Божественная педагогика – штука серьезная: без шишек не обойтись

Настоятель Михайло-Архангельского Харлампиевского храма в Иркутске протоиерей Евгений Старцев рассуждает о пользе спокойствия и терпения на «кухне и огороде» души христианина и призывает не впадать в панику, когда этого так хочется.

Протоиерей Евгений Старцев – Отец Евгений, вопрос панического характера: согласно непроверенным данным СМИ, сотрудники полиции, несшие дежурство у храмов в Рождественскую ночь, пришли к выводу, что в ночных Рождественских богослужениях приняли участие всего 1,4 миллиона человек по всей России. Это примерно 1% от общего количества населения страны. Беда, ужас, катастрофа: в храмы народ не ходит!

– Не уверен в корректности сводок. Сужу по нашему приходу: у нас все больше людей. И я не думаю, что для храмов Иркутска или другого крупного города характерно малое количество прихожан. Вполне допускаю, что мы имеем дело с недоброжелательным информационным «вбросом»: если Церкви предъявить претензию, что к вам, православным, ходит так мало народу, то зачем вам, спрашивается, столько храмов, зачем все эти ваши инициативы, вся эта ваша активная деятельность? Сидите себе спокойно и помалкивайте. Повторюсь: с моей точки зрения, это попытка манипуляции. Христианство – это не только, а часто и не столько физическая «наполняемость культового помещения».

Христианство – это не только, а часто и не столько физическая «наполняемость культового помещения»

Духовное становление подразумевает, помимо присутствия на службе, еще и внутреннюю, невидимую для внешних глаз и прочих сводок, работу – какие, скажите мне, сводки отражают глубину именно духовного труда человека?

Помню, перед второй Чеченской мне, молодому тогда священнику, приходилось крестить ребят буквально батальонами: 100–200 человек в день – это было нормально. У командиров просто было такое условие: некрещеных в командировку не брать. Хорошие, кстати, были командиры. Так вот, а сейчас, когда я бываю в военной командировке, крестятся от силы 8 ребят, и не потому, что все остальные такие бездуховные, а потому что они все крещеные уже. И если о духовной жизни судить по отчетам и справкам, то у нас, конечно, жуткий спад. Побольше бы таких «спадов»! Глубокая внутренняя духовная жизнь нашего народа не вмещается в статистику.

Глубокая внутренняя духовная жизнь нашего народа не вмещается в статистику

Устроение жизни по Христу – что отдельного человека, что целого народа – сложнейший творческий процесс, в котором трудятся Бог и человек вместе, и не надо думать, что этот процесс линейный, выражающийся в цифрах. Возьмем евангельский пример с зерном или закваской (ср. Мф.13,31–33), когда Господь говорит о том, как строится Царствие Небесное в сердце человека: это же сложнейший и таинственный процесс. И мы не будем выкапывать зерно, рыться в закваске, чтобы под микроскопом рассмотреть, а как же это идет становление Небесного Царствия в душе, правильно? Нам (и Богу) результат важен.

Не нужно вторгаться в глубоко личные взаимоотношения человека и Бога

И не нужно вторгаться в глубоко личные взаимоотношения человека и Бога, целого народа, в их совместный труд по обустройству этого Царства только для того, чтобы отчитаться о проделанной работе.

– В каком-то смысле речь идет о превращении количества в качество, мне кажется: если раньше мы не без гордости говорили о сотнях и тысячах крещаемых, то сегодня – самое время обратить внимание на наше христианское качество.

– Думаю, да. Правда, о качестве всегда думать нужно. И оно заключается в том, что русский народ сейчас, после массовости, обратил пристальное внимание на внутреннее устроение своей души. Мы стали накапливать духовный опыт, что не может не радовать. И пусть этот опыт включает в себя, что неизбежно, негативные какие-то моменты: падения, часто болезненные; позор отречения; слабость, вялость, осознание своего бессилия без Христа, – это, думаю, очень нужный, даже необходимый опыт, что для одного меня, грешного, что для целого народа. Божественная педагогика – штука серьезная, и рассчитывать, что на пути ко Христу по каменистой извилистой дороге ты не набьешь шишек, более чем опрометчиво. Но осознание того, что Христос тебе нужен, что без Бога не до порога – вот что главное в этой педагогике. Если это чувство у нас есть, а, по моим наблюдениям, оно есть, то мы не безнадежны. Если нет, то ученики из нас откровенно глупые: застрять в первом классе в надежде получить золотую медаль – для здоровенного детины и стыдно, и позорно. Так что мы в каком-то смысле, мне кажется, заняты сейчас – и должны заниматься – не массовыми «смотрами строя и песни» и прочими торжественными мероприятиями, а «учить матчасть»: делать уроки, корпеть над учебниками, сдавать зачеты и экзамены – вот наше дело сегодня. Да, не без «двоек», да, тяжело, но легкой жизни нам, по-моему, обещано не было. Звучит, может, грубовато, но «на халяву» в рай не въедешь – вот это мы должны понимать. Если понимаем, то и унывать нечего. Дайте Богу и человеку, народу поработать над зерном и закваской – это обращение я адресую к чиновникам, для которых отчет, бумажка важнее сердца. К чиновникам не только светским, но и церковным.

– И такая работа идет?

– Идет, уж поверьте. Я служу уже 26 лет, чуть больше четверти века, и могу говорить, опираясь на опыт. Помню, в первые командировки на Кавказ один генерал открыто противился проповеди: мол, чего эти попы тут разъездились. Закончилось, правда, тем, что сам он стал очень верующим человеком, который жизни не мыслит без Христа. Тогда мы поставили походный храм неподалеку от места пленения имама Шамиля, готовились совершить литургию. Причастников было 5 человек – остальные ребята стояли в каре, охраняли. Приходят данные разведки: около восьми, ко времени начала литургии, вас будут обстреливать. А чего там обстреливать: 3 выстрела из подствольника – уйма народу ляжет. Тогда командир говорит: «Службу отменять не будем, только давайте, батюшка, начнем ее в 5 утра». Так и сделали – все пятеро причастились, все спокойно. А сейчас, когда я приезжаю на фронт, причащаются ротами. Настоятельно просят свозить в один из монастырей, который рядом с передовой – какие там, кстати, монахи: серьезные, молятся постоянно, и такие светлые, настоящие!

Если же брать служение священника не на фронте, а здесь, в относительно мирных условиях (хотя духовную войну никто не отменял), то я своими глазами вижу действительно благие плоды пастырского труда. И не потому, что я такой замечательный священник – нас в храме четверо, и еще два диакона, – а потому, что я вижу то, как нашими общими усилиями – прихожан и священников – строится дом Божий в душе человека, который никакими справками-отчетами не опишешь. Я вижу, что священники любят людей, заботятся о них, опекают, вижу ответную к ним любовь – неужели не принесет этот труд добрых плодов? Но рассчитывать на то, что сегодня-завтра, в крайнем случае – послезавтра все резко станут христианами, и мы начнем ходить по водам Ангары, несколько самонадеянно. Повторяю: нужны труд, терпение, упорство – без них мы обречены вечно сидеть в начальных классах и писать отчетики о все возрастающей духовности. Вера Христова – это же дар Божий и ответная работа человека над тем, чтобы этот дар руководил его жизнью.