Инвалиды духовной войны

Всё очень серьёзно. Конечно, если серьёзно воспринимать дело спасения своей души. Воспринимать как главное, а, скорее, – единственное дело жизни. Оно таковым и является и уже по одной простой причине: 70-80 (а часто и того меньше) лет и вечность – величины несопоставимые. Не всегда понимание этого приходит сразу. Но даже если приходит, его кажущееся наличие при недостатке смирения, твёрдости и рассудительности нередко подталкивает на стези, оборачивающиеся впоследствии жизненным тупиком. А иногда и трагедией. Если праведник едва спасается, то нечестивый и грешный где явится? (1Пет. 4:18). И это не «страшилка», а слова Священного Писания, между прочим, парадоксальным образом не противоречащие другим – всякий, кто призовёт имя Господне, спасётся (Рим. 10:13)...

Всякое дело, в том числе и главное, приобретает свои специфические особенности в зависимости от времени, в котором оно совершается. Тогда – в середине восьмидесятых – многим молодым неофитам казалось, что кроме как в монастырь и идти-то некуда. Иные разумные альтернативы только начинающей трансформироваться советской действительности ещё отчётливо не обретались; и благо, если новоиспечённым ревнителям хватало ума обратиться за советом – как жить – к здравствующим ещё старцам. К тому же о. Иоанну, например. Обращались не всегда. Ну, а монастыри открывались будто «по разнарядке», росли и ширились, изначально наполняясь насельниками, как многим тогда казалось, не случайными. Люди, сгруппировавшиеся вокруг возродившегося в 1983-м году Данилова монастыря, братия Оптиной Пустыни, других вновь открывшихся обителей в значительной своей части – молодёжь с высшим образованием. Публика искренняя, но несколько диссидентствующая. Иными словами – недовольная. По привычке склонная, скорее, навязывать своё мнение и наставлять, нежели учиться и смиряться. И это при том, что главный учитель – сама жизнь, с капризами обучающихся сообразующаяся мало, всё ставила и ставит по своим местам. Процесс небезболезненный, как известно...

Отсюда они – инвалиды духовной войны... Вернее, мы, ибо, кто без греха? Духовные недуги современного человека, менее всего склонного любить, смиряться и терпеть чужие немощи, распространяются, увы, и на считающих себя православными христианами. Наглядных свидетельств тому более чем достаточно. Стоит только почитать почти любые комментарии любых статей на любых православных сайтах, чтобы легко в этом убедиться...

Монашествующие, впрочем, – контингент особый – некая квинтэссенция христианства. Бог в жизни монаха участвует наглядно, ещё и потому, что тот сам затеял с Ним прямой и публичный диалог. Надо полагать, в здравом уме пообещав однажды послушание, нестяжание, целомудрие... Кто-то пообещал и исполнил, а кто-то – благополучно забыл или не предал обещанному должного значения – грань между «спастись» и «погибнуть» бывает и тонкой...

Если оглянуться вокруг, это множественно подтвердят истории непридуманные... Знакомый иеродьякон – молодой и ревностный – со временем превратившись в архимандрита с деньгами, властью и мирскими связями, видимо основательно расслабившись, женился... Его пример – другим наука... Вполне конкретный «другой» в схожей ситуации всё-таки молился и, как вскоре выяснилось, не напрасно. Таинственная дама, на большом джипе спешащая окончательно вызволить «несчастного батюшку» из опостылевшей ему обители, при подъезде к монастырю попала в аварию...

Речь, однако, не только о специфических особенностях иноческих искушений. Разница между обетами монашескими и теми, что даются при крещении, хоть и существенная, но не принципиальная. Напротив, имеет место принципиальное тождество: требование неоскудения внутренней воли. Важно, чтобы и при совершении Таинства Крещения, обещаясь отрицаться сатаны и соединяться со Христом, люди поступали ответственно. К сожалению, практика современной церковной жизни свидетельствует об обратном: пожелания священника и приходящих к нему креститься (родителей, крёстных, самих взрослых крещаемых) чаще значительно разнятся, нежели совпадают.

Лет тридцать тому назад креститься – означало совершить поступок неординарный и даже опасный; теперь – соблюсти формальность. Ну а формализм – расхолаживает. И уже «духовных инвалидов» почти не видно... «Христиане», которым, по сути, до Христа и дела нет, капитулируют сразу; врагу не противореча, и не «заморачиваясь» тем, что в философии называется «моральными сущностями».

