В основу очередной публикации легли беседы протоиерея Сергия Правдолюбова, настоятеля храма Живоначальной Троицы в Троицком-Голенищеве, которые прозвучали в этом году на радио «Радонеж» в рамках передачи «Родное село». Эти воспоминания бережно хранятся в семейных преданиях и архивах рода Правдолюбовых и передаются из поколения в поколение. Чтобы не скрыть эти крупицы света новомучеников под спудом, предлагаем вниманию читателей расшифровку этих бесед, посвященных священноисповеднику Сергию Касимовскому, в сокращении и с авторской редактурой.
- Часть 1: Семейные воспоминания о сщисп. Сергии Правдолюбове
- Часть 2: «Иегова ирэ»
- Часть 3: «Я обязан быть столпом, на который люди опираются»
- Часть 4: «С отцом Сергием и тюрьма не тюрьма»
- Часть 5: «Ему выпало счастье пророка, никто не имеет права гадать на него»
- Часть 6: «Рецепт незлобия»
Сщисп. Сергий на каменоломнях в Малееве (40-е годы ХХ века) Срок пребывания отца Сергия на Соловках в 1937 году почти заканчивался, но ему еще предстояло три года в Беломоро-Балтийском лагере на постройке канала.
В 1937 году по каким-то соображениям было решено закрыть Соловецкий лагерь особого назначения (сокращенно СЛОН). Был получен приказ ликвидировать лагерь и сделать на его базе Соловецкую тюрьму особого значения (сокращенно СТОН).
Вспоминается несколько случаев, связанных с Соловецким лагерем. Коля Рацен (Николай Николаевич Рацен), когда встретился со мной уже много лет спустя после освобождения с Соловков, вспомнил (он тогда был еще мальчишкой, школьником), что он учил Правдолюбовых валить лес. Нелегко усваиваются такие уроки, требуется время, сноровка и умение. Поэтому, когда лес валили, случались непредвиденные ситуации, как было с отцом Николаем, братом священноисповедника Сергия. Спиленное дерево стало падать не так, как хотелось рабочим, а немного в другую сторону, туда, где стоял отец Николай. Самим стволом его не задело, но тяжелые ветки ударили по голове и по лицу. С головы сошла часть кожи, кожу пришлось натягивать, бинтовать, укреплять. Он остался жив – удивительно, дерево могло бы и насмерть ушибить. Бог его сохранил, но кожа была сильно повреждена.
Николай Николаевич Рацен. 22 декабря 2007 года С Анатолием (сыном отца Сергия) тоже было очень опасное происшествие. После того как дерево повалено, ветки топором обрублены, длина бревна промерена, его пилят и потом тащат своими руками, чтобы сложить в штабель. Здесь тоже должна быть сноровка, умение, надо делать все по команде, потому что можно нанести большой вред в момент падения бревна. А бревна были, конечно, страшно тяжелые: они же не сухие, а свежие. Нужно на это дело четыре-пять человек, а если очень тяжелое бревно, ближе к корню, то брали и шесть человек. Взваливали бревно к себе на плечи и тащили его к штабелю. Очень важно, чтобы голова не попала между бревнами в штабеле, надо быть внимательными и смотреть, чтобы, когда сбрасывается бревно, у всех головы были с другой стороны бревна. И все это должно делаться по команде, потому что бревно может так сильно ударить, что от головы ничего не останется: как арбуз трескается, когда он спелый, так и с головой может произойти. И вот пока несли это бревно, то ли о чем-то разговаривали, то ли Анатолий задумался, то ли молился. Непонятно, как это вышло, но опытные люди, валившие лес, бросили бревно без команды. У Анатолия голова была не с той стороны, где можно сохранить безопасность, а попала в сторону штабеля, и бревно, падая, должно было Анатолия раздробить. Может быть, это было сделано нарочно кем-нибудь, а может быть, по неосмотрительности или утомленности. Когда люди устают, то не замечают даже таких важных моментов, как предостеречь своих же солагерников от смерти. Бросили бревно, и голова Анатолия попала между бревнами и должна была быть расплющена. Но совершенно непонятным образом в этом штабеле оказалось кривое бревно, и в нем была некая выемка, как будто нарочно для головы. Когда бревно бросили, голова попала в эту выемку. Все ждали, что голову сейчас раздавит и человек сразу умрет. Но когда увидели, что выемка защитила заключенного, то кто-то сказал: «Ну-у… Молись своему Богу – это только Он тебя спас! Сейчас бы не было твоей головы, и был бы ты покойником».
