Византийская агиография и гимнография IX столетия

Сайт «Православие.ру» продолжает публикацию фрагментов книги церковного историка и канониста протоиерея Владислава Цыпина «История Европы дохристианской и христианской».

Предыдущие фрагменты:

• Рецидив иконоборчества
• Противостояние иконоборцев и защитников икон при императоре Михаиле Травле
• Гонения на почитателей икон при Императоре Феофиле
• Окончательное преодоление иконоборческой ереси. Торжество Православия
• Константинопольский Патриархат в эпоху святителей Игнатия и Фотия

Византийская агиография

IX век был эпохой расцвета агиографического жанра. Мученические и исповеднические подвиги страдальцев за почитание икон стали темой житий и мартирий, написанных после преодоления иконоборческой ереси. Стефан, который, возможно, служил диаконом в храме Святой Софии, исполняя также должность нотария и рефендария, и участвовал в деяниях VII Вселенского Собора, составил, по его же словам, через 42 года после казни соименного ему святого Стефана Нового (следовательно, около 810 г.) его житие с подробным описанием мученического подвига защитника икон, казненного по приказу императора Константина Копронима.

Житие Стефана Нового послужило образцом для позднейших агиографических произведений

Это житие послужило образцом для позднейших агиографических произведений о святых, пострадавших от гонителей икон: в 820-е годы монахом Феостириктом было написано житие Никиты Мидикийского – исповедника, пострадавшего при возобновлении гонений на иконопочитателей. В те же годы было составлено анонимное житие святителя Иоанна Готского, родившегося в Тавриде, ставшей в VIII столетии прибежищем для монахов, гонимых за почитание икон, там же хиротонисанного во епископа и подвизавшегося в противостоянии иконоборцам. В этом ряду стоят и жития патриархов Константинопольских Никифора Исповедника и Мефодия, знаменитых духовных писателей: преподобного Феодора Студита, преподобных Феодора и Феофана Начертанных, а также знаменитого историографа Феофана Исповедника.

Свя­той пре­по­доб­но­му­че­ник и ис­по­вед­ник Сте­фан Но­вый В IX веке написаны были и жития угодников не из числа мучеников и исповедников. Высокими литературными качествами и незаурядным своеобразием отличается написанное монахом Никитой житие его деда и восприемника святого праведного Филарета Милостивого, внучка которого по имени Мария стала супругой императора Константина VI, несчастного сына святой Ирины. Отец автора жития, Иоанн, был старшим сыном праведного Филарета. Детство Никита провел в доме своего деда в пафлагонской деревне Амнии. Около 788 года, после того как их семья породнилась с императорским домом, он вместе с родителями и дедом переселился в столицу империи, а в 18 лет ушел в монастырь и принял там постриг. 20 лет спустя Никита был сослан в Кариуполис, расположенный на юге Пелопонесского полуострова, и вскоре после этого, в изгнании, составил житие Филарета Милостивого. Время кончины Никиты осталось неизвестным. Пострадавший, судя по времени его ссылки, за почитание икон, гонения на которые были возобновлены императором Львом Армянином, он, повествуя о своем деде, не затрагивает эту тему. Хотя его дед оказался ввиду брака внучки в тесной близости со двором, перипетии политической жизни империи не входят в поле зрения агиографа. В своем сочинении он даже не упомянул о той буре политических страстей, которая возбуждена была разводом Константина с двоюродной сестрой Никиты Марией. Удивительное приключение в истории его семьи не потревожили душевный мир автора жития. Он до конца оставался смиренным христианином, лишенным и тени превозношения и гордыни.

Житие Филарета Милостивого – это своего рода икона праведника в миру

Житие Филарета Милостивого – это своего рода икона праведника в миру. Филарет в молодости был землевладельцем, имение досталось ему по наследству от его отца Георгия. Как истинный христианин он на богатство смотрел как на средство служения ближним, причем делал это самым простым и радикальным образом – раздавая его неимущим и нуждающимся. В результате такой его с обыденной точки зрения безумной расточительности, но также и грабежа, которому его дом подвергся во время набега сарацин, у Филарета осталось имущество, сравнимое с тем, каким мог владеть состоятельный крестьянин: один раб и служанка, конь, упряжка волов, корова с теленком, осел, пасека. С этих пор он сам вынужден был, подобно крестьянину, заниматься пахотой. Но и постигшая его бедность не стала препятствием для совершения им дел братской любви к ближнему. Однажды он подарил своего единственного коня стратиоту Мусулию, вызванному на смотр; в другой раз отдал упряжку волов соседу, чья скотина пала; осла, нагруженного мешком с зерном, подарил нищему, страдавшему от голода. Примеры подобной щедрости в изобилии приводятся агиографом. Некоторые из них поразительны. Когда Филарет отдал соседнему крестьянину теленка, его супруга Феосево, огорчившись, с сарказмом упрекнула мужа в жестокости: он, мол, разлучил теленка с матерью. Филарет предпочел принять этот упрек в буквальном смысле сказанного и исправить содеянное, для чего вдобавок к теленку подарил крестьянину и корову, после чего Феосево укоряла себя за неосторожный упрек мужу, из-за которого он оставил собственных детей без молока. Филарет творил дела милосердия из любви к ближнему, по своему великодушию, но не без упования на вознаграждение свыше, и это его упование не было посрамлено не только в вечной жизни, но и в жизни земной – не потому что он сам в этом нуждался, а чтобы милость Божия послужила вразумлению тех, кто причиной щедрости праведника считал его глупость.

