Противостояние иконоборцев и защитников икон при императоре Михаиле Травле

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Рецидив иконоборчества
• Религиозные метаморфозы в Хазарском каганате
• Начало иконоборческой смуты
• Трулльский Собор
• VI Вселенский Собор

Михаил II Травл Михаил по прозвищу Травл, что значит Косноязычный, взошел на императорский престол в 820 году. Он родился около 770 года во фригийском городе Амории, так что основанная им династия получила наименование Аморийской. Среда, из которой вышел Михаил, принадлежала к низшим слоям общества: по словам Продолжателя Феофана, в молодости он «терпел и переживал нищету»^[1] и потому не только не получил классического образования, но был попросту малограмотным человеком, так что насмешники говорили о нем, что за время, которое требовалось ему, чтобы нацарапать 6 греческих букв своего имени, иной мог прочитать целую книгу. Михаил презирал «словесные науки», зато обладал способностями, которые этот его биограф, вероятно напрасно, объясняет его общением с еретиками «афинганами», о вероучении которых имеются лишь скудные и противоречивые сведения, – эта ересь распространена была во Фригии, на родине Михаила. Он умел «предсказывать, какие из новорожденных поросят вырастут упитанными и размерами не будут обижены, или наоборот, стоять рядом с лягающимся конем, ловко погонять лягающихся ослов, наилучшим образом судить о мулах… А кроме того, с одного взгляда определять коней, какие из них пригодны под грузы, а какие выносливы в бою. Определять также плодовитость овец и коров, какие из них от природы обильны молоком»^[2]. Вероятно, дело тут все же не в знакомстве с оккультными науками, о чем пишет автор его биографии, а в наблюдательности, смекалке и опыте, полученном при занятиях животноводством в молодости.

В молодые годы, в правление святой Ирины, Михаил поступил на воинскую службу. Его карьере затем поспособствовала женитьба на дочери своего командира стратига Армениакской фемы Вардана. Как и его друг Лев Армянин, он примкнул к мятежу Вардана, но оба они вовремя отвернулись от обреченного на поражение стратига, и карьерный рост Михаила продолжался. Когда же Лев овладел престолом, Михаил стал одним из самых приближенных к нему сановников империи; и наконец, совершив убийство Льва, своего друга и покровителя, он достиг высшей власти.

Воцарившись, Михаил Травл скорректировал религиозную политику предшественника. Как и тот, он оставался приверженцем иконоборчества, но обнаружил большую гибкость, возвратив из ссылки низложенного патриарха Никифора. Государственный строй империи исключал предоставление свободы вероисповедания, вместо этого Михаил попытался пресечь богословские споры примитивным запретом дискуссий на тему икон.

Святитель Никифор Исповедник

Михаил постановил: «Чтобы никто не дерзал принимать слово ни против икон, ни за иконы»

Ознакомившись с ходатайством Никифора Исповедника о восстановлении иконопочитания, Михаил постановил: «Кто раньше нас занимался исследованием догматов, те и дадут перед Богом ответ, хорошо или худо они узаконили. Мы же в каком положении нашли Церковь, в том и заблагорассудили оставить ее. Посему мы определяем, чтобы никто не дерзал принимать слово ни против икон, ни за иконы, но да не будет и слуху – как будто их никогда и не бывало – о соборах Тарасия, Константина и Льва, и да будет соблюдаемо глубокое молчание по отношению к иконам»^[3].