Отец Сергий, слушая целый год фельдшерские курсы на Соловках, освоил их и мог эти знания применять
Вот еще случай, произошедший во время заключения священноисповедника Сергия. Правда, это было на материке, а не на Соловках, – наверное, в лагпункте Беломорско-Балтийского канала. Эта история свидетельствует о том, что к священноисповеднику Сергию можно обращаться с молитвами во время болезни. Видя немощного, истощенного, больного старика (кстати, у отца Сергия в заключении случился инфаркт, но он не умер, а все-таки с трудом восстановился), его оставили лекпомом – помощником лекаря. Это сделали для того, чтобы уберечь старого человека от тяжелой работы, чтобы он еще пожил. Он, слушая целый год фельдшерские курсы на Соловках, освоил их и мог эти знания применять. Отец Сергий хорошо справлялся со своей обязанностью. Однажды в лагпункт пришла жена начальника этого лагеря и говорит врачу:
– У меня что-то глаза стали плохо видеть. Посмотрите, пожалуйста. Что вы можете предложить?
Врач посадил женщину в кресло, посмотрел ей глаза и сказал помощнику лекаря:
– Сергей Анатольевич, возьмите такой-то пузырек и несколько капель влейте в правый глаз, несколько – в левый.
Священномученик Николай Правдолюбов – Хорошо, – сказал отец Сергий. Подошел к полочке, посмотрел. То ли уже смеркалось и было плохо видно, то ли что-то еще, но он перепутал лекарства. Взял лекарство с другим названием, в полной уверенности, что он не ошибся. И этой женщине, жене начальника, закапал три капли в один глаз, потом три капли в другой глаз. Она как закричит, буквально заверещала:
– А-а-а-а! Это вы специально меня хотели ослепить! Я скажу своему мужу, он вас накажет! Что вы мне накапали?! Такой боли не должно быть!
Она сильно рассердилась, гневно кричала и ушла, хлопнув дверью. Отец Сергий молился, половину ночи не спал и говорил: «Все, наверное, конец пришел. Меня арестуют и расстреляют за вредительство на работе. И кому? Жене начальника лагеря». Вот так, в скорби, он в молитве провел всю ночь, прощаясь с жизнью. Утром приходит солдат, приносит буханку хлеба и немного какой-то еды к этой буханке и передает:
– Жена начальника лагеря прислала эту буханку и еду в благодарность за лечение. У нее глаза как у ребенка в детстве: все видит четко, хорошо и благодарит за отличное лечение!
Я думаю, что здесь произошло не самое простое чудо. Господь спас Своих заключенных: и врача, и помощника лекаря, чтобы они остались живы, делали какие-то добрые дела. Таким образом отец Сергий избежал наказания и даже смерти, Господь его спас. Хотя лекарство было болезненным, но оказалось полезным для глаз.
Три года на материке – очень тяжелое время. Как закончилось это время для священноисповедника Сергия, для отца Николая и Анатолия, сына отца Сергия? Ближе к осени обстановка стала напряженной, тревожной. Закончились мелкие свободы, какие-то построения и расчеты – тревога, тревога, тревога. Готовили большой вывоз заключенных на материк. Юрий Чирков пишет, что он был на Соловках и видел, как выводили заключенных. Они уже сдружились за эти два года, кивали друг другу и отрешенно шли. Что будет дальше, никто не знал. Самого Юрия Чиркова перевели из Кремля (Соловецкий лагерь и монастырь назывался у них «Кремлем», это древнее слово означает «крепость»). Отправили их туда, где был штрафной изолятор (там люди на жердочках сидели и погибали от холода). Юрий Чирков описывал, как они едва-едва там выжили; как было страшно, как напряженно вокруг. Они слышат, как гудит пароход, который вывозит часть заключенных. Потом через неделю еще гудок: пароход сделал еще один рейс. Причем это была уже почти зима – как же пароход ходил? Заключенный с Соловков, с которым я встречался в Москве после пятидесяти лет освобождения, сказал: «Была очень теплая погода. Наш пароход плыл в необычное для навигации время. Три дня плыл и как раз на мои именины, 19 декабря, на Николин день, прибыл в Кемь». Там уже и наши: священноисповедник Сергий, отец Николай и Анатолий – прибыли в Кемь благополучно, были помещены в пересыльный лагерь, и оттуда их постепенно перенаправляли в лагерные командировки: Беломорск, местечко Сосновец, Май-губа и другие лагерные пункты, где находилось много заключенных.
