Старец Иустин (Пырву) о духовной жизни в наши дни

Архимандрит Иустин (Пырву) Архимандрит Иустин (Пырву) – один из самых любимых и почитаемых румынских старцев, наш современник (1919–2013). В 1948 году был арестован и приговорен к 12 годам заключения «за политические взгляды», а в 1960 году по окончании срока заключения – еще к четырем годам тюрьмы за отказ отречься от православной веры. После падения коммунистического режима в Румынии стал основателем и настоятелем монастыря Петру Водэ. Чем с духовной точки зрения сегодняшние времена тяжелее периода открытых гонений на верующих? С какими проблемами сталкивается современное монашество? Как жить в эпоху духовного оскудения? Архимандрит Иустин отвечает на эти и другие вопросы о духовной жизни.

– Что вы можете сказать о трудных временах, через которые предстоит пройти и нам?

– Да, через что прошли мы – и через что пройдете вы! Эти времена вы уже начали ощущать. В отличие от других времен, сейчас Бог позволит врагу коснуться и души; гонения будут скорее психологические, и вы не сможете скрыться даже в расщелинах земли. Это нелегко, это очень тяжелые времена.

В наше время надо бороться и с видимым, и с невидимым; бороться с собой, бороться с миром, бороться и с диаволом

Например, во времена великих подвижников в Фиваидскую пустыню не заходили ни милиция, ни государственный, ни финансовый контроль, который беспокоил бы монахов. Они были самостоятельными и настолько свободными, что действительно могли нести свой подвиг со всецелой любовью. А в наше время надо бороться и с видимым, и с невидимым; бороться с собой, бороться с миром, бороться и с диаволом. Диавол? Крестишься – он отходит. А видимые не отходят, они берут тебя штурмом и нагружают все новым и новым: то явятся с 666, то с удостоверениями личности, с карточками, трактором, двигателем, чипами, радиацией, холокостом – и все это на тебе сказывается.

Поэтому верующие, например, стекающиеся отовсюду в монастыри, опять же, служат признаком того, что все живут в этом бурлении, в этом кипящем котле, от одного зла до другого. А монах, хорошо это или плохо, должен стоять перед ними, давать им советы, разъяснения, читать над ними молитвы, чтобы они вышли оттуда хоть немного другими, нежели вошли. Монах должен стоять на посту и отвечать на все эти нужды христианина. А раньше святого, преподобного не тревожил никто.

А сколько поминальных записок у нас было лет 70–80 тому назад в монастыре Дурэу или Секу? Ты шел на проскомидию, начинал богослужение на час раньше, стучал у входа в железное било, и все знали, что священник вошел в храм. А пономарь уже там. Каково послушание пономаря? Он заходит в храм, кладет поклон, берет благословение у архиерейского места^[1], идет и прикладывается к иконам Пресвятой Богородицы, Спасителя Христа, заходит в святой алтарь, кладет три земных поклона у входа, три земных поклона у жертвенника и со страхом Божиим начинает возжигать свечи: две свечи на святом престоле, лампады. Для этого была лестница с тремя ступенями. Забирался на нее бедный отец пономарь, натужно дул, но ему хотелось возжигать лампады на каждую полунощницу, быть там первым – до того как придет служащий священник. Потом шел к настоятелю, брал благословение бить в било и колокол, и отец настоятель потом уже не спал, а был наготове, начеку.

Интерьер монастыря Дурэу с архиерейским местом справа

А теперь у него 8-местная машина и багаж сзади, и он едет этим утром за бутылками, а на другой день уже нужна метла, потом черенок для метлы, и он все ходит и ходит, посидит еще на конференции, на экзаменах, где-нибудь еще, только в храме и на утрени его нет. А пономарю деваться некуда, и он, бедняга, бьет в било по 25 благословениям от… лампочки. Раньше мы заканчивали поминовение до того, как придут священники, а теперь у нас по 3–4 папки с поминальными записками в день.

Также, возвращаясь опять к прошлому, не было такого множества нужд и болезней. А сейчас психические, органические болезни, беснования умножились. Также не было такой массы зданий, животных, людей. Кроме того, сейчас добавились искушения, связанные с супертехникой – этими чрезвычайно тонкими системами, проникающими в человека настолько, что они знают твои мысли. И если они уловили твое мышление, то тут же оказывается в опасности и душевная часть. А когда сатана заходит сюда, становится совсем уже нелегко. Это борьба против души.

Сейчас не видишь, что делают? Хочешь иметь работу получше – надо вступить в масонскую ложу, отречься от Христа. И это все – испытания, искушения и трудности, которые отрывают нас от истинных целей нашей жизни. Они сводят к нулю духовную жизнь.

– Каким вы видите духовное возрождение монашества?

Мы дошли до такого состояния, когда монахи стали подобны мирянам

– С мобильным телефоном и шикарными машинами… Оно произойдет вместе с возрождением христианства. Монашество – член тела христианства, слабеющий вместе с ним. Мы дошли до такого состояния, когда монахи стали подобны мирянам, а миряне подобны бесам. Христианство очень ослабло, и не знаю, исправится ли оно.

– Даже после новой жертвы христианства?

– Если она еще имеет смысл. И все же, по-моему, тюрьмы были фундаментом для возрождения нашего христианства. То есть то, чему мы должны последовать, – это добровольное страдание: усилить пост, усилить бдение, усилить молитву и жить во имя Бога. Чтобы чувствовалось Его присутствие, где бы ты ни был. А не так, чтобы питаться по три раза в день, послушание – если можешь, переложи его на брата, и т.д.

– Почему духовную жизнь уже нельзя исправить?

– Потому что ослабла любовь между братиями и человек с человеком уже не может найти общий язык. А без единства как построить что-нибудь заново?

