«Вы даже не представляете, о чем просите Бога»

Художник: Минас Аветисян

– В плане лечения мы перепробовали практически все, что может предложить медицина. Все было тщетно – беременность не наступала. Параллельно воцерковлялись. Сколько мы объездили святых мест – просто не сосчитать. И в Москве, и в Петербурге, в других городах. Были в Пскове, в Вырице, на Валааме. Я уже не помню – где еще… Ходили в Зачатьевский монастырь на молебны о даровании чад… И один батюшка там сказал: «Вы не представляете, о чем просите Бога!». Имея, наверное, в виду, что растить и воспитывать детей очень непросто.

Я не знаю, это ли хотел сказать священник или что-то другое, но абсолютно точно: Дарья и ее муж Владимир даже близко не представляли, что их ждет впереди.

Это удивительная, какая-то неповторимая по охвату событий, история. Правда. Сага длиной в пятнадцать лет – столько лет они женаты. Где жизнь, смерть, радость, боль, вера, отчаяние настолько рядом, что даже я, которая давно уже научилась отстраняться и понимать, что это не моя жизнь, а чужая, ощущала все это практически физически. Проживала все это вместе с героями.

Самая большая трагедия

С этой историей с самого начала все было очень странно. Даша написала мне с предложением поделиться тем, что произошло с их семьей. Из ее объяснения было понятно, что это действительно очень необычная и глубокая история.

Как я и просила, она прислала мне голосовые сообщения. Но у меня не сразу получилось их прослушать, потому что занималась другими статьями. Когда я, наконец, полезла в телефон, чтобы сделать Дашину историю, оказалось, что все ее сообщения исчезли. С ужасом я вспомнила, что незадолго до этого включила режим исчезающих сообщений. Потому что люди иногда бомбардируют меня тоннами ненужной мне информации. Мне было очень стыдно, я просила прощения. И мы договорились, что при первой возможности Даша опять все мне наговорит.

Прошло время, она прислала сообщения снова. Но у меня опять же не сразу дошли руки. Когда я, наконец, написала ей: «Все! Сажусь за ваш материал» – она с удивлением ответила:

– Так сегодня же двенадцатое октября. Тот самый день памяти святого Иоанна Шанхайского! Эту историю я хотела посвятить ему и его помощи!

Я тогда еще не понимала, в чем дело, потому что ничего еще не слушала. Но когда сделала это и поняла, какую роль сыграл этот святой в жизни Даши и ее семьи, у меня было такое чувство, как будто бы он сам в этот свой день взял меня за шкирку и посадил писать: «Давай уже!».

И в этой истории много таких совпадений. Или, наоборот, не совпадений. Вплоть до того, что тринадцатого октября я рожала нашу пятую дочь Машу. И Даша тоже рожала тринадцатого октября. И это была самая большая их с мужем трагедия.

«Неужели это все?»

О семье Дарья мечтала чуть ли не с подросткового возраста. И практически в каждом более-менее подходящем встречном парне искала своего будущего мужа: «А вдруг этот? А вдруг этот?». И хотя тогда она еще не была церковным человеком, однажды даже поехала к блаженной Матроне в Покровский монастырь – молиться о замужестве.

Я стояла в этой длиннющей очереди и не просто молилась, а заказывала – какого именно хочу себе супруга

– Я стояла в этой длиннющей очереди и не просто молилась, а заказывала – какого именно я себе хочу супруга. Перечисляла его качества. Потом, спустя много лет, когда я стала вспоминать тот эпизод, то поняла: что заказывала, то и получила.

Вскоре после той поездки в ее жизни появился Владимир.

– Особой романтики не было. Мне было двадцать два, Володе двадцать девять. Мы оба решили получить второе высшее образование и оказались на одном курсе. Я замечала, что он с интересом на меня посматривает. Но сама особо внимания не обращала. А когда мы закончили первый курс, то решили все вместе весело отметить это в доме отдыха – ночевка, шашлыки, все дела. И совершенно неожиданно, по крайней мере для меня, у нас сразу случилось самое главное. Это меня тогда обескуражило. Так и началось. У меня раньше тоже были отношения. Но тут было чувство чего-то родного, своего. И все, что было до этого, оказалось мне не нужно. Я очень пожалела, что в принципе имела этот опыт.

Даша и Владимир тогда еще не были верующими, воцерковленными людьми, поэтому их отношения шли, как шли. Поженились они только через три года.

Свадьба была в сентябре, а седьмого января, как раз на Рождество Христово, поехали к родителям Даши на дачу. За рулем была она, справа сидел Володя, а сзади – ее брат.

Шел мелкий снег, дорога была скользкой. В итоге прямо на скоростной трассе машина попала в колею, Дарья не справилась с управлением, и их выкинуло на разделительную полосу.

– Это была широкая полоса между двумя направлениями, – вспоминала она. – Хорошо, что было большое расстояние. Мы перевернулись в воздухе через крышу и встали на мой левый бок. Все за какие-то секунды, и только одна мысль в голове: «Неужели это все?». Муж и брат вылезли через свои пассажирские стекла, поставили меня на колеса. Слава Богу, никто не пострадал. Все были целы, никто себе ничего не поломал. Только машина серьезно пострадала. И я тогда подумала, что неслучайно такая авария произошла именно на Рождество. Что-то, наверное, в этом есть. Потому что все могло закончиться намного печальнее. Пока мы ждали папу, на наших глазах точно так же перевернулись семь или восемь машин. Авария за аварией.

На следующий день, когда родители отвезли их в Москву, Даша и Володя пошли в ближайший храм в их районе, чтобы поблагодарить Бога за их второй день рождения.

«Нет ничего, где бы не наследили»

Один из бывших однокурсников Владимира был то время очень воцерковленным человеком.

– Этот парень активно пытался нам что-то проповедовать, – вспоминала Даша, – подсовывал какие-то книжечки. Все это, естественно, было мимо ушей. А после той аварии я решила посмотреть – что он там нам подкладывал. Прочитали с мужем «Опыт построения исповеди» архимандрита Иоанна (Крестьянкина) и за голову схватились: нет почти ничего, где бы мы не наследили…

Тот их знакомый убеждал Володю с Дашей обвенчаться. Говорил, что Господь будет им во всем помогать.

– Буквально за несколько дней до начала наших отношений тогда, в доме отдыха, венчались мои родители – в храме недалеко от нашей дачи в Тульской области, – рассказывала Дарья. – Я там была, и мне очень понравился священник. Он как-то неформально, с душой ко всему подошел. Все объяснял – каждый шаг, каждое действие, какой смысл в это вкладывается. И я тогда «загадала», что, если когда-нибудь у меня будет муж и мы будем венчаться, то только здесь и только у этого батюшки. И вот спустя четыре года после венчания моих родителей и полтора месяца после аварии мы поехали в тот храм. Но, к нашему удивлению, священник осадил наш пыл: «Ко мне много людей приходит венчаться, а потом: “Батюшка, а мы разошлись”. Поэтому я склоняюсь к тому, чтобы венчать людей, которых вижу в храме каждое воскресенье. Я бы вам порекомендовал походить на службы, исповедоваться, причащаться. Чтобы я узнал, что вы за люди. А потом ведь ребенок родится – тоже испытание. Многие семьи на этом фоне распадаются (казалось бы)»…

После этого Володя с Дашей начали более-менее регулярно ходить в храм, учили молитвы, Символ веры. В Москве – в храм великомученицы Екатерины. На даче – к этому батюшке.