Мой отец рассказывал о Соловках очень светло и спокойно. Этого настроя он придерживался специально, чтобы не пугать родных тем, как было тяжело
Мой отец часто рассказывал о Соловках – и рассказывал очень светло и спокойно. Этого настроя он придерживался специально для того, чтобы не пугать родных тем, как было тяжело. Но известия просачивались из лагеря через других людей, и в Касимове узнавали, что Анатолий и ноги отморозил, и было очень трудно, и что нужны были ему теплые носки. Из Касимова Вера (крестница Анатолия Сергеевича) писала: «Анатолий! Почему ты пишешь, что у вас так все хорошо и благополучно? Мы знаем, что ты ноги отморозил, знаем, что у тебя так и так, все тяжело…» А это было милосердие, они не хотели, чтобы переживали в Касимове, Селищах, Маккавееве, и умалчивали о трудностях, писали, будто у них все хорошо. Точно так же и отец рассказывал про Соловки, не пугая подробностями. Сидевшая там монахиня писала: «Один год на Соловках – это сто лет». Того, что там можно было перенести за год, на сто лет хватило бы – так было тяжело.
Наслушавшись рассказов отца о довольно светлом и хорошем периоде заключения, я был уверен: поскольку отец вернулся, дедушка вернулся, брат дедушки вернулся – значит, те лица, о которых говорил отец, тоже наверняка вернулись в свои дома, слышали радостные крики детей, встретили теплые объятия своих близких: отцов, матерей и дедов. Как-то мне в голову не приходило, что далеко не все вернулись.
Когда мне пришлось болеть ковидом в феврале 2021 года и я осознал, что могу умереть очень быстро, то, выздоравливая, я стал просматривать записи отца о том, как он был на Соловках. Я хотел успеть до смерти составить список имен, чтобы отчетливо представить тех людей, о которых отец рассказывал. И вот когда я по списку имен набрал по очереди одного, другого, третьего: Анатолия Клинге, Владимиру Крушельницкую, – то оказалось возможным увидеть, освободились ли они или нет, выжили или не выжили. Помню, что меня пригвоздила к одру болезни мысль, что большинство этих людей не вернулось домой. Большинство было расстреляно. Целых два эшелона заключенных, а по спискам 509, тех, кто был в лагере, повезли в сторону Ленинграда – по очереди на смерть. И те, о которых отец говорил, все пострадали и стали мучениками. Среди них особое место занимает отец Павел Флоренский, которому отец Сергий удивлялся и радовался, показывая сыну издалека: «Смотри, смотри – это отец Павел Флоренский стоит!» Боялись к нему подойти: такая была в нем умственная сила, мощь образования, можно сказать, ведения, – и техническая, и искусствоведческая. Одним словом – невероятнейший человек. И он тоже был в числе 509 человек, увозимых на смерть. Это очень страшно, печально, горько. Одно только утешает: Господь их страдания, смерть, их свидетельство о Себе примет во всей полноте. Они действительно настоящие мученики.
Меня поразила мысль, что большинство этих людей, о которых говорил отец, не вернулось домой. Большинство было расстреляно
8 декабря 1937 года пострадал отец Павел Флоренский. Отец Андроник (Трубачев; 1952–2021), его внук, говорил, что до сих пор не выяснено, в Левашово под Ленинградом или у преподобного Александра Свирского их могилы, но «Господня земля и все, что исполняет и наполняет ее» (Пс. 23: 1–2) и, как написано в Библии о человеке, «земля еси и в землю отыдеши» (Быт. 3: 18). Для верующих во Христа и для тех, кто любит Бога и верит в Него, это, конечно, страшный конец – но и прославляющий венец пострадавшим. И мы чтим их и радуемся, что они есть. Они молятся о нас, о тех, кто их любил, кто имел к ним отношение.