– Что делать, чтобы сохранить любовь и единство среди нас?

– Нужно много молиться, ведь молитва поддерживает взаимопонимание между нами. Но мы теперь печемся больше о материальном, чем о духовном. Раньше силы зла были связаны молитвами великих подвижников, их молитва обладала великой силой. И сейчас Бог еще не развязал сил сатаны, потому что люди не подготовлены. А сила диавола – в наших страстях и злобах.

– Что больше всего характеризует современное монашество?

– У нынешних монахов великая нехватка повиновения, и они не умеют исповедоваться, не исповедаются искренне. Если бы монах сказал на исповеди правду, он бы умер. Сегодня он просит у тебя благословения на поездку в Яссы, а оказывается в Констанце^[2], потому что… он ведь все равно ехал. Добродетель послушания сильно опошлили и сделали неопределенной. У нынешних монахов уже нет сил повиноваться своим начальникам, как когда-то.

Отношения между учеником и наставником разрушились, и, может, поэтому Бог отнял у нас этот дар. Но я их понимаю: румынские монахи так неорганизованны и бессильны подчиняться порядку и повелению, потому что таковы румыны. Румынский народ по природе своей рассеян, и у нас больше нет ни дака^[3], ни давнишнего христианина; теперь вступают в брак черные с белыми, православные с протестантами, католики с африканцами, цыгане с румынами, так что натура, психологическая структура в какой-то момент меняется. Вся эта амальгама наций порождает все те пороки и проклятия, которые есть в наших семьях. Но я не думаю, что душу надо принуждать. Мирянам еще даю совет-другой, а монахов оставляю такими, какие есть.

Иеросхимонах Паисий (Олару) – Что делать, чтобы укрепить свою веру и претерпеть все, что нас ждет? Из пророчеств святых мы знаем, что если христиане претерпят последние напасти, то будут больше первых христиан. А преподобный Паисий Святогорец даже говорит, что многие святые хотели бы жить в наши времена.

– Думать о смерти. Разве у монаха и христианина нет этого великого долга быть готовым к отходу? Есть! Так что тебе нет никакого дела до того, живешь ли ты и как живешь. Люди становятся все труднее, с изъянами в рассудке и рассудительности.

– Мы знаем, что, начиная со святого Симеона Нового Богослова, духовных наставников становится все меньше; сегодня, когда мы являемся свидетелями великого духовного оскудения, как распознать своего духовного наставника? Святые Каллист и Игнатий Ксанфопулы указывали три критерия: чтобы он был высоким в разумении, смиренным в помысле и кротким в поступках^[4].

– Его трудно найти, но не надо сильно ломать голову, чтобы распознать духовного наставника. Кто действительно ищет духовного наставника, тот в какой-то момент его почувствует. Душа чувствует, кому ей надо довериться, ведь Бог вкладывает в сердце любовь к тому, кому Он судил тебе последовать. Мне не терпелось выйти из тюрьмы, чтобы только увидеть отца Паисия (Олару). У меня сердце в груди горело от желания увидеть его, и после освобождения я пошел прямо к келлии отца Паисия и два дня ждал под дверью, чтобы он принял меня на исповедь. А потом 8 лет не отступал от его сердечного окормления. Сначала он направил меня к отцу Клеопе, но у него я не ощутил такого душевного отдохновения, хотя после 16 лет моего заключения он старательно листал толстые книги канонов.

Связь между учеником и духовником очень сильна, и во имя ее может совершаться очень много чудес. Но мало того, чтобы наставник был искусным, он должен быть еще и такого же духа, что ученик.

– Батюшка, а чему вы больше всего научились у отца Паисия (Олару)?

– Смирению и любви к ближнему. Он был человеком редкостной душевной теплоты и мягкости. Отец Паисий непрестанно, без устали был с людьми, так что о себе совсем забывал.

– Хорошо ли в наши дни искать духовных наставников?

Грядут времена, когда вы не найдете не только духовного руководителя, но и слов Писания и святых отцов

– Лучше самому стяжать немного духовного разумения, ведь грядут времена, когда вы не найдете не только руководителя, но и слов Писания и святых отцов. Святые отцы советовали руководствоваться Священным Писанием и писаниями святых отцов, но наступают времена, когда и их не будет.

– А до этих времен?

– До этих времен учите их наизусть. В тюрьме у нас всегда был в уме молебен Пресвятой Богородице и акафисты, которые нам очень помогали. Настоящая молитва возносится не в монастыре, хотя он располагает всеми внешними условиями, благоприятными для созерцания и молитвы. В тюрьме мы были лишены красот этого очертания Карпатских гор: ты десятки лет сидел в четырех стенах и не видел солнечного лучика сквозь прутья оконных решеток. А если как-нибудь залезешь, чтобы взглянуть на солнышко, то надзиратель тут же вставал у тебя за спиной и давал 5 суток строгого ареста, откуда здоровым ты уже не выходил.

Долина Фундэтура Понорулуй в Западных Карпатах. Фото: Себастьян

Вот это страдание и было истинно монашеским состоянием. В основании монастыря лежит страдание; хочешь жить по-христиански, хочешь стать ближе к Богу? Надо побороться, чтобы постигнуть те похвалы, которые возносит Церковь, не произносить их голословно, а пережить этим теплом благодати и претворить их в дух, дематериализовать слово, которое мы сейчас еще и искажаем, торопясь закончить богослужение, поем святую литургию как можно сжатей, когда нам следовало бы забыть о всяком мирском попечении.

Переживание и страдание будят в монахе молитву. Соблюдение правил и уставов без этого переживания порождает рассеянность и угашает дух молитвы. Бог не нуждается в том, чтобы Ему вычитывали молитвы, но Он хочет, чтобы твое слово стало транспарентным^[5].