– На Троицу мы в первый раз исповедовались и причастились, – говорила Даша. – Начали поститься. Сначала потихоньку, батюшка нам сказал, что спортсмены не берут сразу тяжелый вес. Они вешают на штангу по одному блинчику. Предложил сначала попробовать просто без мяса. Ну и со временем стали открываться такие глубины… Стали понимать, как мы жили. Что делали… Повенчались мы через год после той аварии. И, кстати, друг тот, который пытался нас обратить в Православие, сам потом отвернулся от Церкви.

«Зачем все это нужно?»

У Володи с Дашей тоже не обошлось без искушений.

Их не понимали близкие. Особенно родители Дарьи. Которые, несмотря на то, повенчались, никак не развернулись в сторону Церкви.

Родители думали, что у нас крыша поехала. Что мы стали какими-то церковными фанатиками

– Они думали, что у нас крыша поехала. Что мы стали какими-то церковными фанатиками, – рассказывала Даша. – А я пыталась сделать им добро. Высказывала все, что думала по поводу их жизни. Я начала носить длинные юбки, а папа говорил: «У тебя неплохие ноги, зачем ты их раньше времени скрываешь?» Он вообще не понимал, зачем все это нужно и чем может в жизни помочь. Хотя именно он предложил маме обвенчаться. «Ты что, не видишь, что мы живем как будто бы в разных мирах? Говорим на разных языках», – сказал он мне как-то… С родителями мужа виделись реже. В Белгородскую область к ним не наездишься. Но свекровь у меня была мудрая, умела сглаживать острые углы. Свекор особо не высказывался, но был такой – коммунист-коммунист. Хотя сам – из очень верующей семьи. У его родителей в доме не было ни капли спиртного, они соблюдали все посты. Бабушка тайком от него крестила моего мужа.

У Даши с Володей и между собой начали возникать серьезные разногласия.

– Начитавшись православной литературы, Володя пытался перевоспитывать меня в духе домостроя. Полное повиновение. Муж сказал – жена сделала. Но я – строптивая. Я так не могла. К тому же была очень обидчивой, буквально на каждое слово. На самом деле, мы до сих пор продолжаем притираться. Не в таком объеме, как раньше, конечно. Но все равно – два человека, которые не любят уступать и признавать свою неправоту. Оглядываясь назад, я вообще не понимаю, как мы дожили до пятнадцати лет брака.

Но, несмотря на все притирки, Володя с Дашей очень хотели детей и молились об этом Богу. Она специально обследовалась, врачи выявили у нее некоторые моменты. Прошла лечение, чтобы никаких препятствий к беременности не было. И они плотно приступили к этому вопросу.

«Поменяй мужа, и все получится»

Но шло время, а беременность не наступала. Потом выяснилось, что у Владимира тоже есть проблемы.

– Начались его бесконечные походы по врачам, – рассказывала Дарья. – Анализы, обследования. Неудачи, смена схем лечения, врачей. Мне кажется, муж перепробовал практически все. Все витамины, бады, препараты – как подопытный кролик. И все равно анализы его практически не менялись. Потом его прооперировали, мы на это возлагали большие надежды. У меня тоже была небольшая операция, таблетки, стимуляция. Но ничего не помогало.

Рождение ребенка стало для Дарьи с мужем навязчивой идеей.

Рождение ребенка стало для Дарьи с мужем навязчивой идеей

– Как вспомню… Мы высчитывали эти дни. Я давила на мужа, чтобы не пил пиво. Нам сказали, что близость должна быть через день, и это все превратилось в работу. Хочешь – не хочешь, а надо. Каждое наступление цикла – очередная боль. Еще эти таблеточки, еще другие. И все обязательно будет. И так семь лет!!! У всех вокруг есть дети, и не по одному, а у нас нет. Мало того, что мы сами уже думали, что мы какие-то проклятые, так со всех сторон – огромное давление. Вопросики, шуточки, фразочки: «Часики-то тикают»… Близкие и не очень люди, которым есть до всего дело, родители, которые ждут внуков. Люди вторгаются в ту часть твоей жизни, в которой и так трудности. Но они не понимают, что делают больно. Они думают, раз поженились – всё, дело в шляпе! Такое было серьезное напряжение, уныние. А ребенка нельзя зачать в таком состоянии.

Иногда Дарья даже думала о разводе…

– Сначала наш тяжелый период неофитства… Потом одна врач как-то сказала, что если я поменяю мужа, то все у меня получится, потому что «с этим» шансов родить ребенка мало. Меня останавливал венчанный брак. Я понимала, что, если так поступлю, очень сильно согрешу.

Приемная кошка

Очень тяжелым выдался для них 2016-й. У свекрови была последняя стадия рака.

– Мы поехали погостить к его родителям в Белгородскую область. И все это на какое-то время вытеснило мысли о ребенке – все пространство было заполнено заботами о свекрови. Муж очень из-за нее переживал, но я уломала его сходить прямо там в опеку – просто узнать порядок сбора документов на усыновление. Время от времени я думала в этом направлении. Потому что, если Господь нам не дает своих детей, может быть это не наш путь и мы стучимся не в ту дверь?

Муж тогда был категорически против, но я сказала, что этот поход нас ни к чему не обязывает. Мы сходили, поговорили – и все. Без каких-либо дальнейших шагов.

2017-й год стал еще тяжелее. От Володиной мамы отказались врачи и больницы. Но каким-то чудом онкоцентр в Обнинске предложил операцию, которая, возможно, продлила бы ей жизнь.

– Муж ухватился за это как за соломинку, ее прооперировали. Три месяца она пролежала – и умерла. Для Володи это был колоссальный удар, он до последнего боролся, не хотел ее отпускать. Его маме было всего шестьдесят четыре года. И свекровь была очень теплым человеком, с огромной любовью ко всем относилась. Потеря была страшная… А когда свекровь еще были жива, они со свекром какое-то время жили у нас в Москве. Ездили по больницам, искали хоть кого-то, кто поможет. Но она, видимо, предчувствовала свой скорый конец и захотела съездить домой – доделать какие-то свои дела. Мы не хотели их отпускать, но в итоге поехали провожать на вокзал. И на обратном пути, когда спускались в переход, увидели, что женщина предлагает кошку. Причем – кошка не ее, кто-то из пассажиров оставил. Видимо, в поезд не пустили. Мы только ремонт сделали и не хотели брать никаких домашних животных. Но стояли – мялись, мялись. Ушли… Вернулись. В итоге она нам все же всучила эту кошку. А это была очередная годовщина нашего венчания. Живет с нами уже восьмой год. И я тогда подумала: «Вот такой нам подарок. И если у нас появилась приемная кошка, то, возможно, наш путь – это как раз приемные дети?» Тем более что, когда нас в 2011 году батюшка все же обвенчал, это случилось в день памяти святого Игнатия Богоносца. Я прочитала, что по преданию это был тот самый младенец, про которого Иисус сказал: «Кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня» (Мк. 9: 37). Некая параллель с приемным ребенком. Я тогда просила у Бога дать нам знак – что нам делать, и ждала его.

«Если вы сами так решили…»

Через два месяца после похорон свекрови врач-гинеколог, у которой Даша проходила лечение, предложила ей процедуру ЭКО и порекомендовала хорошего репродуктолога.

