Правление Великого князя Владимира до его обращения

Сайт «Православие.Ru» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Поход Владимира на печенегов

Предыдущие фрагменты:

• Княжение и смерть Ярополка
• Военные походы Великого князя Святослава
• Равноапостольная княгиня Ольга
• Правление Киевского князя Игоря
• Вещий Олег, князь Киевский

Владимир был сыном князя Святослава и его наложницы Малуши – ключницы Ольги, занимавшей начальственное положение в дворцовом хозяйстве княгини, но все-таки ее рабыни. Из источников точное время его рождения неизвестно, но косвенным образом, на том основании, что его отец Святослав родился в 942-м г., а его собственный старший сын Всеслав – в 977-м, можно поместить дату рождения князя Владимира в узкий коридор от 959 до 961 г. Согласно поздним летописям, Никоновской и Устюжской, он родился в деревне Будутине, куда княгиня Ольга отослала свою ключницу, возможно, в наказание за то, что та дерзнула вступить в связь с ее сыном. Местом рождения князя Владимира могла быть и расположенная близ Пскова деревня Будник. Воспитание Владимира было возложено на его дядю по матери воеводу Добрыню. Он находился рядом с ним и в Киеве, и в Новгороде, куда еще отроком направил княжить своего младшего сына Святослав. Из скандинавских саг известно, что в Новгород к конунгу Вальдемару, в дружине которого служил варяг Сигурд, бежала после убийства мужа Трюгви Олафсона его сестра Астрид со своим сыном Олафом, будущим королем Норвегии. По дороге, в Эстонии, Астрид вместе с сыном были схвачены разбойниками. Собирая позже дань в этой стране, Сигурд случайно встретил там своего племянника, выкупил его из неволи и привез в Новгород, где тот вырос, а позже, возмужав, был принят в дружину Владимира.

Узнав об убийстве своего брата Олега, Владимир бежал из Новгорода за море, откуда возвратился в свой удел с набранной там варяжской дружиной и, присоединив к ней новгородцев, отправился в поход против Ярополка на Киев. По примеру отца, он предупредил противника о задуманном нападении:

«Рече посадником Ярополъчим: ‟Идете к брату моему и речете ему: Володимир идеть на тя, пристраивайся противу битсяˮ»^[1].

Путь в Киев лежал через Полоцк, где правил плативший дань Великому Киевскому князю Рогволод, который «пришел из заморья»^[2]. И вот, юный, но уже вышедший из отроческого возраста Владимир надумал взять в жены дочь Рогволода Рогнеду, о чем он и известил ее отца, передав через посланца: «Хощю пояти дщерь твою жене».

«Он же рече дъщери своей: ‟Хощеши ли за Володимира?ˮ Она же рече: ‟Не хощю розути робичича, но Ярополка хочюˮ»^[3].

Рогнеда уже была просватана за Ярополка – «в се же время хотяху вести Рогънедь за Ярополка»^[4], а поскольку у Ярополка к тому времени уже была жена гречанка, в прошлом монахиня, то предположение о его возможном Крещении, что было бы несовместимо с многобрачием, становится менее обоснованным. «Розути», снять сапог с ноги мужа, значило выйти замуж – этот древний славянский обряд замужества в некоторых местах России дожил до ХХ века. Дочь выходца из-за моря, носившая, как и отец, норманнское имя, Рогнеда усвоила и славянский язык, и славянские обычаи. Она отвергла предложение, потому что дочь князя, хотя бы и удельного, считала себя по рождению выше Владимира, сына Великого князя, но «робичича», то есть сына рабыни.

Высокомерный отказ Рогнеды разгневал властного и пылкого юношу, и он жестоко отомстил

Высокомерный отказ Рогнеды разгневал властного и пылкого юношу, и он жестоко отомстил за нанесенное ему оскорбление:

«И приидоша отроци Володимири и поведаша ему всю речь Рогнедину, дщери Рогъволоже, князя полотьского. Володимир же събра вои многы, варягы и словены, и чюдь и кривичи, и поиде на Рогъволода… И приде Володимир на Полотеск, и уби Рогъволода и сына его два, и дщерь его Рогънедь поя жене»^[5].

Захватив Киев, отнятый у убитого старшего брата Ярополка, «Володимиръ… залеже жену братьню грекиню»^[6]. При этом она не стала его законной женою хотя бы и по языческому чину: «Володимир залеже ю не по браку»^[7]. И, к умножению беззакония, она была уже «непраздна, от нея же роди Святополка»^[8]. По мысли летописца, Святополк Окаянный явился на свет «злым плодом» прелюбодеяния, тем более что мать его была монахиней. «Отець его не любяше, бе бо от двою отцю – от Ярополка и от Володимира»^[9] – за этим своеобразным выражением едва ли стоит превратное представление летописца о деторождении. Другое дело – чьим именно сыном был Святополк, в точности неизвестно. Утверждение о том, что вдова Ярополка, которую взял себе в наложницы Владимир, к тому времени была беременна, основано лишь на слухах, которые столетие спустя дошли до летописца.