По его указанию из Смирны возвращен был в столицу и преподобный Феодор Студит вместе со своим соузником Николаем. В ту пору он уже был признан почитателями икон своим духовным вождем. Воцарение Михаила пробудило у него надежду на перемену религиозной политики правительства. Он обратился к императору со словами: «Христолюбивейший владыка! Время примириться нам с Христом при посредстве и по благословению твоей мирной державы, соединиться нам с верховной из Церквей Божиих – Римской – и чрез нее с прочими тремя патриархами, чтобы единодушно одними устами прославлять Бога, величая и ваше благочестивейшее и превожделенное царствование»^[4]. В своих посланиях преподобный Феодор настаивал на созыве Собора с участием предстоятелей или представителей пяти Патриархатов, особую надежду возлагая на епископа Рима, призывая его содействовать восстановлению официального статуса иконопочитания в империи ромеев. Подобные обращения к папе, чья фактическая независимость от императора ромеев в Константинополе не была признана правомерной, расценивались императором Михаилом как измена. Один из самых просвещенных клириков своего времени святой Мефодий, хиротонисанный в Риме в пресвитера, а позже занявший патриарший престол в Константинополе, в 821 году доставил из Рима послание папы императору, в котором тот просил его восстановить почитание икон. Император приказал арестовать его и поместить в тюрьму в городе Акрите. Лишению сана подвергся за почитание икон митрополит Сардийский Евфимий.

Святая Великомученица Ирина В 821 году умер патриарх-иконоборец Феодот Каситера. На патриаршую кафедру в столице был по указанию Михаила Травла возведен Антоний Кассимата, который склонялся к невозможному по природе вещей компромиссу между почитателями икон и иконоборцами. Преподобному Феодору Студиту было предложено провести диспут с иконокластами. На это предложение со стороны ревностного исповедника Православия последовал решительный отказ, вернее, требование прежде лишить сана клириков, приверженных иконоборческой ереси. За такой обструкцией последовали императорские эдикты: сначала указ, запрещавший писать на образах слово «святой», ибо, утверждал василевс, оно может быть прилагаемо только к Самому Богу^[5], а затем другой указ, в котором говорилось: «Я запретил изображать и рисовать их, дабы не воспылало к ним любовью существо низменное, а пусть только взирает на одну истину»^[6].

Восстановления почитания икон в правление Михаила Травла не состоялось. Богословские споры не прекратились. В православной среде копилось недовольство. Сложившимся положением дел попытался воспользоваться былой сослуживец Михаила и свергнутого им Льва Фома Славянин, прозвище которого отвечало его этническому происхождению. В 821 году он объявил себя Константином VI, чудесно спасшимся от козней своей матери Ирины, и провозгласил себя императором, подняв знамя защиты икон.

Фома Славянин, назвавшись чудесно спасшимся Константином VI, провозгласил себя императором и поднял знамя защиты икон

В Антиохии, которая в ту пору находилась под властью мусульман, Фома был венчан на царство православным патриархом Иаковом, который при этом действовал с согласия халифа Мамуна, или, что будет вернее, по его указанию. Халиф признал Фому императором ромеев и, вероятно, оказал ему военную помощь, так что в рядах мятежников сражались и мусульмане. К восстанию самозванца, помимо ревностных почитателей икон, примкнули крестьянские массы, недовольные грабительскими, как они считали, податями.

Мятеж развивался стремительно. В скором времени Фома овладел азиатскими фемами, за исключением Опсикия и Армениака, представлявших собой своего рода цитадель иконоборчества: Михаил предоставил жителям этих фем скидку податей. Войско Фомы вышло на берега Мраморного моря, Босфора и Дарданелл. Захвачены были военные суда ромеев, и в стремительном темпе строились новые боевые корабли, предназначенные для морской атаки на столицу. Командовать флотом Фома поставил примкнувшего к мятежу племянника свергнутого Михаилом императора Льва Григория Птерота, который находился ранее в ссылке на одном из Кикладских островов. Тем временем сухопутные войска Фомы потерпели поражение. Арьергард мятежной армии, которым командовал приемный сын Фомы Констанций, был разбит войсками, набранными в фемах Опсикий и Армениак, ударившими в тыл противника. Захваченному Констанцию отрубили голову, отправив ее в столицу империи, а оттуда Михаил велел переслать этот трофей Фоме. Но военная неудача и личная трагедия не остановили Фому.