Через два месяца после похорон свекрови врач-гинеколог предложила Даше процедуру ЭКО

– Мне ее, на самом деле, предлагали еще в одиннадцатом году, на втором году наших попыток. Но я к тому моменту начиталась всякой православной литературы, социальной концепции РПЦ, мнений разных священников. И в эту сторону даже смотреть не хотела. Хотя другие говорили, что раз Бог допускает эту процедуру, значит – все нормально. Медицина идет вперед, почему нужно отказываться от ее достижений? А когда врач мне второй раз предложила, я подумала: «Ну, сколько можно мучиться?». И мы с мужем решились, потому что надо было как-то определяться. Мне было почти тридцать пять, муж на шесть лет старше. Часики правда тикают. Чем дальше затягиваем, тем сложнее будет. Мы годами все это мусолим, ни к чему не приходим. Но что-то же надо делать… Либо мы плюем и живем дальше вдвоем для себя. Либо мы пытаемся дальше и соглашаемся на ЭКО. Либо смотрим в сторону усыновления. И я мужу предложила: «Давай попробуем ЭКО. Но все же запишемся в школу приемных родителей. Это нас ни к чему не обязывает. Просто если ЭКО вдруг не получится, у нас есть на руках корочка, и мы идем в этом направлении». – «Я согласен!»

Еще раньше Даша с мужем советовались со своим духовником из Тульской области, что конкретно им делать.

– Сейчас я понимаю, что мы просто хотели, чтобы он за нас принял какое-то решение. Но он, как человек мудрый, подталкивал нас, чтобы мы сами это сделали. В итоге мы собрали анализы и на Рождество огорошили его: «Батюшка, вот мы решили делать ЭКО». У него были круглые глаза. Все же он сам склонялся в сторону приемных. На приходе была пара, которая незадолго до этого взяла девочку. Отговаривать он нас не стал, но и благословения не дал. «Если вы сами так решили», – сказал. Мне было неприятно. Нехорошо так начинать столь важное дело. Тем не менее мы приступили к процедуре. Она выпадала на февральские дни – годовщину нашего венчания. Моя мама посчитала это добрым знаком: «Если Богу будет угодно, все получится». А от идеи усыновления она была не в восторге. Спрашивала меня: «Ты уверена, что сможешь полюбить чужого ребенка?»

«Благословляю один раз!»

– Я сказала, что в пост заниматься этим точно не буду. Либо до, либо после, – рассказывала Даша. – Решили – до. Но, на самом деле, все было не так, как я себе представляла.

Все нервное, как будто куда-то бежали, спешили. И что мы, кстати, заметили… Из клиники мы всегда выходили с каким-то неприятным осадком. Особенно когда увидели комнату, где находятся холодильники с замороженными эмбрионами. Все это накладывало какой-то тяжелый отпечаток. И на контрасте – когда мы ходили в школу приемных родителей, у нас там такая прекрасная группа подобралась. Смеялись, шутили, все было очень легко. После занятий уходили всегда на подъеме, на позитиве…

Дарье уже нужно было начинать колоть гормональные препараты, а они все еще были в каком-то сомнении. Позвонили тому батюшке:

– Нам нужно принять решение. Мы сомневаемся.

– Не сомневайтесь. Раз уж вы решили, идите до конца. Я вас благословляю, но только один раз!

– У мужа после слов батюшки отлегло, – рассказывала Даша. – А я сидела в палате, и у меня все равно было ощущение, что мы лезем куда-то не туда.

Процедура прошла хорошо, и вот – положительный тест!

Мы с мужем оба мечтали о дочке. Это и была девочка…

– Мы к этому шли восемь лет… И вот ты ждешь, стремишься, жаждешь этого. А когда все произошло, у меня не было никакой реакции: «Да? Надо же… Удивительно…». Я сама поразилась своей реакции. Насколько ровной она была. Как будто не поверила, что это происходит со мной. Что я впервые в жизни вижу эти две полоски. Приехали на УЗИ, обнаружили один эмбрион, а подсаживали два. У меня взяли только две яйцеклетки, оплодотворили, они доросли до нужного дня, и двоих мне и подсадили. Мы в самом начале сказали репродуктологу, что не собираемся никого замораживать и убивать. Кто зародится, того и будем подсаживать. Потому что эмбрионы – это дети. Она, наверное, подумала, что мы какие-то странные. В итоге один не прижился, остался один. А мы с мужем оба мечтали о дочке. Это и была девочка…

Началась обычная «беременная жизнь». Хотя нет, не обычная. Даша вообще не чувствовала себе беременной. У нее не было токсикоза, тонуса, угроз… Ей не хотелось постоянно есть, не было никаких чудачеств. Никаких ужасов, о которых часто рассказывают. УЗИ, КТГ, анализы, скрининги – все было идеально.

– Еще погода такая была шикарная. 2018-й год, в сентябре ходила в летних вещах. Я благополучно на работе ушла в декрет. Все уже были в ожидании, когда меня можно поздравлять… Все было так хорошо и комфортно! Единственное – где-то в первом триместре я заболела ларингитом, подскочила температура, мой папа запаниковал и сказал такую фразу: «Я так боюсь, моя мама тоже принимала антибиотики, и первый ребенок у нее родился мертвым!» Я его слова особо не восприняла. Хотя не знала, что у бабушки первенец был мертворожденным. Отмахнулась: «Папа… Я тут беременная, а ты мне такое рассказываешь…» Двадцать первого сентября, на праздник Рождества Пресвятой Богородицы (а это еще и престольный праздник в храме, где мы венчались), я причастилась. Срок у меня стоял – конец октября. Я хотела еще раз причаститься на Покров. И дальше ждать схваток. Но, как говорится, хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах.

«А точно ничего нельзя сделать?»

Дарья настолько хорошо себя чувствовала, что во время беременности даже затеяла делать капитальный ремонт в квартире своих родителей.

– Там надо было все снимать – до голых стен. Ремонтировать проводку. Вывозить всю мебель. Родителей куда-то переселять. Меня пытались отговорить. Но если я что-то задумала, то мало к кому прислушиваюсь. О чем тоже потом неоднократно жалела. В итоге нашли и куда мебель вывезти, и куда их всех деть. Мама с моим братом жили у нас в квартире, папа с бабушкой уехали на дачу. Я, как самый свободный человек, ездила на квартиру, следить за ремонтом, за стройматериалами.

Это все было суетливо. И к концу этого мероприятия Даша, которая все это и затеяла, начала нервничать.

– Мне хотелось поскорее оборудовать у нас дома детскую. Все сделать – и спокойно ждать родов. А у нас – мама и брат. Произошла очень неприятная ссора. Мама обиделась, что я их пустила, а теперь выгоняю. В итоге я нашла рабочих, которые перевезли им обратно мебель, следила за этим. И вечером того же дня, когда совершился перевоз мебели, я поняла, что мой ребенок не шевелится.

Вечером того же дня, когда совершился перевоз мебели, я поняла, что мой ребенок не шевелится

Даша начала дышать, как их учили на курсах по подготовке к родам – чтобы ребенку поступал кислород, но ничего не происходило.

– В тревожном состоянии я легла спать. Утром, а это была пятница, муж уехал на работу. Вечером мы должны были ехать на дачу, чтобы исповедоваться и причаститься в воскресенье на Покров у своего батюшки. А я понимаю, что ребенок так и не шевелится. У меня уже паника, собрала вещи, зарядку для телефона и помчалась в женскую консультацию: «Так и так. Не чувствую ребенка». Врач взяла деревянную трубочку, ничего не услышала: «Пойдем в кабинет УЗИ». Приходим. «Я не вижу сердцебиения…» До меня не сразу дошли ее слова. «Что это значит?» – «Пойдем на экспертный аппарат». Спускаемся. Там сидит специалист – женщина. Смотрит: «Извините, я не могу вас ничем обрадовать». Я в полном шоке: «А точно ничего нельзя уже сделать?» – «Нет, извините, сердцебиения нет!»