Три года, проведенные на материке, были трудны, и даже подробностей не осталось, только лишь фрагменты о лесоповале, о лечении жены начальника лагеря. В основном сложно себе представить, как было тяжело и какое было напряжение сил, особенно – молитвенное. Я не могу объяснить, почему священноисповедник Сергий, священномученик Николай, Анатолий – почему они не были в числе этих 509 человек. Тайна земная; думаю, тайна и небесная. Владыка-священномученик Аркадий (Остальский) много помогал им – может быть, каким-то образом бумаги переложили, если у него была возможность способствовать тому, чтобы их не включили в список? Но владыка Аркадий был освобожден еще в самом начале мая 1937 года и жил уже в то время в Москве, в Касимове и в Селищах. Ясно то, что он мог каким-то образом повлиять – либо молитвами, либо действиями. Это чудо, что они остались живы. Приходят на память слова преподобного Иоанна Лествичника, выражающие святоотеческое отношение к заключению – как в монастыре, так и в лагере. Молчание уст (т.е. слова не говоришь) при смятении сердца – это первый уровень. Молчание уст и молчание помыслов – это вторая стадия. И третья – несокрушимая тишина, спокойствие и полное отдавание себя в руки Божии: Господь скажет так – и будет так. Выздоравливаешь после болезни и думаешь, что вообще не должен был бы родиться, если бы они были с этими эшелонами… Страшно и поразительно, что Господь вдруг сохранил их и не допустил их до мученического венца (я имею в виду Анатолия Сергеевича).
Икона сщисп. Сергия Правдолюбова и сщмч. Аркадия (Остальского). Написана в 2010 г. в Иконописной школе Троице-Сергиевой лавры 28 июня 1940 года они были освобождены в Сосновце, там, где Беломорско-Балтийский лагерный комбинат. Точно в тот же день, когда они были арестованы, – 28 июня, в день, когда вспоминаются пророк Амос и святитель Иона, митрополит Московский.
Потом на поезде до Рязани доехали, а из Рязани на пароходе, как рассказывала Валентина Александровна, дочка священноисповедника Александра (Орлова). Дальше поехали до Тумы – причем им дали билет, на котором значилась не станция Тумская под Рязанью, а Тума, которая находится где-то в Сибири. Затем выяснилось, что до рязанской Тумы ехать гораздо ближе, чем до сибирской. Доехали домой благополучно и продолжали жить уже на свободе, хотя здоровье было сильно подорвано. Отец Сергий не сразу смог устроиться служить, потому что храмы были закрыты, а батюшки служили то в одном храме, то в другом. В Касимове в церкви Благовещения служили, а Успенская была закрыта. Церковь святителя Николая была закрыта, но каким-то странным образом ключи у прихожан не отобрали, и одна женщина, староста, ходила и подтапливала храм, чтобы фрески и иконы не испортились зимой.
По возвращении домой жить было трудно. Где-то молебен послужит, где-то заменит другого священника, но постоянного места отцу Сергию не давали
Как существовал отец Сергий в Касимове в 1940, 1941, 1942 годах? Конечно, с большим-большим трудом. Какие-то требы, где-то молебен послужит, где-то заменит другого священника, но постоянного места ему не давали. Лидия Дмитриевна, супруга священноисповедника Сергия, работала, а дедушка Сергий был дома по хозяйству, служить ему пока что не давали.
Прошел год. Началась война. В 1942 году за нарушение закона светомаскировки полагалось наказание. Свет из окошка не должен был выходить на улицу, чтобы самолеты не ориентировались на жилое помещение. У отца Сергия и матушки Лидии было все очень аккуратно, они знали, что это серьезно. Но все равно отца Сергия арестовали и полгода держали в тюрьме – еще полгода тюрьмы за нарушение светомаскировки. Видимо, так к нему относились: бывший заключенный, и поэтому, когда он освободился, надо было опять его посадить.
В 1943 году, ближе к декабрю, старосте Никольского храма сказали:
– Вы подтапливали свою церковь, но теперь можете и батюшку позвать. Сейчас у нас новые отношения со священниками. Так что ищите и приводите батюшку, мы зарегистрируем его, и он будет служить.
Станция Тумская, что под Рязанью
Староста очень обрадовалась. Прибежала даже к своей дочке, которая жила отдельно, и говорит:
– Давай срочно валенки!
– Зачем валенки-то мои?
– Для отца Сергия! У него нет валенок, а ему надо уже служить. Давай, я тебе потом найду валенки.
Принесла валенки дедушке Сергию, чтобы он смог прийти в церковь. Он один раз пришел, другой. Литургию еще не разрешали служить, так как надо было получить разрешение. Потом вызвало начальство, которое отвечало за Церковь, за религию; сказали: «17 декабря пусть придет ваш кандидат в настоятели Никольской церкви, и тогда мы ему разрешим служить». Отец Сергий пошел туда. Видимо, разговаривали с ним те, кто имел на то большие полномочия. Нужно отметить, что Вера Сергеевна, дочка священноисповедника Сергия, отказывалась сообщать подробности: кто и как разговаривал. Молчание об этом разговоре было удивительным: никакой подписки о неразглашении не подписывали. Почему надо было молчать? Непонятно. И потом, когда я уже спрашивал у Веры Сергеевны, что там происходило, – она была даже очень недовольна. Когда-то я издавал один текст о священноисповеднике Сергии и написал такие слова в возвышенных тонах:
«В 1943 году священноисповедника Сергия отправили работать в каменоломни, в Малеево, за 7–8 километров от Касимова, как это было в эпоху ранних христиан – как Инкерман для знаменитого Климента Римского».