Фома Славянин ведет переговоры с арабами

Подготовка к захвату Константинополя шла своим чередом. Осенью 821 года в ночное время часть войска Фомы переправилась на судах на европейский берег, во Фракию. Местное славянское население Фракии с энтузиазмом приветствовало армию своего единоплеменника. В декабре началась осада имперской столицы с моря и суши. «Неприятельский флот прорвал заграждавшую вход в Золотой Рог цепь и поднялся к нынешнему Эюбу, где произошло соединение морского и сухопутного войска»^[7]. Правда, к тому времени в распоряжении Михаила находился уже не только гарнизон столицы, но и переправленные в помощь осажденным воинские отряды из верных императору фем Опсикия и Армениака.

Штурмовать стены Константинополя Фома решил у Влахернских ворот

Штурмовать стены Константинополя Фома решил у Влахернских ворот. Но попытка прорваться в город атакой с моря и суши закончилась неудачей. В морском сражении имперские войска одержали победу, захватив одни корабли самозванца, спалив другие «греческим огнем», заставив основные силы мятежного флота отступить от приморской стены столицы. Фома с оставшимися у него силами заперся в крепости Диавас, расположенной на берегу Мраморного моря. Оттуда он совершал вылазки, в основном уже только для грабежа. Его разбитое войско продолжало крошиться и таять. Его былые сторонники, не видя уже перспективы победного завершения мятежа, начали «понемногу, то одни, то другие, переходить к царю и клясться ему в верности»^[8]. Наконец с маленьким отрядом все еще верных ему мятежников Фома укрылся в крепости Аркадиополе. Императорские войска окружили крепость, взяв город в блокаду. Михаил решил брать его не приступом, но измором. В городе начался голод. Фома велел удалить из города стариков, женщин и детей, не способных к участию в обороне. Разными способами из Аркадиополя бежали и те, кого самозванец оставил в нем для его защиты от василевса. Но когда осажденные «съели не только продукты, но и всякую дрянь… некоторые из горожан вступили в переговоры с царем, выпросили и получили у него прощение, а потом схватили мятежника и на руках доставили и выдали его врагу»^[9].

Михаил, следуя давней традиции, попрал несчастного Фому, своего былого друга, ногами, обутыми в красные сапоги, а затем по его приказу Фоме отрубили руки и ноги. Подвергаемый истязаниям, Фома повторял: «Смилуйся надо мною, истинный царь»^[10]. Но разжалобить Михаила ему не удалось. Ритуал казни опасных врагов был исполнен до конца.

По характеристике историка Дж. Норвича, этот мятеж был «возможно, самым крупным, самым масштабным по своим последствиям в истории Византии»^[11]. Сведения о мятеже, дошедшие до нас, почерпаются из источников православного происхождения. Поэтому вызывают недоумение содержащиеся в них крайне негативные оценки Фомы Славянина, при том что он восстал против иконоборца, к тому же и узурпатора. Ф.И. Успенский в этой связи замечает, что эти источники дошли до нас в редакции X века, когда «представителям торжествующего Православия неудобно было особенно останавливаться на том обстоятельстве, что самозванец Фома пытался поднять знамя Православия против иконоборцев. Как не находили они удобным в X веке ссылаться на попытки православных найти помощь в Риме у папы»^[12].

Людовик Благочестивый После подавления мятежа Фомы Славянина Михаил Травл обратился с посланием к «королю франков и лангобардов» Людовику Благочестивому, императорский титул которого не признавали в Константинополе. Послание датируется 10 апрелем 824 года. В нем Михаил, возможно, по подсказке ученейшего из иконоборцев Иоанна Грамматика, представил свое видение сути конфликта между иконодулами и иконокластами. Мера ухищренной изворотливости и лукавства автора этого текста далеко превосходит полемические способности малограмотного правителя империи. Суеверные эксцессы в почитании икон, встречавшиеся не часто и, вероятно, по большей части в простонародной и невежественной среде, в этом послании выдаются за самую суть иконопочитания, вызвавшую противодействие со стороны государственной власти.