Пропасть, из которой невозможно выбраться

Даша говорит, что описать то, что она почувствовала в тот момент, просто невозможно. И до конца понять это сможет только тот, кто сам через это прошел. И знает, как в один миг рушится мир.

– Сначала ты вообще не можешь осознать: как такое вообще возможно? На последних сроках, когда ты уже готов родить, когда все вообще готово, когда все хорошо – взять и потерять ребенка!!! Потом начинает смутно что-то доходить, и тут тебя как будто со скалы сбрасывают, и ты лежишь… Ты на дне, и выбраться оттуда уже невозможно.

Еще раньше у Дарьи был заключен контракт с центром акушерства и гинекологии им. Кулакова. Но врач, которая должна была принимать роды, в эти дни была в зарубежной командировке.

– А заместитель, которой я позвонила, стала намекать, что рожать у них мертвого ребенка и портить статистику не стоит. Предлагала роддом, где рожают таких детей, еще что-то. «У них есть инфекционные боксы». А у меня уже роды проплачены. Потом то ли посовещались между собой, то ли еще что-то, но разрешили приехать. И я сама за рулем после такой вот новости поехала к ним. Так до конца и не веря в происходящее. Доехала, припарковалась, тут и муж с мамой появились. Я Володе сразу позвонила, он тут же сорвался с работы. Маме… У нее по телефону случилась истерика. Потом она тоже все бросила и помчалась. Все были в полнейшем шоке, никто не понимал, как это произошло, почему…

Дашу оставили в Кулакова готовиться к родам. Кесарево было решено не делать. Потому что мертвый плод внутри – это риск сепсиса. Вставили катетер для растяжения шейки матки и оставили на ночь.

В доме напротив у людей ужин, телевизор, любовь, дети уроки делают. У них кипит жизнь. А я рожаю мертвого ребенка

– То есть я еще должна была сама родить. Мне говорили: «Тебе надо поспать, завтра тяжелый день». А как? Если я услышала самую страшную новость я моей жизни. «Включите телевизор, отвлекитесь», – сказал мне ассистент врача. Какой телевизор? Я была в таком состоянии, как будто меня придавило бетонной плитой. У меня еще палата была напротив жилых домов. Прямо напротив у людей ужин, телевизор, любовь, дети уроки делают. У них кипит жизнь. А я рожаю мертвого ребенка. У меня все рухнуло, а они продолжают веселиться. После этого я поняла, что человек со своим горем всегда остается один. Даже если рядом родные, близкие, друзья. Кто бы ни был рядом, он проходит это сам. С Божией помощью, конечно…

Двенадцатого октября Даша узнала о смерти своей дочки. А рожала ее на следующий день – тринадцатого. День смерти раньше дня рождения… В этот же день, тринадцатого октября, но годом ранее, я рожала свою Машу.

«Она была хорошенькая»

Тринадцатого утром пришли врачи и сказали Даше нахаживать схватки. В коридоре на стене она увидела телефон их штатного психолога.

– Мне действительно очень нужна была помощь. Я ей позвонила, объяснила, что у меня случилось. И человек в свой выходной день, еще и накануне отпуска (ей на следующий день нужно было улетать с семьей), приехала. Я благодарна ей просто безмерно! Был муж, но он дежурил под окнами. Мы не готовились к партнерским родам, он не собирал бумажки. Но врачи, видимо, сжалились и потом уже пустили его ко мне в родблок. А в предродовой, если бы не психолог, я была бы одна. Врачи придут, посмотрят: давление, шейка – все. А моя врач вообще была очень холодная. Я от нее ни одного утешающего слова не услышала. Но, слава Богу, рядом оказалась психолог, которая на протяжении нескольких часов схваток пытался меня поддержать. Объясняла, что во всем случившемся нет моей вины. Потому что это чувство разрывало меня. Что я что-то сделала не так. Именно я, и никто другой. Почему-то именно в тот, 2018-й, год вокруг меня были все беременны и все благополучно рожали. У коллеги мужа дочь родилась, еще три коллеги-женщины родили, у начальника мужа дочь родилась и, конечно, у моей близкой подруги. Она родила восьмого там же – в Кулакова, десятого числа я зашла к ней туда в гости. Двенадцатого ее выписывали, а я туда попала… Все наложилось одно на другое. А еще благодаря психологу я решилась после родов посмотреть на свою дочь. До этого боялась, что, если я увижу своего мертвого ребенка, он до конца жизни будет стоять у меня перед глазами… «Ну как? Это же ваш ребенок. Вы готовились к встрече. Вы ждали», – говорила она. И хорошо, что я послушалась и посмотрела. Это был как будто бы спящий малыш. Она была хорошенькая и на меня похожа. Акушерка сказала, что в соседних блоках сегодня одни девочки родились – трое. Наша была бы четвертая. Так что психологи, если они настоящие психологи, не зря едят свой хлеб.

«Как будто ничего не было»

Оказалось, что в пуповине был тромб. Врачи стали сыпать вопросами: про красную волчанку, про фосфолипидный синдром, про препараты, которые Дарья принимала или не принимала. Про уколы клексана для профилактики тромбоза.

– Я только что родила мертвого ребенка, а тут сразу куча вопросов. «Я ничего не колола. У меня не было никаких показаний, и никто мне этого не назначал. Я принимала то-то и то-то». – «Это не то, вам надо обследоваться. У вас могут быть проблемы с кровью». Все это выглядело так, будто я сама дура и допустила такое…

В палате Даша была одна, она не видела рядом чужих живых детей. Но и слышать за стеной детский плач и понимать, что ей самой никого не принесут, было огромным мучением. Когда ей нужно было выходить в коридор и идти на процедуры, она шла, опустив голову. Потому что мимо нее туда-сюда бегали мамочки с кювезами.

– А я в каждом из этих кювезов видела свою дочку. Это было жутко.

На второй день Даша пошла на плановое УЗИ.

– Что вы плачете? – спросил ее врач-мужчина.

– У меня умер ребенок.

– Ой, забудьте и живите дальше, как будто ничего не было.

«И это было ужасно», – вспоминала она.

А еще сразу после родов врачи стали склонять Дарью и ее мужа, чтобы они оставили тело дочки в роддоме.

– Мы сами ее похороним, – говорили они. – Государство этим занимается. А вы так и будете каждый раз сердце рвать на могиле.

– Мы позвонили нашему духовнику, он сказал: «Нет-нет. Ни в коем случае не надо оставлять, привозите, похороним рядом с храмом», – рассказывала Даша. – Потом была жуткая выписка, когда я пыталась как-то улизнуть через черный ход. Чтобы не идти через комнату выписки. Где все радостные, с шариками. Но все равно пришлось через нее пройти.

Первое место, куда Даша с мужем поехали после выписки, был МФЦ, где им нужно было получать справку о мертворождении.

– Не свидетельство о рождении, как у всех, а вот это. Без этой справки мы не могли забрать тело.

И все это было непередаваемо плохо.

