодежного сленга и в прямом и в переносном смысле хваталась от него за голову. Однако считала, что приучить молодежь к правильной речи можно только личным примером и добрым обращением, поэтому из Милкиной комнаты могли доноситься такие разговоры:
– Людмила, ты уже собралась? Давай скорее, дай отцу с матерью от тебя хоть в воскресенье отдохнуть!
– Они от меня не устали! Сейчас, сейчас, бабушка, я вот это тоже с собой беру.
– А это что за игрушка такая?
– Это не игрушка, я же не ребенок. Это мой маскот. Долго объяснять... ну, любимый зверь.
– Не объясняй, значит, – скот так скот. А это что за длинная подушка? У меня подушек разве нет?
– Это дакимакура! Это особенная подушка, ее обнимают. Я без нее не поеду!
– В общем, забирай все и неси в машину. И скота, и обнимакуру свою, там разберемся.
«Слышала бы это Нина Ивановна», – думала сейчас про себя Катя.
После чая ей немного полегчало. Но тут достиралось белье, Катя взялась доставать его из машинки – и поняла, что забыла вынуть из нагрудного кармана кофты пакетик с ваткой, пропитанной маслом. Она бросилась искать кофту, вытащила ее, – пакетик был раскрыт, а ватка представляла собой жалкое зрелище. Как на грех, еще и совсем разболелся палец, – настолько, что взять в руки постиранные вещи было больно. Милка скорее забрала их и поскакала развешивать, а Катя стояла с мокрой ваткой в руках. И с навернувшимися слезами.
***
– Ну, ладно тебе, – утешал ее муж. – Разве Господь не видит, что ты болеешь? Да, понимаю, как тяжело: радовалась, несла ее домой, и так вышло. Ну, бывает...
– Нина Ивановна сказала – несчастье будет, – привела последний аргумент плачущая Катя.
– А с каких пор Нина Ивановна у нас ангел с небес? Вот уж не запугивала бы. Ох, Катька, ты вся горячая, давай-ка жаропонижающее выпьем, и поспишь.
Катя села на диван. Повертела в руках промокшую ватку и зачем-то отжала воду из нее на свой больной палец. Потом приложила ее ко лбу, – голова тоже болела весь день.
И совершенно не поняла, как провалилась в сон.
***
– Мама, – услышала она шепот. – Мама!
Катя подняла голову.
– Мам, папа сказал тебя не будить до утра, но я боюсь! Я тут прочитала, что вот такая рана, как у тебя на руке, – это очень опасно! И температура может именно из-за нее быть! Давай тебе вызовем скорую, а?
– Из-за раны на пальце? Не говори глупостей, – пробормотала Катя, понимая, что горло почти не болит. А от головной боли, похоже, не осталось и следа. Женщина села, помотала головой. Кажется, ей лучше.
На пальце у Кати красовался тонкий шрамик, как будто давно заживший. Ни воспаления, ни красноты, – ничего
– Мам, покажи, – Милка взяла ее за руку. И ахнула.
На пальце у Кати красовался тонкий шрамик, как будто давно заживший. Ни воспаления, ни красноты, – ничего. А ведь почти неделю мазала какой-то мазью с антибиотиком, чем только не промывала, и никакого эффекта не было!
– Папа! – закричала Милка. – Папа, иди скорей сюда!
***
– Кажется, – заметил муж, осматривая палец Кати, – Божия Матерь рассудила иначе, чем твоя Нина Ивановна. А? И, как бы тебе это сказать поосторожнее... может, и в остальном Она тоже иначе рассуждает?
– Откуда ты знаешь, как Кто настолько святой рассуждает, – вредным голосом заявила Милка. – Мы так давно в церкви не были!
– Не были – значит, будем, – развел руками отец. – Иди доску ставь с утюгом, наглаживайся да спать потом сразу ложись. Завтра на службу пойдем.
– Не хочу встава-а-ать рано, – протянула Милка. Но через минуту уже перебирала что-то в своем одежном шкафу.
А Катя просто молча обняла мужа. И подумала про ту самую «ласку» в семье, о которой батюшка в проповедях говорил. Которая – и она сейчас это особенно хорошо понимала – и есть для семейного человека самый большой дар от Бога. Не меньшее – а может, и большее? – чудо, чем ее внезапно заживший палец. Который – тоже свидетельство любви и милости Божией.
Где-то сейчас Лиля укладывала спать своих многочисленных малышей. Где-то «старый» варил суп своей придирчивой, уставшей «бабке» Нине Ивановне. Где-то свекровь старательно искала в Интернете значение словечек, которыми щедро сыпала внучка Милка. И всё это была – любовь. Маленькая частичка, отражение, отблеск любви Господней – к нам, самым простым и грешным людям.