«Помолитесь обо мне – я одержим бесом»

Всем известна история «железного» Исидора из «Лествицы»: был он человеком знатным и влиятельным, но отрекся от мира и пришел в монастырь. А настоятель монастыря, по словам преподобного Иоанна Лествичника, всепреподобный и премудрейший, сразу увидел, что Исидор «весьма коварен, суров, зол и горд». И для пользы души назначил ему довольно необычное послушание: стоять целыми днями у ворот монастыря и каждому входящему и исходящему кланяться, говоря: помолитесь обо мне, ибо я одержим злым духом.

Он принял это послушание, и первый год ему было очень трудно. А второй – не очень. Через два года он пришел в такое состояние, что «уже в чувстве сердца стал считать себя недостойным и пребывания в обители, и видения отцов, и зрения на лица их, и причащения Святых Таин; и, поникши очами долу, а мыслию еще ниже, уже искренно просил входящих и исходящих помолиться (о нем)». А еще через пять лет получил богооткровенное знание о времени своей кончины и дерзновенние перед Богом.

Что же произошло? Почему он так изменился? Ведь эту историю сейчас преподносят как образец унижения человеческого достоинства в христианстве и монашестве… Как же оговор себя мог так преобразить человека?

А так, что не было никакого оговора. И Исидор, делая поначалу поклоны, по его выражению «со всякою горестию, самонасилием и кровавым понуждением», понял в какой-то момент, что никакого унижения не происходит, а он говорит правду: он действительно одержим злым духом, да, пожалуй, и не одним.

А с чего бы еще ему было так трудно говорить и делать эти простые действия? Его ведь не у Троице-Сергиевой лавры поставили, где тысячи входящих и исходящих. Вся сложность послушания сводилась только к тому, что Исидор был горд.

И когда он понял, насколько одержим страстями (вспомним, какую характеристику выдал ему опытный духовник), то начал уже с усердием кланяться и искренне умолять людей: помолитесь обо мне, ибо я одержим бесом.

На этом пути он удивительно скоро стяжал святость и «со славою отошел ко Господу».

***

Святые отцы всю жизнь повторяли Иисусову молитву, и она для них не только не «замыливалась», но разгоралась

Часто люди жалуются, что у них в сознании «замыливаются» молитвенные правила: нет горячего чувства даже при чтении правила ко причастию, а уж утренние и вечерние молитвы и подавно не вызывают никакого энтузиазма. Святые отцы всю жизнь повторяли Иисусову молитву – из нескольких слов, и она для них не только не «замыливалась», но разгоралась, просвещая и ум, и сердце Фаворским светом. Нас же не всегда способны пронять и слова Великого канона.

Ну, что сказать? Происходит это по той простой причине, что мы не верим словам, которые читаем. Просим просветить наш ум и сердце, и не понимаем их помрачения. Напоминаем себе, что во время пришествия Господа обнажатся все наши дела, и не видим их гнусности. Благодарим Бога, что не погубил нас с нашими беззакониями, и не сознаем, как это было бы справедливо. Стократ читаем о человеколюбии Господа и Его Пречистой Матери, и не чувствуем, насколько мы их недостойны…

При этом молитвы написаны так, как будто все эти вещи – сами собой разумеющиеся. Естественно, потому что их писали святые, которые знали, насколько падший человек помрачен, нераскаян, претенциозен… Они знали – мы не знаем. И нам, выходит, нужно им просто поверить.

Если этого не происходит, то в наших душах возникает какой-то невозможный разлад: мы каждый день (в молитвах) на все лады рассуждаем о своем недостоинстве… но на деле совершенно не считаем себя недостойными.

Исидору понадобилось всего два года, чтобы осознать свое недостоинство и понять, что слова его прошений – правда. А мы читаем свои молитвы по 20–30 лет и не сдаемся – всё равно нет-нет да и прорвется наружу очередная скромная претензия на мировое господство.

В чем же дело?

Может, в том, что Исидор не только говорил, но еще и кланялся?

***

Сколько раз уже говорено про такое, например, понятие, как смиренномудрие. Мы не имеем добродетелей, увы… Но нам заповедано поступать так, как добродетели диктуют. Исидор поначалу не понимал, что он коварен, суров, зол и горд. Но он кланялся людям – так, как если бы понимал это. Для него спасательным кругом послужило осознание ценности послушания. Он пришел в монастырь, чтобы слушаться: настоятель дал ему указание – и он послушался.

Но, положим, его делание было исключительно или преимущественно монашеским. А за какой спасательный круг цепляться всем вообще? Какое аскетическое делание обучит кланяться, например, мирянина?

Бесчувствие на молитве вопиет нам о том, что слова молитв – правда. Что мы – бессердечные, злые, эгоистичные

Самоукорение.

Поводов же к самоукорению – только осмотрись. Взять хотя бы и сам факт бесчувствия на молитве. Это не пустячок. Бесчувствие на молитве свидетельствует о том, что мы духовно слепы и не любим Бога. Бесчувствие на молитве вопиет нам о том, что слова молитв – правда. Что мы – бессердечные, злые, эгоистичные, лукавые и подлые. Что попираем Крестную жертву Христа. Что все – тьмочисленные! – страсти не оскудели от нас…

Казалось бы, всё просто: если прочувствовал обличительные слова молитвы – укори себя в прочувствованном. А если бесчувствуешь на молитве – стократ укори себя в бесчувствии, ибо это не мелочь. И так придешь в сокрушенное состояние духа, а «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит».

Но мы грустно говорим на исповеди: «Согрешаю бесчувствием и холодностью на молитве», – и живем себе дальше, не делая никаких практических выводов. Упускаем то, что не требует от нас никаких затрат: ни сил, ни жертв, ни постов – и при том, по выражению преподобного Серафима Саровского, даёт самые большие проценты, самый большой духовный доход.

«Стяжайте благодать Духа Святого и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые вам больших прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благодати Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных… Примерно: дает вам более благодати Божией молитва и бдение, бдите и молитесь; много дает Духа Божиего пост, поститесь, более дает милостыня, милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте. Вот я вам расскажу про себя, убогого Серафима. Родом я из курских купцов. Так, когда не был я еще в монастыре, мы, бывало, торговали товарами, которые нам больше барыша дают. Так и вы, батюшка, поступайте, и, как в торговом деле, не в том сила, чтобы больше торговать, а в том, чтобы больше барыша получить, так и в деле жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или другое какое-либо доброе дело делать. <...> Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но в извлечении из них большей выгоды, то есть вящем приобретении обильнейших даров Духа Святого (Прп. Серафим Саровский. Беседа о цели христианской жизни).