На следующий день мы собирались везти ее хоронить в Тульскую область, рядом с храмом Рождества Пресвятой Богородицы. Родилась она под Покров – поздно вечером тринадцатого октября. А по церковным правилами – это уже день праздника. Мы посчитали, что, раз так все сложилась, это Богородица ее забрала.

«90-й псалом помогал успокоиться»

На похороны собирались ехать всей семьей. Но в последний момент Даша побоялась, что не выдержит, и осталась дома.

Когда мы заказывали в ритуальной службе крест, я думала: «Что я тут делаю? Какая дикость – покупать крест на могилу ребенку»

– Потом очень сильно об этом жалела. Считала себя предателем. С дочкой не попрощалась, все взвалила на плечи мужа. Он ее забирал из морга, вез в своей машине. Когда приехал к храму, там не нашлось никого, кто бы ему помог. Алтарник вручил лопату: «Копай!» Но рядом живут наши близкие знакомые, с которыми мы в один день венчались. Муж позвонил, тот тут же подъехал, выбрали вдвоем место, выкопали. Похоронили ее семнадцатого, была среда. В субботу поехали мои родители с мужем. Я тогда тоже осталась дома. В воскресенье он меня отвез, я попросила меня оставить одну. Сразу разрыдалась, конечно, долго говорила с дочкой. Но потом редко ездила. Каждый раз – как напоминание. И так засыпала и просыпалась с этим. Не могла все это уместить в голове. Помню, когда мы с мужем и папой заказывали в ритуальной службе крест, у меня были мысли: «Что я тут делаю? Какая дикость – покупать крест на могилу ребенку». Хотелось проснуться. Но не получалось… Я была на больничном. Сначала собиралась выйти на работу. Но потом решила провести это время наедине с собой. И это были жуткие месяцы. Меня колбасило. Я дико боялась наступления ночи. Могла проснуться от страха. Начались панические атаки, колотило изнутри. Муж сказал: «Давай-ка ты 90-й псалом читай!» И это помогало мне успокоиться и уснуть…

Даша ходила к психологу, и она рассказала ей, что есть фонд «Свет в руках». Он создан такой же мамой, которая потеряла ребенка на большом сроке.

– И мне наконец стало легче, потому что там меня слушали и понимали все мои чувства. Все, что я слышала до этого, даже от близких людей, от подруг, – все это было мимо. Я знаю, что люди хотели как лучше, но делали еще больнее.

«Ударил по самому больному»

Я спрашиваю Дашу: как не сделать еще больнее и что надо говорить?

– Лучше всего обнять и вместе поплакать. Или сказать: «Я за тебя буду молиться». Или: «Я разделяю твою боль». Но это может сказать только человек, который сам через это прошел. Потому что пока ты сам не почувствуешь, это будут пустые слова… Можно предложить какую-то свою помощь. Потому что человек находится в заторможенном состоянии. Мне было все равно, чистые у меня полы или грязные. Даже если бы у меня от грязи дома проросла картошка, мне было бы все равно. И если бы кто-то предложил прибраться, что-то приготовить, это было бы хорошо. Жена друга мужа, как узнала, тут же написала: «Даша. Больше всего мне сейчас хочется тебя обнять. Хочешь, я приеду к тебе и помою полы?».

А нельзя говорить человеку: «Не плачь!»

– У меня умер ребенок. Я потеряла свои мечты, надежды. Почему не плакать? А я скажу – почему. Потому что людям очень тяжело находиться рядом с горюющим человеком. Он весь состоит из боли. И не все к этому готовы. Людям хочется перевести разговор на другую тему. Но этого нельзя делать. Почему раньше специально приглашали на похороны плакальщиц? Чтобы настроить человека на эту волну горевания. Чтобы он выплеснул, не держал в себе. Есть стадии горевания. И их обязательно надо пройти. Есть люди, которые застревают и до конца жизни не могут вылезти.

Не стоит говорить слово: «Держись!» За что держаться? За вас?! Это подразумевает: «Соберись и не распускай здесь нюни. Что ты тут? Нам про твою боль слушать не интересно. Нам хочется, чтобы ты снова был счастливым».

Не нравится Даше фраза «Все будет хорошо!»: «Она для меня пустая. Когда будет хорошо? Что будет хорошо? С кем?»

Ни в коем случае нельзя говорить женщинам, потерявшим детей: «Ты молодая, родишь еще!» Это как ножом по сердцу

Ни в коем случае нельзя говорить женщинам, потерявшим детей: «Ты молодая, родишь еще!» Это как ножом по сердцу. Через месяц после родов я поехала в Кулакова забирать протокол вскрытия. Отдавал его мне заведующий отделением патологоанатомии. Что-то говорил – и в конце: «Ты молодая, ты еще родишь»… Откуда вы это знаете? А если не рожу? Когда умирает мама, папа, бабушка, ты же не говоришь: «Ничего. Будет у тебя другая мама. Или другая бабушка». Мы понимаем, что этот человек был в единственном экземпляре. А про ребенка мы почему-то можем так сказать. Этого вычеркнули, родили другого. Как котенок под машину попал, закажешь себе другого.

«…Теперь у вас Ангел на небесах. Молитвенник». Наше, коронное, православное.

– Мне от этого что – лучше? Мне лучше, чтобы мой ребенок был со мной. Я не могла смотреть на женщин с колясками. Потому что сама должна была гулять с коляской. А не «ангел»…

«По грехам»…

– Ни в коем случае нельзя! Расплатиться жизнью ребенка за совершенные грехи?.. Разве может Бог, Который есть Любовь, так поступить? Обвинять тоже нельзя, что, мол, так надо было делать, туда пойти, там наблюдаться и прочее… Человек и так не знает, куда деваться, и хочет время вспять повернуть, а его еще добивают. А еще есть слово «отпусти»… Через полтора месяца после тех родов близился мой день рождения, мы с подружками в чате что-то обсуждали, и две написали: «Пора бы тебе уже отпустить». Через полтора месяца? Кто не стоял на этом месте, не поймет, как это – через полтора месяца после смерти отпустить ребенка. Человеку наоборот нужно говорить, говорить, анализировать, искать смыслы… Потому что весь мир рухнул. У меня даже отношения с Богом претерпели большие изменения. Я-то себя считала верующим человеком, который может и других научить. А эта история показала, что вера моя выеденного яйца не стоит. Что все было каким-то фарисейством. Все было внешним, а внутри ничего нет. Умом я понимала, что без воли Божией здесь не обошлось. А сердцем не могла это принять. Я не обижалась, не злилась, не проклинала. Я как будто впала в ступор. Я даже молиться поначалу не могла. И острое непонимание: зачем? Я человек очень конкретный, мне всегда нужен четкий ответ на вопрос. «По воле Божией» меня не устраивал. Почему, зная, сколько мы к этому шли, Бог нас довел почти до конца, позволил сделать ЭКО, все получилось с первого раза… И на самом финише отобрал?!! Муж говорил, что Господь ударил нас по самому больному.

«Я очень хотела жить!»

Но несмотря ни на что, Даше понравилось рожать. И она очень хотела опять пройти этот путь, только с другим результатом. И без ЭКО.

– Мне очень хотелось быстрее забеременеть, – рассказывала она. – Я потом прочитала, что это для всех мам характерно, которые вот так теряют ребенка. Им нужно, чтобы круг замкнулся. Беременность, зачатие, роды, кормление. А тут оборвалось. Я родила, а младенца на руках нет. И нужно заполнить эту огромную дыру в сердце. Как ни странно, мой организм после родов был в прекрасном состоянии. Вообще, все обследования показали, что и я, и ребенок были абсолютно здоровы. И почему появился этот тромб – так и осталось загадкой. Более того, все болячки, которые были у меня до беременности и с которыми я боролась долгие годы, исчезали. И я была этим очень воодушевлена. Верила, что теперь у нас все получится. Тем более что Господь нам напоминал, что, несмотря ни на что, Он рядом!