Вера Сергеевна прочитала этот текст и, когда я к ней пришел, сказала откровенно:
– Ты зачем так возвышенно написал о папе, как о древнем мученике?
Я ей отвечаю:
– А что ты такого нашла? Что я не так написал?
– Инкерман, каменоломни – такого не было.
– Как не было?
– Что послали в каменоломни – это было, наоборот, освобождение! Это в отношении дедушки было самое лучшее, что могли сделать.
– Как? Почему? Что?
– Ты не понимаешь?
– Так расскажи, если я не понимаю.
И вот тут оказалось, что цензура была не от начальства, а была здесь аккуратность и нежелание мучить брата Веры Сергеевны – Владимира Сергеевича Правдолюбова. Оказывается, когда в 1935 году арестовали дедушку Сергия, четырехлетний Владимир очень сильно переживал, что отца уводят из дома. Он кричал, заламывал себе руки и был в большом потрясении. Когда отца Сергия после ареста водили мимо окон дома, этого мальчика не могли оттащить от окошка, он кричал:
– Папа, иди домой! Папа, иди домой!
Детская травма не излечивается. Вера Сергеевна скрывала даже это и открыла только сгоряча. Я ей благодарен за то, что она хоть это рассказала. Отец Владимир Сергеевич (Правдолюбов; 1931–2021) всю жизнь не знал подлинную причину того, почему дедушка Сергий избежал уготованной ему участи. Думается, что начальство, которое должно было дать разрешение на служение в Никольском храме в качестве настоятеля, требовало от отца Сергия нечто такое, на что он никак не мог согласиться. Вера Сергеевна так и не уточнила, что именно требовали. Я знаю только одно: были поставлены такие условия, которые нельзя было выполнить и остаться в полноте своего священного сана. Какие могут быть насчет этого соображения – информации точной нет. Здесь вспоминается, как Господа Иисуса Христа искушал сатана после Крещения: «Поклонись мне, и тогда Тебе будет все возможно». Господь Иисус Христос ответил: «Разве ты не знаешь, что есть такие слова: “Господу Богу твоему покланяйся, и Ему одному служи” (Мф. 4: 1–11)». Как и другое место из Священного Писания: «Не можете работать двум господам, ибо одному будете усердствовать, а другому нерадеть» (Мф. 6: 24). Видимо, для священноисповедника Сергия было важнее смотреть в глаза Господу Иисусу Христу смело и прямо. Ведь когда умрет человек, приводят его к Господу Иисусу Христу, и Он смотрит на тебя, и ты на Него смотришь. Поэтому отец Сергий не пошел на то, что ему предлагали. Подробностей я не знаю.
Дедушка Сергий пришел домой после этого разговора в состоянии сильного душевного волнения, в страхе – и говорит:
– Все! Все! Наверное, сегодня придут.
И он, не переодеваясь в домашнюю одежду, в чем был, говорит:
– Запишите! Давайте листок бумаги и запишите мое наставление, чтобы детям что-то осталось от меня.
Вера Сергеевна принесла сдвоенный лист из тетради и села писать, а дедушка Сергий стал диктовать. Этот текст не обдумывался, шел из самой души, чтобы успеть сказать самое важное. Вот этот текст.
Духовное завещание
Духовное завещание сщисп. Сергия, записанное его дочкой Верой в 1943 г., и очки, принадлежавшие сщисп. Сергию
«Бесконечно любимым и дорогим
Жене и Детям
17 декабря н. ст. 1943 г.
Простите и прощайте те, кого нет под солнцем дороже и милее для меня. Храни вас Господь Вседержитель, да без преткновения пройдете свой жизненный путь и положите в час смертный свой крест к Пречистым стопам Того, Кто дал нам этот Крест и заповедал нести его по Его стопам.
Не бойтесь страданий и бурь житейских, считайте, что все, что ни случается с вами в жизни, – есть Божия воля о вас, благая и совершенная
Не бойтесь страданий и бурь житейских, считайте, что все, что ни случается с вами в жизни, – есть Божия воля о вас, благая и совершенная. Терпите все безропотно и с благодарностью к Богу, помня – «в терпении вашем стяжите души ваша» (Лк. 21: 19) и многими, «многими скорбями подобает вам внити в Царствие Божие» (Деян. 14: 22).