В самом начале правления князь Владимир столкнулся с шантажом со стороны варягов, которые помогли ему овладеть Русской державой:

«Посем реша варязи Володимеру: ‟Се град нашь… да хощем имати откуп на них по 2 гривне от человекаˮ. И рече им Володимир: ‟Пожьдете, даже вы куны сберут за месяцьˮ. И жьдаша за месяць, и не дасть им. И реша варязи: ‟Съльстил еси нами, да покажи ны путь в грекыˮ. Он же рече: ‟Идетеˮ. Изъбра от них мужа добры и смыслены и храбъры и раздая им грады; прочии же идоша Цесарюграду. И посла пред ними слы, глаголя сице цесареви: ‟Се идуть к тебе варязи, не мози их держати в городе, или то створят ти в граде, яко зде, но расточи я раздно, а семо не пущай ни единогоˮ»^[10].

Итак, самых дельных варягов Владимир назначил посадниками в разные города своего княжества, а остальных отпустил, чтобы те поступили наемниками на службу к ромеям, предупредив Императора об опасностях, которые они могут нести с собой, посоветовав разместить их по разным городам вне столицы и особенно настаивая на том, чтобы им не было позволено возвратиться в пределы Руси. Посадником в Новгород, важнейший город государства после Киева, Великий князь отправил своего дядю Добрыню.

Уже в самом начале единодержавного правления Владимир обнаружил здравый и трезвый государственный ум

Так, уже в самом начале единодержавного правления Владимир обнаружил здравый и трезвый государственный ум, но в своей личной жизни он, пока был язычником, по суду летописца, мудрости не обнаружил, ибо «бе побежен похотью женьскою»^[11]. В «Повести временных лет» аккуратно перечислены законные по языческому обряду жены Владимира – «водимые», правда, по имени из них названа одна только Рогнеда, а другие обозначены как «грекиня», «чехыня», «болгарыня»^[12] (вероятно, не из волжских, но балканских болгар), а кроме того, он, если верить летописцу, держал непомерное число наложниц в своих загородных поместьях: «300 в Вышегороде, 300 в Белегороде, а 200 на Берестовем в сельци» ^[13]. Правда, некоторые историки считают, что это не были княжеские наложницы в собственном смысле слова, потому что их колоссальное число представляет очевидный избыток, но скорее, пленницы, которых отправляли на невольничьи рынки. И мало того, Владимир «бе несыт блуда, и приводя к себе мужьскыя жены и девици растляя. Бе бо женолюбець, яко и Соломон: бе бо у Соломона, рече, женъ 700, а наложьниць 300»^[14].

Как и его отец, Владимир много воевал, но, в отличие от Святослава, по преимуществу не вдали от своего государства, а по его окраинам. Племена радимичей и особенно вятичей, в свое время покоренные князем Олегом, как только у них появлялась возможность, прекращали платить дань в Киев, и Владимиру пришлось воевать с ними, чтобы привести их к покорности: походы против вятичей он совершил дважды: в 981-м и затем еще в 982-м г.; в 984-м г. он воевал с радимичами. В 981-м г. «иде Володимир к ляхомъ и зая грады их: Перемышль, Червен и ины городы»^[15]. Завоеванная Русью земля была отнята у Польши, но на ней проживали по преимуществу не поляки, а восточные славяне из племени белых хорватов. В 983-м г. Владимир покорил балтское племя ятвягов, которое обитало в тесном соседстве со славянским племенем дреговичей на территории современной Белоруссии.

В 985-м г. Русь в союзе с торками воевала против волжских, или серебряных булгар. Русские воины двигались на судах вверх по Днепру, затем после перехода волоком вниз по Волге, а торки на конях по суше. Рядом с Владимиром находился его дядя по матери Добрыня. Болгары были побеждены, и с ними Русь заключила выгодный мир, но Добрыня дал тогда своему племяннику своеобразный и, наверно, разумный совет: он заметил, что взятые в плен болгарские воины обуты в сапоги, и посоветовал впредь не воевать с ними, сказав: «Поидеве искать лапотника»^[16]. И все-таки в том же 985-м г. Владимир возглавил победоносный поход против хазар, которые, несмотря на то, что Святослав нанес едва ли не смертельную рану по их каганату, в лапти не переобулись. Став великой державой, Русь заняла в Восточной Европе доминирующее положение, которое ранее принадлежало расположенному к югу от нее Хазарскому каганату. Символом своеобразного преемства стало усвоение Великому князю Руси святому Владимиру в Слове Митрополита Илариона «О законе и благодати» высшего у кочевых народов Востока титула кагана, в дипломатическом протоколе той эпохи равного императорскому.