…Это случилось почти сразу после похорон дочери. Муж Даши взял тогда две недели отпуска, и они поехали в Крым. Хотели как-то сменить обстановку.

– В тот день мы гуляли по набережной Ялты. Там – порт и кнехты, на которые наматывают канаты. На одном из этих кнехтов муж вдруг увидел маленькую карманную иконочку, на которой была написана молитва о детях. Не о даровании детей, а уже об имеющихся детях, об их благополучии. И это было таким явным знаком! Что Господь нас не оставил, что Он о нас помнит, протягивает нам Свою руку!

Даша вспоминает еще один интересный момент. Это тоже было вскоре после родов.

Я сидела, и у меня в голове вдруг появилась яркая и явная мысль, что у нас обязательно будут дети

– Я сидела, и у меня в голове вдруг появилась яркая и явная мысль, что у нас обязательно будут дети. Она даже не появилась, ее как будто кто-то ввинтил. И не просто дети, а мальчик и девочка с небольшой разницей в возрасте. Это была такая ясная мысль, как то, что после зимы наступает весна. Свои или приемные, я не поняла. Но эта мысль меня потом держала на плаву и помогла выкарабкаться из этой ситуации. Настолько во мне проснулась жажда жизни. Мне звонили подружки, предлагали приехать – посидеть со мной. Наверное, думали, что я прыгну из окна. А я этого никогда не сделала бы. Я очень хотела жить!

Второй медовый месяц

Дарья заметила еще одну интересную вещь. Шли месяцы, беременность не наступала, но ее как будто бы стало «отпускать». Они уже не «работали» фанатично над ребенком.

– У нас вообще как будто случился второй медовый месяц. Мы просто наслаждались друг другом. На десятую годовщину нашей свадьбы мы подарили друг другу путешествие на Крит. Там много святынь. Мы ездили по храмам, монастырям. К чудотворной иконе Богородицы. Ей часто молятся о даровании чад. Я тоже молилась. Изливала ей все свои мысли, печали. И чувствовала, что Она меня слышит и понимает. На удивление, я была в спокойном состоянии. Уже стала ощущать в себе какое-то смирение, что ли. Не было терзаний. Не «Дай-дай! Хочу-хочу!», а «Господи, Ты видишь, что мы – люди грешные, глупые. Сами знаем, чего мы хотим. А Ты все знаешь лучше нас. Направь нас, пожалуйста, на верную дорогу. Если наш путь – бездетность, то бездетность. Если рождение своего кровного ребенка – мы готовы подождать еще какое-то время. Если приемные дети – тоже да».

Они определили себе временные рамки – когда будут пытаться забеременеть самостоятельно. Если ничего не происходит, то собирают документы для усыновления.

– После первой годовщины смерти дочки это время истекло. Мне было тридцать семь, мужу – сорок три. Кто бы что ни говорил, но возраст ощущается. Я понимала, что чем дальше мы оттягиваем, тем сложнее нам будет решиться на приемных детей. Годы идут, ничего не меняется. А потом мы и сами не захотим. А зачем? И так хорошо. Мы путешествуем, ложимся во сколько хотим, спим в субботу до обеда. Свободные люди… Я как-то хотела даже к отцу Илию поехать – узнать, что нам делать. Но батюшка наш сказал: «Илий вам не бабка-гадалка. А если даст ответ, который вам не понравится?!» В общем, начали сборы документов. На удивление мы очень быстро и беспрепятственно это сделали. А не как многие это себе представляют. И в январе 2020-го года, аккурат перед самым ковидом, мы получили на руки заключение. А дальше началось самое сложное – поиск ребенка.

«Детей мы привезем из Костромы»

Первым делом Даша с мужем отслужили молебен в храме святой Екатерины, куда они ходили в Москве.

Смотрю – частичка мощей Игнатия Богоносца, в день памяти которого мы венчались. Для меня это был добрый знак

– Чтобы Господь нам «красную ковровую дорожку» в этом нашем деле постелил. Дальше взяли отпуск на две недели в феврале, чтобы поездить по опекам. Я начиталась всяких форумов и была подкована. Сначала встали на учет в федеральную базу. Но найти ребенка там достаточно сложно. Потом – в базу по Москве, по Московской области… Ездили в Наро-Фоминск, потому что люди писали – там хорошая опека. И перинатальный центр – часто бывают отказники. В Калугу… Потом сели и прикинули, в какие регионы мы можем доехать на машине. В заключении у нас был указан возраст детей от нуля до четырех лет. В таком возрасте дети находятся еще в доме ребенка. Мы отметили на карте все дома ребенка, опеки. Это есть в интернете. Инструментарий очень обширный. Проложили маршрут. Муром, Владимир, Гусь-Хрустальный, Выкса, Кострома, Ярославль. Были в Иваново, в Шуе. По мере возможности старались посещать святые места. На годовщину нашего венчания были у Петра и Февронии. У нас все вокруг этой даты. Кошка, ЭКО, поиски ребенка… В Костроме рядом с нашей гостиницей был монастырь, где находится чудотворная икона Божией Матери «Феодоровская». Конечно, мы не могли упустить этот момент. Помолились, чтобы Богородица нам помогла, приложились.

И еще там есть большой крест-мощевик, размером с человеческий рост.

Я стала читать список, смотрю – частичка мощей Игнатия Богоносца, в день памяти которого мы венчались. Это очень редкий случай. Ни в одном храме я до этого его мощи не встречала. Для меня это был добрый знак. Вообще, от посещения Костромы были очень теплые ощущения. И когда мы по всем пунктам проехались и оставили свои данные, как тогда мне будто сверху мысль подкинули, что детей мы привезем именно из Костромы.

«Не хотите ли познакомиться?»

Дальше начался ковид. Детские учреждения были закрыты для посещения.

– И тогда же попал под «ковидную раздачу» мой папа. Он – сердечник. У него были собраны все документы под плановую госпитализацию. А тут больницы отдают под госпиталя. Когда карантин, наконец, закончился, его кладут не с сердцем, а с подозрением на ковид. А у него и так вопрос стоял о жизни и смерти. Потом оказалось, что диагноз поставили ошибочно, и у папы сердечная недостаточность… Все тяжело, в общем. И тут – звонок! «Здравствуйте! Это город Кострома! Вы у нас вставали на учет. У нас появились двое детей. Девочка и мальчик. Девочке – два с половиной. Мальчику – год. Не хотите ли приехать познакомиться?» А я еще в таком ажиотаже – пятница, конец рабочей недели, папа в больнице, жизнь под вопросом. Дурдом на выезде.

И тут – бах: «Не хотите ли познакомиться?» И первая мысль: «Что ж так не вовремя?!» Но потом я подумала, что в нашей жизни все бывает не вовремя. Люди болеют не вовремя, умирают не вовремя, постоянно в жизни будут какие-то обстоятельства, которые будут нам мешать. Позвонила мужу: «В Костроме! И как мы хотели – брат с сестрой». Папе… Он: «Ну что, надо ехать» – «Как? Ты же в больнице» – «Ну и что? Меня скоро выпишут». Он правда из госпиталя каким-то чудом вышел живым и не заразившимся. И мы поехали…

Даша вспоминает, как сильно волновалась перед встречей с детьми. Была в каком-то ступоре. И не было такого ощущения, как рассказывают другие родители, что увидел ребенка и понял: он твой. Как мне рассказывала другая приемная мама: «Пока я его искала, как будто ходила беременная. А как увидела – как будто родила».