В послании, доставленном Людовику делегацией во главе с протоспафарием и стратигом Феодором, утверждалось, что «многие из церковных людей и мирян… сделались виновниками злых новшеств: изгнали Честные и Животворящие Кресты из святых храмов и на место их поставили иконы с возженными перед ними свечами и стали оказывать им такое же поклонение, как Честному и Животворящему Древу, пением псалмов и молитвами просили у икон помощи, многие возлагали на эти иконы полотенца и делали из икон восприемников своих детей при святом крещении… Некоторые из священников… скоблят краски с икон, смешивают их с Причастием и дают эту смесь желающим вместо Причащения. Другие возлагали Тело Христово на образа и отсюда приобщались Святых Таин. Некоторые, презрев храмы Божии, устраивали в частных домах алтари из икон и на них совершали священные таинства и многое другое, непозволительное и противное нашей вере, допускали в церквах. Чтобы устранить эти заблуждения, православные императоры составили поместный собор, на котором определено было снять иконы с низких мест в храмах и оставить те, которые были на высоких местах, дабы невежественные и слабые люди не воздавали им божеского поклонения и не зажигали перед ними свечей. Это постановление мы доселе соблюдаем, отлучая от Церкви тех, которые оказывают приверженность к подобным новшествам»^[13].

Недобросовестное очернение иконопочитателей понадобилось для того, чтобы склонить императора Людовика к содействию в выдаче тех из них, кто нашел убежище на Западе. Дело в том, что в правление отца Карла Великого состоялся Собор во Франкфурте, который отверг как иконоборческий собор 753 года, так и орос VII Вселенского Собора о почитании икон.

«Есть, кроме того, такие, – говорится далее в послании Михаила Травла, – которые… бежали из нашей империи в Рим и там распространяют поношение и клевету на Церковь. Оставляя без внимания их гнусные изветы и богохульства, извещаем вас, что мы исповедуем и нерушимо держим в сердце символ святых и Вселенских шести Соборов, соблюдаемых всеми православными христианами»^[14]. В заключение послания содержалась просьба поспособствовать изгнанию из Рима укрывшихся там исповедников – иконодулов. О реакции императора Людовика на это послание неизвестно, но папа не пошел навстречу пожеланиям императора-иконоборца: ни выдачи эмигрантов-исповедников, ни их изгнания из Рима не последовало.

В 826 году почитатели икон понесли большую утрату: 26 января скончался их духовный вождь преподобный Феодор Студит. Он родился в Константинополе в 759 году в семье чиновника, состоявшего в далеком родстве с преподобным Романом Сладкопевцем. Он рано женился, но, не имея призвания к семейной жизни, в 22 года одновременно со своей женой Анной принял постриг в столичном монастыре Саккудионе, игуменом которого служил его дядя преподобный Платон. Строгий аскет и ученый богослов, он снискал высокий авторитет далеко за пределами своей обители, игуменом которой был поставлен еще при жизни дяди, и в 798 году был переведен игуменом в Студийский монастырь, который при его управлении стал самым влиятельным духовным центром столицы, оплотом Православия.

Преподобный Феодор Студит

Приверженец неукоснительной акривии, Феодор вступил в конфликт с императором Константином VI, развод которого и его новый брак не соответствовали каноническим нормам. Святой Феодор дерзнул публично обличать василевса, а заодно и патриарха Тарасия, попустительствовавшего, как он считал, царскому беззаконию. Противостояние власти обернулось для преподобного истязанием и изгнанием, из которого он вернулся после смерти Константина, но возмущенный тем, что преемник Тарасия патриарх Никифор Исповедник простил священника Иосифа, который венчал канонически непозволительный брак императора, и обличавший патриарха за, как он считал, непозволительную снисходительность, он снова был отправлен в ссылку на Принцевы острова, откуда он возвратился в 811 году, после того как патриарх таки изверг из сана Иосифа, и таким образом состоялось примирение между святыми Никифором и Феодором.