Помните своего отца, грешнейшаго паче всех человек, но не отступившаго от Бога, во Святей Троице славимаго, Отца, и Сына, и Духа Святаго. И вы, как драгоценность, храните эту веру. Не отдавайте ее никому, никогда. Будьте верны Христу даже до смерти.
Неуклонно четыре раза в год (самое меньшее) приобщайтесь Святых Христовых Таин. «Кто не ест плоти Сына Человеческого и не пьет Крови Его» (Ин. 6: 53), тот не будет иметь в себе жизни. А кто будет причастником Таин Христовых, того воскресит Христос в последний день.
Чаще ходите в церковь. Божественная благодать изольется в ваши души обильно и спасет их. «Храните себя неоскверненными от мира» (Иак. 1: 27), а если осквернитесь, не откладывайте, а сейчас же идите к исповеди и вырвите с корнем смертоносное жало греха. Если будете откладывать, смертоносный яд греха отравит душу.
«Призирайте [то есть не забывайте. – Ред.] вдов и сирот в их нуждах» (Иак. 1: 27). Только милостыня оправдает нас перед Богом. Голодного накормил? Раздетого одел? За больным поухаживал? В темницу сходил? Только эти вопросы задаст Христос на Суде Своем. И от них будет зависеть ваша будущая жизнь. Делали – будем благословенны, не делали – будем прокляты.
Господи Милосердый, спаси и помилуй всех нас, слабых и немощных детей Своих.
Господи, спаси и семью мою, и моих прихожан, и родственников, и благодетелей, и всех, за кого я молился и за кого забыл помолиться. Всех, всех, всех спаси и помилуй!
Спаситель мой, удостой меня чести сказать: «Се аз и дети, яже дал мне Бог» (Евр. 2: 13). Молитесь обо мне, а я буду молиться о вас. Еще раз простите мне мое окаянство и все, чем кого обидел, и Господь простит вас и благословит.
Поручаю вас молитвам Царицы Небесной, да покрыет Та всех вас честным Своим омофором.
Поручаю вас молитвам всех святых и угодников – Богу. А жизнь вашу и все ваше предаю в Руки Христа Бога и Спасителя нашего.
Благодать Господа нашего Иисуса Христа и любы Бога и Отца и причастие Святаго Духа – да будет со всеми вами. Аминь!
P.S. Приветствуйте моих благотворителей, детей духовных и всех, кто вспомнит обо мне.
P.P.S. Необходимо ежедневно читать слово Божие и жить со всеми в мире[1]».
После написания завещания все вокруг начали переживать, волноваться, глядя на лицо отца Сергия, особенно хозяйка Ираида Александровна. Пошел слух по городу, что все плохо, что отец Сергий может уйти и не вернуться. Слух дошел, как выяснилось, до жены военкома, и она обратилась к своему супругу: «Что ты можешь сделать? Чем помочь?» Военком думал три минуты и сказал: «Пусть остается дома. Мы сейчас выйдем из положения». Пришел солдат, обрил голову отцу Сергию и принес из военкомата документ с печатью: «Правдолюбов мобилизуется на трудовой фронт, прибыть в военкомат до такого-то». Ему оставили еще один день, чтобы побыть дома. Это было 18 декабря (через семь лет это будет день его смерти). И он без волос, будучи митрофорным протоиереем, служил Всенощное бдение под день святителя Николая. А утром подъехала машина, отца Сергия отвезли на сборный пункт, переодели и отвезли в Малеево, что в 10 километрах от Касимова, на каменоломню. Там он целых три года находился. Но живой. Его можно было навещать, можно было какие-то службы совершать в домике, который и сейчас стоит.
Господь спас отца Сергия – как на Соловках, так и в Касимове. Спас
Это было избавление от почти неизбежной смерти, которая должна была наступить, если бы произошло так, как было задумано. Но Господь спас отца Сергия – как на Соловках, так и в Касимове. Спас. Это такой момент, когда земля просто уходит из-под ног. А завещание – памятник того, как важно быть верным Господу Иисусу Христу во всех обстоятельствах, а Господь сделает то, что Ему благоугодно. И Господь это сделал. Так отец Сергий избежал готовящейся ему участи. А позже, в течение этих трех лет, он написал уже большое завещание своим детям.
(Продолжение следует.)