– Муж даже как-то больше с ними установил контакт. А я себя чувствовала совершенно не в своей тарелке. У нас по закону было время подумать. И мы им воспользовались. Прошли независимое медицинское обследование. Нас очень интересовали невролог и психолог. Ничего подозрительного они не увидели. Немного педзапущенность, но это поправимо.

Даша говорила, что ей было важно, чтобы дети были хотя бы относительно здоровы. Потому что абсолютно здоровых в этой системе нет.

Я тогда спросила ее: а если бы в ту свою беременность она узнала, что носит ребенка-инвалида, что было бы?

– Честно – не знаю, как бы я поступила, – призналась она. – Поэтому и просила у Бога здорового ребенка, без физических и психических отклонений. Понимая, что иного я не потяну. Но поднимать руку и убивать того, кого столько ждали, – навряд ли.

В том же году знакомая рассказала свою историю. Она неожиданно для себя забеременела, но на самых ранних сроках делала рентген и еще какую-то облучающую процедуру.

Посоветовалась с врачами, и они застращали ее, что ребенок родится неполноценным. Она прервала беременность. Это был не хирургический способ прерывания, а какой-то другой, после чего она увидела что-то в унитазе. Мне очень горько было об этом узнать. Но она – человек невоцерковленный и больше доверяет врачам. С мужем они сейчас в процессе развода. Я бы не смогла спокойно жить с такой ношей.

«Забирайте смело!»

Тогда, в первое знакомство с малышами, Даша с Володей узнали их историю. Помимо этих брата с сестрой у биологической мамы есть еще несколько старших детей, в отношении которых она лишена родительских прав и которые разобраны по разным семьям. А в отношении младших она на тот момент была ограничена в правах.

– Нас уверяли, что мама про них и не вспомнит, ей эти дети не нужны. «Забирайте смело, увозите подальше. Никто ими заниматься не хочет. Родственники написали отказ от опекунства». Мы подписали согласие, но нам еще нужно было время, чтобы обновить нашу медицинскую справку и заново собрать документы. Ну и нужно было окончательно подготовить квартиру. Познакомились мы с ними второго июля, а когда приехали забирать в начале августа, выяснилось, что на горизонте появилась биологическая мама и пытается обжаловать решение суда. Нас это ошарашило. А если она выиграет суд? Нам нужно будет детей возвращать обратно? Но, с другой стороны, мы так рассудили, что ждать, пока пройдет апелляция, – это два месяца. А для детей каждый день нахождения в системе очень пагубно сказывается на психике, на развитии. Детям там совершенно не место. И мы забрали.

Дальше была долгая судебная история. Как выяснилось, родная мать их хотела не из каких-то светлых чувств, а из-за социальных бонусов. После них она еще забеременела.

– Адвокат мне тогда сказал, что даже если они ей их вернут, они скоро обратно попадут в дом ребенка. Так что правда на нашей стороне. Но у меня все равно было внутреннее ощущение, как будто я какой-то вор, который забрал у родной матери детей, – признавалась Даша. – Вдруг у нее что-то все же проклюнулось? В общем, для нас тогда все было очень нервно и тяжело. И так была колоссальная ломка. Мы одиннадцать лет прожили вдвоем, в свое удовольствие. А тут нам надо забыть про себя и все поменять на 180 градусов. Когда ты носишь ребенка под сердцем, там окситоцин делает свое дело. И грудное вскармливание тоже. А ты привез в дом совершенно незнакомых людей. Каких-то чужих детей, которых ты не носила, не кормила. И тебе надо о них заботиться. Про любить пока еще даже речи не шло. Просто хотя бы привыкнуть. И только мы начали привыкать – суды и угроза возврата. В итоге – детей ей, слава Богу, не вернули.

«Для меня любовь – это действие»

Дети живут у Володи с Дашей больше четырех лет. Разные мысли возникали у нее за это время. От «Зачем мы в это во все вляпались?» до «А может, вернуть?».

– Но это все – искушения, через которые многие проходят. И на которые не надо обращать внимание. Дети – это не игрушки: захотел – взял, захотел – выкинул. Тем не менее из меня вдруг начала выходить такая гадость! – признавалась Даша. – Как нам говорили в школе приемных родителей: «Из вас полезут такие бесы, о которых вы даже не подозревали». Это реально так. Я сама себе удивлялась.

Даша обращалась к психологам. Ее саму пугало, что идет время, а она не начинает испытывать сильных чувств. Боялась, что так и не полюбит. И получается – испортила жизнь и себе, и им.

– Для приемных родителей есть много разных ресурсов, организаций, которые предоставляют бесплатные консультации. Они действительно нужны. С этим всем сложно разобраться. Приемное родительство очень отличается от воспитания кровных детей. Ты постоянно находишься в каком-то подозрении: «А вдруг это говорит о том? Вдруг об этом?» Эти дети вообще другие, не как родные. Первое время они как будто замороженные были, закрытые, взгляд другой. Это по фото хорошо видно… Долго не могли наесться. Кому-то больше кусок – все. Под душем боялись мыться. Подружка потом посоветовала: «Набери ванну с пеной, игрушками». Помогло. С садом у дочки были проблемы. Там – все хорошо. Переступили порог сада – истерика. Все напряжение, которое она накопила, выдавала мне. Ее очень тяжело было успокоить. Меня саму трясло. С сыном было еще тяжелее. Из своего без малого года жизни восемь месяцев он провел в доме ребенка. У него не было тесного контакта. Не сидел на руках, не лежал на руках, не знал, что такое объятия. Всего чурался. Был диким. Одеть – целая история. Сейчас таких моментов уже не осталось. Сейчас они часто: «Посиди с нами, полежи с нами». Без меня не засыпают.

В общем, все уже сгладилось, дети полюбили своих родителей, привязались к ним. Им это сделать было легче, чем взрослым. Для них уже не существует другой реальности. И для Володи с Дашей они тоже родные.

Может быть, мне поэтому Бог и не давал детей? Потому что во мне мало нежности, ласки?

– Но я человек скупой в плане слов и проявления чувств. Для меня любовь – это действие. Я люблю делами. Мне проще сделать, чем сказать. Может быть, мне поэтому Бог и не давал детей? Потому что во мне мало нежности, ласки? На исповеди первый пункт у меня всегда: «Нет любви к Богу и ближним». Но сейчас, когда детей нет рядом, я думаю о них, скучаю очень…

Для дедушек с бабушкой они уже внуки.

– Мама долго надеялась, что мы сами сможем забеременеть и родить, но в итоге ей пришлось принять наше решение, смириться… Мы их не сразу всех друг с другом познакомили. Сначала, когда мы гуляли на детской площадке, пришел мой папа. И сразу – с распростертыми объятиями – к ним. И не понимает, почему дети-то к нему не несутся. А они вообще не поняли, что это за мужчина. Первый раз его видели. Потом они пришли вдвоем с моей мамой. И она сразу нашла общий язык с дочкой. Спустя несколько дней приехал свекор. И почему-то дочка к свекру сразу побежала, очень прониклась. Они вообще очень дружат.