Впрочем, у людей воцерковлённых, как правило, эти сущности продолжают оставаться основополагающей составляющей жизни. Таковых подстерегают опасности иного рода. Одна из них – подмена борьбы с врагом хоть и невидимым, но реальным, с тем самым, кто ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить (1Пет. 5:8), искусственно выстроенной внутренней междоусобицей. Человек пассионарный, если поищет, – всегда найдёт стан, где обретается враг видимый, ибо даже имитация жизни требует своего «адреналина». Подлинная же церковная жизнь уходит; трансформируется где-то в виртуальном пространстве, вернее теряет себя в нём, превращаясь в бесконечные выяснения отношений «практикующих» субъектов, унылую перепалку «миссиофилов» с «миссиофобами», в беспросветную скуку... При этом множащиеся внешние впечатления тоску и скуку не рассеивают, а только усугубляют.

Все это касается, в том числе, и жизни монастырской. Даже при счастливом приближении к Богу можно впасть в стыдную мелочную суетность, а через неё в «окамененное бесчувствие». Врачуется оно, как известно, терпением и молитвой – азы духовной жизни, которые на практике, почему-то, легко забываются.

Жизнь сама о них напоминает. Стеснёнными обстоятельствами, например, которые в монастырях, нередко, создаются искусственно. Причём с вполне определённой целью – «выдавить», «изжить» из себя «ветхого человека». Того самого, которому сопребывание со Христом невыносимо. Кто хочет – изживает, кто не хочет – остаётся «ветхим». Христианин – существо свободное и, опять же, если захочет, – счастливое. Хотя бы потому, что, будучи даже поломанным жизнью «духовным инвалидом», можно обратиться к своему Богу и исцелиться от, казалось бы, неизлечимых ран.

На последнем московском епархиальном собрании Святейший Патриарх заметил, между прочим, что желающих посвятить себя жизни иноческой в последние годы стало меньше. Трудно сказать, хорошо это или плохо. Теперь, во всяком случае, такой выбор может быть более осознанным. Он уже – не следствие былой эйфории от одной возможности его осуществить, показав тем самым «фигу» опостылевшей советской действительности. Опыт показывает, что на одном отрицании прошлого новую жизнь не построишь. И вопросы, приходящие на монастырский сайт, типа: «у меня несчастная любовь, что нужно сделать, чтобы стать монахом» (чаще – монахиней), – тоже ничего, кроме грустной улыбки не вызывают. В монастырь от жизни не убегают – в нём её строят. И любви и терпения при этом требуется не меньше, чем в миру, причём в условиях, которые, скорее, исключение, нежели правило. Оказывается, любой другой повод для прихода в иноческую обитель, кроме искреннего стремления всего себя посвятить служению Богу, рано или поздно оборачивается жизненным крахом, превращая монаха в карикатуру на самого себя.

Опять же, речь не только о внутренних сугубо монастырских сложностях – так или иначе, но они касаются всей церковной жизни. Они есть, и на вопрос – соответствует ли термин «духовное возрождение» тому, что произошло в Церкви в последнее двадцатилетие на самом деле, – похоже, однозначного ответа не обретается. Внешнего лоска, действительно, стало больше, но ушли последние старцы-исповедники, а значит – стало меньше жизни. Не случайно известный священник, протоиерей Дмитрий Дудко, прошедший и сталинские лагеря и брежневскую тюрьму, уже на закате своей жизни в двухтысячные годы говорил, что придти к Богу и жить с Ним теперь – трудней, чем во времена его молодости и даже ещё совсем недавно. Время сейчас – не детское. Ушли куда-то наивная искренность, искренняя наивность. Больше стало цинизма, неотъемлемое свойство которого, – разрушать всё, чего он касается...

И, тем не менее, заповедь апостола Павла – всегда радуйтесь (1Фес. 5:16) – обращена не только к его современникам. Она исполнима всегда, как следствие исполнения другой, близкой ей, – непрестанно молитесь (1Фес. 5:16). Всегда находится иная, противоположная мрачной, сторона жизни. Трудности превращаются в приобретение, если использовать их преодоление как средство приближения к Богу. И во времена апостасии – массового отступления от Бога – находятся люди, уверенно шествующие в противоположном направлении. Достаточно войти в храм, увидеть в нём молодые лица, чтобы понять, сколь благ Господь... Желающие жить в гармонии со своей совестью всегда будут жить с ней в гармонии. По большому счёту, им не так уж и важно: в какое время они живут, и кто теперь «громоздится на мавзолее» – товарищ Хрущёв или господин Ельцин...

Снова всматриваюсь в знакомые лица на уже поблекшей фотографии... Пусть и инвалиды, но всё-таки живые... Люди, которым хватило решимости обратить к Богу жизнь во всех своих проявлениях, сделать её осмысленно-целенаправленной. Достаточно ли этого для спасения? Наверное, да, если не растерять верные смыслы не только на ухабистых стезях, ведущих к Храму, но и в нём самом... Вернуть, если они были утеряны...