Начало правления князя Владимира было омрачено преследованием христиан

Начало правления князя Владимира было омрачено преследованием христиан, которые со времен князя Игоря жили в условиях веротерпимости со стороны правителей, тем более что святая Ольга сама была христианкой. Судя по тому, как недолго продолжался опыт учреждения официального языческого культа и как основательно приступил затем Владимир к выбору одной из монотеистических религий, он не был фанатичным идолопоклонником, но, навязывая своей многоплеменной стране единую религию, он действовал в интересах государственного строительства, которое при нем, но уже только с принятием христианства, завершилось трансформацией протогосударства, основы которого были заложены его предками, в полноценное государство. Славянские и финноязычные племена, включенные в состав Русской державы, почитали разных богов и кумиров; различия, хотя и незначительные, как в верованиях, так и в религиозных обрядах, имелись и между отдельными восточнославянскими племенами.

В самом начале княжения в Киеве Владимир «постави кумиры на холъму вне двора теремнаго: Перуна деревяна, а голова его серебряна, а ус золот, и Хоръса, и Дажьбога, и Стрибога и Семарьгла, и Мокошь»^[17]. Культ Симаргла, мало распространенный среди славян, возможно, заимствован у ираноязычных народов, у которых имелось почитание похожей на грифа мифической птицы Симург, охраняющей мировое древо, на котором находятся семена всех существующих растений. Единственным женским божеством в пантеоне Владимира была Мокошь, покровительница прядения и ткачества, а также стрижки овец, защитница рожениц. Этимологически слово «мокошь» однокоренное словам «мокрый» и «мокнуть» и обозначает влагу. Не было в этом святилище болванов ни Тора, ни Одина, ни каких-либо других северных божеств. Значит, верования новых находников из-за моря, варягов, игнорировались ввиду их малочисленности и невлиятельности, а потомки старинных выходцев из Скандинавии, как и правившие на Руси Рюриковичи, к тому времени окончательно ославянились и не отличались верованиями от природных славян. По указанию Владимира, его дядя Добрыня пришел в Новгород и там «постави Перуна кумир над рекою Волховом»^[18]. В религиозной реформе имелись кардинальные новшества: установление четко очерченного пантеона шести высших божеств; площадь, на которой воздвигнуты были их скульптурные изображения – болваны, стала местом поклонения, своего рода государственным святилищем; учреждение официального культа, включающего, помимо молений, жертвоприношения, в том числе человеческие:

«И жряхут им, наричуще богы, и привожаху сыны своя, и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими. И осквернися требами земля Русская и холм тъ»^[19].

В «Повести временных лет» содержится рассказ об одном из таких человеческих жертвоприношений: после успешного похода на ятвягов, в 983-м г., Владимир

«приде к Киеву и творяше требу кумиром с людми своими. И ркоша старци и бояре: ‟Мечем жребий на отрока и девицю, на негоже падеть, того зарежемы богомˮ. И бяше варяг один… Бе же варяг тъй пришел от Грек и держаше веру в тайне крестьяньскую. И бе у него сын красен лицем и душею, и на сего паде жребий по зависти дьяволи… И реша, пришедъша, послании к нему, яко: ‟Паде жребий на сын твой, изволиша бо ̀и бози себе, да створим требу богомˮ. И рече варяг: ‟Не суть то бози, но древо; днесь есть, а утро изъгнило есть, не ядять бо, ни пьють, ни молвять, но суть делани руками в древе секирою и ножем. А Бог един есть, емуже служать греци и кланяются, иже створил небо, и землю, и человека, и зъвезды, и солнце, и луну, и дал есть жити на земли. И си бози что сделаша? Сами делани суть. Не дам сына своего бесомˮ… Они же, вземъше оружье, поидоша на нь и разъяша дворъ около его… И секоша сени под ними, и тако побиша я»^[20].

Впоследствии церковное предание усвоило погибшим от рук идолопоклонников христианам, которые почитаются первыми на Руси мучениками за Христа, имена Феодора и Иоанна.

Их гибель, вероятно, произвела сильное и тяжелое впечатление на главного виновника их смерти – Владимира, по воле которого в Киеве стали совершаться человеческие жертвоприношения. В городе, и помимо убиенных мучеников, было немало христиан, которые в свое время пользовались покровительством со стороны княгини Ольги. Но и для язычников из местных полян, у которых не практиковалось культового заклания животных, пролитие человеческой крови ради угождения богам едва ли было желательным новшеством. Князь, обладая характером пылким и увлекающимся, но также и трезвым здравомыслием, способен был всерьез задуматься и усомниться в правильности проводимой им религиозной политики.