Зато папа Даши, когда у него появилось время, стал забирать детей из садика, сидеть с ними. До этого он ухаживал за своей тещей с деменцией, Дашиной бабушкой. Потом она умерла.

– И он постоянно сравнивает детей со мной и моим младшим братом. Мы были спокойными, не капризничали. В папином понимании дети – ангелочки, которые мирно читают книжечки, играют и главное – слушаются. А эти дети совершено другие. Думаю, сказалась еще и не совсем правильная беременность, и гены. Мама родная – импульсивная, резкая. И они оба очень активные, подвижные. Не дают расслабиться, вечно у них что-то происходит, постоянно выясняют отношения, громко играют, не замолкают ни на минуту. Под вечер я от них устаю, честно говоря. Но, кстати, сейчас стали поспокойнее. Уже видны какие-то плоды. Начинают прислушиваться. По выходным, пока мы спим, сами стараются тихо себя вести.

«Ты не имеешь права предавать человека!»

Я спрашиваю, а знают ли дети, что они – приемные. И стоит ли вообще об этом говорить?

– В советское время это была тайна за семью печатями. А когда информация просачивалась – у человека был шок и полнейшее потрясение. Что ему столько лет врали. Как вам верить теперь? Кто-то из подростков убегает. Став взрослыми, понимают, почему не похожи, почему на протяжении жизни все переглядывались… Нам психологи дали совет – рассказать. Потому что такие дети держат боль и травму в себе. И это все выражается в поведении. Они все равно чувствуют, что что-то не так. По документам – другая фамилия и другая мама. На каждом приема у врача: «Когда пошли? Когда поползли?» – «Дети приемные, информация ограничена». Они же это слышат. Обязательно будем говорить.

…А что бы Даша сказала людям, которые собираются брать приемного ребенка?

– Вопрос непростой. У кого огромное любящее сердце, им вообще ничего не надо говорить. Они сами кого хочешь могут научить. А тем, кто, как мы, потерял ребенка – год, два выждать. Не брать на эмоциях. Потому что можно больших дров наломать. Нужно хорошо подумать, трезво оценить свои ресурсы. К чему вы готовы, к чему нет. Выбросить в помойку розовые очки. Если у кого-то есть кровные дети, знать, что все будет очень сильно отличаться. И если вы приняли решение – назад дороги нет! Конечно, разные бывают ситуации, шизофрения, еще что-то. Люди вынуждены возвращать, и это трагедия. Но если ты принял в семью человека, ты не имеешь права его предавать! И не ждите, что ребенок будет похож на вас!

А еще мне интересно, что изменила бы Даша, вернись она на пятнадцать-двадцать лет назад. К моему удивлению, она заговорила не о детях.

Сейчас, пройдя такой путь, я понимаю, что тогда, когда страстно хотела забеременеть и родить, не была готова к ребенку

– Я бы хотела вернуться в десятый или одиннадцатый класс. Когда родители спросили меня, какую профессию я хочу выбрать. Я хотела быть профессиональным фотографом. У папы были круглые глаза: «Как? Вольный художник?! Девочке нужна стабильная профессия!» И по знакомству отправили меня на юрфак. Я послушалась и подавила в себе желание стать фотографом. И до сих пор об этом жалею. Каждый может нажать кнопку, но не каждый может стать фотографом. У меня это есть, мне нравится. Если бы я тогда настояла на своем, жизнь бы моя сложилась иначе. Я бы занималась любимым делом… А еще я бы хотела вернуться в 2009-й год. Я бы сказала себе той: «Успокойся, расслабься, не зацикливайся на ребенке! Наслаждайтесь друг другом! Любите друг друга! Просто живите!» Сейчас, пройдя такой путь, я понимаю, что тогда, когда страстно хотела забеременеть и родить, не была готова к ребенку.

«Как яблоком по голове!»

Я писала этот материал три недели, все то время, пока мы с Машей находились на реабилитации в Крыму. Жила жизнью героев, плакала их слезами, верила и надеялась вместе с ними. Но надо заканчивать. И сейчас, в долгожданном конце, расскажу, наконец, причем тут Иоанн Шанхайский.

Промните, в самом начале Даша сказала, что эту историю она хотела бы посвятить помощи этого святого?

– В прошлом году у меня произошло озарение, ради которого я все это и рассказывала, – говорила она. – Когда мы с мужем жили вдвоем, то читали и утреннее правило, и Евангелие. Все было по накатанной. А потом с детьми стало совершенно не до этого. Молитвы – по случаю, Евангелие – по большим праздникам. Мы, конечно, соблюдали посты, каждое воскресенье водили детей ко Причастию. Но все равно все было не так, как раньше. Но время от времени я заглядывала в церковный календарь. Что там за праздники? И вот в прошлом году двенадцатого октября я открыла приложение на телефоне, и там было написано, что это день памяти святого Иоанна Шанхайского. А я точно помню, что его день – второго июля. Потому что я об этом раньше прочитала и в этот день мы впервые увидели наших детей в доме ребенка. А тут оказалось, что его память – два дня в году. И тут у меня просто как мороз по коже… Как Ньютону упало яблоко на голову, так и мне! Двенадцатого октября мы узнали самую страшную новость в своей жизни – что сердце нашей дочки больше не бьется. Второго июля мы познакомились с нашими детьми. То есть эти два события связал между собой Иоанн Шанхайский. Которому я никогда в жизни не молилась. Просто знала, что он есть – и все. А еще у биологической мамы наших детей день рождения тоже двенадцатого октября! Я тогда подумала: «Ну не бывает таких совпадений в жизни! Такие два важнейших события для нас связаны с именем одного святого. Еще и мама…»

В совпадения я не верю. Но верю в Бога и святых!

Полезла в интернет, чтобы узнать более подробно о его жизни. И читаю, что когда он после революции покинул Россию и долго проживал в Шанхае, то основал там сиротский приют в честь преподобного Тихона Задонского. И тут меня еще раз ударяет яблоком по голове. Потому что много лет, когда мы ездим к родителям мужа в Белгородскую область, всегда заезжаем в Задонский монастырь. Несколько раз в год! Там мощи преподобного Тихона Задонского. И мы всегда молились ему о детях. А еще в Москве мы долгое время ходили в храм великомученицы Екатерины. Это было подворье Американской Православной Церкви. Там было много американцев, канадцев, но это все православные люди. И батюшки там многие были выходцами из Америки, Канады. Там особо почитается Иоанн Шанхайский. И как раз в том храме были его мощи, служились молебны, акафисты. Мы прикладывались к раке… Ну как – прикладывались? Подходили, как к другим иконам, ни о чем особо не думая. А тут, получается, он такую роль сыграл в нашей жизни. И меня это настолько поразило. И, конечно, все мои сомнения, которые были, наш ли это путь и правильно ли мы поступили, совершили ли мы ошибку и зачем нам это было надо, – все это Господь развеял: «Ты дурочка бестолковая! Хватит уже в себе копаться! Вот: посмотри и убедись – все правильно! Выгони своих тараканов из башки поганой метлой!»

…Ну и после потери Дашиных сообщений и их обретения, после «подбивания хвостов» и занятий непонятно чем я наконец полезла в телефон, чтобы прослушать эту историю и написать ее. Это тоже случилось двенадцатого октября, в день памяти святого Иоанна Шанхайского. Как будто он сам взял меня за шкирку и усадил. Я уже говорила. Я уверена, так и было. Потому что в совпадения я не верю. Но верю в Бога и святых!