И тут вскоре началась чреда его исповеднического служения ввиду реванша иконоборческой ереси при императоре Льве Армянине. Снова он подвергся изгнанию, заточению, не прекращая и из темницы рассылать послания, в которых призывал духовенство и мирян к противостоянию ереси. Император Михаил Травл позволил Феодору Студиту возвратиться в столицу, хотя и не в свой монастырь, с тщетной надеждой на примирение между иконоборцами и почитателями икон ценой компромисса с обеих сторон. Для Феодора Студита этот путь был заказан. Путь к восстановлению религиозного мира он видел один – через покаяние иконоборцев.

Преподобный Феодор Студит видел только один путь к восстановлению религиозного мира – через покаяние иконоборцев

Преподобный Феодор был плодовитым духовным писателем. Его сочинения не могут сравниться по глубине и тонкости богословской мысли с творениями великих предшественников Иоанна Дамаскина и Максима Исповедника, но их апологетический пафос, огненная ревность об истине, исчерпывающая ясность в изложении догматов способны захватывать и покорять ум и сердце читателя. Главный апологетический труд святого Феодора, направленный против доводов иконокластов, – «Опровержения» («Антирретика»). Он состоит из трех книг: две первых написаны в виде диалога между почитателем икон и иконоборцем, третья же книга представляет собой трактат, в котором оспариваются и отвергаются ввиду их богословской несостоятельности аргументы иконоборцев.

Самый читаемый по сей день труд преподобного Феодора – это его «Катехизис», представляющий собой собрание проповедей аскетического содержания, более определенно – поучений, прямым образом адресованных монахам, но полезных и для всякого христианина, стремящегося к спасению. Сохранились и другие его гомилетические сочинения, не вошедшие в «Катехизис», среди них выделяются особой теплотой тона гомилии, посвященные памяти матери, благотворно повлиявшей на формирование его личности в детстве, и дяди преподобного Платона, его первого наставника в иноческом подвижничестве. Весьма обширно и эпистолярное наследие святого, из которого издано было до сих пор более 500 писем. Перу преподобного Феодора Студита принадлежат также каноны «На воздвижение Святого Креста» и «На поклонение святым иконам», а также стихотворения духовного содержания в жанре эпиграмм, не совпадающем с тем, что в новое время стали называть эпиграммами.

Студийский монастырь в наши дни

С именем преподобного Феодора связан Студийский устав. Текстуально он принадлежит более поздней эпохе, но записан в Студийском монастыре на основании поучений и наставлений Феодора относительно порядка совершения богослужений, строя и уклада монастырской жизни, епитимий, предназначенных для исправления согрешивших насельников обители. Этот Устав был затем, в XI веке, введен в употребление на Руси и продержался у нас до XV столетия, когда его сменил Устав Иерусалимский.

Ревностный защитник чистоты православного вероучения, бескомпромиссный обличитель грехов сильных мира сего, Феодор Студит вызывал и при жизни и посмертно упреки в излишнем ригоризме, ввергавшем его в неполезные для Церкви конфликты с иерархами, не менее преданными Православию, но действовавшими в духе икономии, такими как патриархи Константинопольские Тарасий и Никифор, подобно тому как его последователи студиты уже после преставления своего наставника спорили со святителем Мефодием.

Воинствуя против иконоборческой ереси, Феодор Студит взывал о содействии в этом святом деле к папе Римскому как первому епископу Христианской Церкви. Впоследствии без должных оснований апологеты притязаний пап на неограниченную власть в Церкви ссылались на авторитет преподобного Феодора Студита. Встречающееся в его переписке высказывание о том, что Христос вручил папе «ключи веры», неудачное в свете позднейших контрверс о содержании примата, само по себе не дает оснований для обвинения в папизме.

Когда свершилось торжество Православия и почитание икон было официально восстановлено, а иконоборчество окончательно отвергнуто как ересь, преподобный Феодор Студит был причислен к лику святых угодников.

2 ноября 829 года умер император Михаил Травл в возрасте около 60 лет. Похоронили его в храме Святых апостолов.