Эту историю мне поведал один давний хороший знакомый, вспоминая свои годы, проведенные в северной культурной столице страны – городе Санкт-Петербурге.
«Первое высшее образование, которое я получал в светском ВУЗе, было строительное. Затем я проработал какое-то время инженером лаборатории на Кафедре строительных материалов и решил попробовать себя в творческой журналистской профессии. Удивительные 2 года работы в редакции газеты рядом с интересными и талантливыми людьми заложили основы моей теперешней писательской ‟потребности в графоманстве”. Журналист из меня был такой же, как и балерина, поэтому спустя непродолжительное время я решил вновь вернуться в строительную отрасль. Божиим промыслом я оказался в проектном институте, занимавшемся реставрацией памятников культуры и архитектуры, большую часть которых составляли православные храмы. Не буду вдаваться во все тонкости моей работы. Она была инженерная, интеллектуальная, творческая, в общем, трудная и интересная. Из тех десяти лет, что я проработал в той организации, я хорошо запомнил одну командировку в Ленинградскую область, где мы занимались обследованиями очередного памятника. С нами в поездке был главный архитектор большинства наших проектов, всеми уважаемый Михаил Григорьевич Самаров. Это был человек высокий, плотного телосложения с широким открытым лбом и вьющимися волосами. Лицо его было практически всегда светлым, открыто-простым, и в тоже время несло отпечаток интеллигентно-творческой профессии архитектора. Он умел быстро находить общий язык как с архитекторами (представителями творческой профессии) так и с инженерами (людьми, которые порой были непробиваемыми технарями, неспособными отличить Ван-Гога от Моне и готовыми разбить вдребезги любой полет архитектурной фантазии своими строгими расчетами и нормативными актами).
Нам предстояла долгая работа по обследованию одного известного областного здания-памятника. И вот, в одну из бессонных ночей, когда мы, засидевшись за чашкой крепкого горячего чая, обсуждали вопросы бытия, Михаил Григорьевич вдруг сказал: ‟А ты знаешь, Кирилл, как на самом деле сложен труд архитектора-реставратора?” – ‟Почему?” – удивился я. Михаил Григорьевич, глядя в темное ночное окно поверх моей головы, продолжил, не заметив моего вопроса:
‟Архитектор – он ведь как ребенок. Потребность творить и создавать живет в нем вечно. Эта потребность течет по его венам, питает ум и сердце, и в итоге трансформируется в творение, которое впоследствии воплощается в жизнь в бетоне, камне, стекле... Имя архитектора способно остаться в веках. Каждый знает Антонио Гауди, Ричарда Фуллера, Алексея Щусева или Петра Барановского... А кто знает архитектора-реставратора? Работа архитектора-реставратора незаметна для глаз людей.
Кто знает архитектора-реставратора? Работа архитектора-реставратора незаметна для глаз
Как поется в песне: ‘Наша служба и опасна, и трудна, и на первый взгляд как будто не видна...’. Задача архитектора-реставратора – восстановить памятник, используя то, что от него осталось, и архивные материалы, таким образом, чтобы не привнести в его облик ничего нового, ничего ‘своего’. Возможность самовыражения в своем творении полностью невозможна! Но при этом ты находишь возможность творческой самореализации в воспроизведении и восстановлении творения другого мастера”.
На этом наши посиделки закончились, а я до сих пор вспоминаю и размышляю над его словами.
Как православному священнику, призванному проповедовать, учить и порой принимать прямое участие в судьбах многих вверенных мне Господом прихожан, сложно проходить искушение тщеславием и гордыней. Вольно или не вольно, ты начинаешь пользоваться своим духовным авторитетом, чтобы ‟притянуть” к себе как можно больше людей. В такие моменты я всегда вспоминаю наш разговор с Михаилом Григорьевичем. Переосмысливая его, исходя из сегодняшней моей профессиональной деятельности, я понимаю, что священник – это архитектор-реставратор. Работа священника заключается в том, чтобы привести вверенную ему Богом и высшим священноначалием паству ко Христу. Именно ко Христу, а не к себе. И на этом долгом и непростом пути личность священника не должна быть заметна, как незаметна личность архитектора-реставратора в отреставрированном им памятнике. Наверное, это имел в виду апостол Павел, обращаясь к коринфянам в своем Первом послании:
‟Умоляю вас, братия, именем Господа нашего Иисуса Христа, чтобы все вы говорили одно, и не было между вами разделений, но чтобы вы соединены были в одном духе и в одних мыслях. Ибо от [домашних] Хлоиных сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры. Я разумею то, что у вас говорят: ‛я Павлов’; ‛я Аполлосов’; ‛я Кифин’; ‛а я Христов’. Разве разделился Христос? разве Павел распялся за вас? или во имя Павла вы крестились? Ибо когда один говорит: ‛я Павлов’, а другой: ‛я Аполлосов’, то не плотские ли вы? Кто Павел? кто Аполлос? Они только служители, через которых вы уверовали, и притом поскольку каждому дал Господь. Я насадил, Аполлос поливал, но возрастил Бог; посему и насаждающий и поливающий есть ничто, а [все] Бог возращающий. Насаждающий же и поливающий суть одно; но каждый получит свою награду по своему труду. Ибо мы соработники у Бога, [а] вы Божия нива, Божие строение. Я, по данной мне от Бога благодати, как мудрый строитель, положил основание, а другой строит на [нем]; но каждый смотри, как строит. Ибо никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос” (1 Кор. 3,4–11)».
Это мудрое поучительное слово, сказанное некогда старым и опытным священником, навсегда осталось в моем сердце. И, что очень важно, эту мысль можно отнести к работе профессионала любой отрасти. Везде, где важно передать опыт старшего поколения младшему, важно делать это с любовью, не давя своим авторитетом, смиренно объясняя сложные и непонятные хитросплетения человеческих знаний теоретика с житейской мудростью практика.