Святой праведный Филарет Милостивый Когда Филарет разорился вконец, участь его семьи внезапно изменилась, и самым кардинальным образом. Как рассказывает Никита, в ту пору, когда его внучки вошли в возраст, устраивались смотрины девушек, из которых надлежало выбрать будущую супругу юного императора Константина. Посланники двора объезжали империю в поисках красавиц. Заехали они и в Амнию и там остановились в доме Филарета, который хотя и обеднел, но в селе его жилище было все же самым просторным. Из этого видно, что Филарет не был крестьянином, как считают некоторые комментаторы текста его жития, но обедневшим землевладельцем, благородным (эвгенис), кем-то вроде российских разорившихся мелкопоместных помещиков. Гостей надо было угостить, а в хозяйстве не оставалось даже курицы, и Феосево на призыв мужа приготовить трапезу для посланцев царя предложила не без укора мужу за его расточительность подать на стол дикие овощи – зелень. Но случилось нечто неожиданное для нее: соседи принесли в дом мясо ягнят, кур, голубей, вино, и посрамленная супруга Филарета приготовила изысканные кушанья. За ужином гости обратили внимание на красоту пожилой хозяйки. Они остановились в Амнии только чтобы переночевать по пути в ближайший город, где надеялись найти красивых девушек, а тут им пришло на ум спросить, нет ли у хозяев дочерей и внучек, и оказалось, что они были и в это время, как полагалось при посторонних, находились в гинекее. Наутро гости упросили Филарета, который и сам, по характеристике агиографа, даже в старости отличался мужественной красотой, впустить их в гинекей, и там они увидели поразительной красоты дочерей и внучек гостеприимного хозяина. Посланцам позволено было оценить рост девушек и даже измерить длину их стоп, после чего они решили, что выполнили свою задачу – нашли тех, из кого юный император мог выбрать себе невесту, и решили возвращаться в столицу, куда вместе с двумя избранными для представления ко двору внучками Марией и Маранфией отправилась вся семья Филарета.

Приглашенными на пиршество оказались столичные нищие. Своим сыновьям Филарет приказал прислуживать им за столами

Затем во дворце состоялся своего рода византийский «конкурс красоты», победительницей в котором стала по выбору Константина из многих свезенных в столицу красавиц внучка Филарета по имени Мария, а Маранфия также обрела знатного мужа: ее выдали за патрикия Константинакия. Филарет был приближен ко двору, возведен в достоинство ипатия – консула, щедро одарен и стал жить в роскошном столичном доме, но, как сказано в его житии, он по-прежнему никогда не надевал шелковых одеяний, которые принято было носить особам его положения. И в иных отношениях он остался верным самому себе. Однажды он объявил домашним, что собирается пригласить императора и синклитиков – сенаторов и велел устроить пиршество, подобающее столь высоким гостям. На деле приглашенными оказались столичные нищие, по одной рукописной версии – сотня человек, а по другой – двести. Своим сыновьям он приказал прислуживать им за столами.

Четыре последних года своей земной жизни Филарет Милостивый прожил в столице, после чего с миром отошел ко Господу. Перед кончиной он, извещенный о ее приближении свыше, собрал свою большую семью у одра, попросил все оставшееся у него имущество раздать обездоленным и обратился к близким со словами наставления:

«Дети мои, не забывайте гостеприимства, навещайте больных и заключенных в тюрьмах, призирайте на вдов и сирот, давайте погребение умершим в нищете, не пренебрегайте частым посещением церкви, не желайте чужого имущества, никого не хулите и не радуйтесь несчастью ваших врагов, поступайте со всеми так, как я сам поступал во все время моей жизни, и Бог не оставит вас Своим заступлением».

Удивительные перемены в обстоятельствах жизни Филарета дают повод сравнивать его с праведным Иовом

Автор жития уподобляет своего деда библейскому Аврааму не только по его щедрости и гостеприимству, но и по его облику. Удивительные перемены в обстоятельствах жизни Филарета дают повод сравнивать его с праведным Иовом. Исследователи текста жития как литературного памятника находят в этих параллелях своего рода литературный прием агиографа, сравнивают участь Марии с фольклорным образом Золушки, которая выходит замуж за принца. Текст жития дает поводы для таких и, может быть, иных литературных ассоциаций, но мастерство агиографа заключалось в концентрации внимания на определенных моментах в житии святого, на ярком их выделении, а писал он все-таки не роман и не сказку, в которых позволителен и уместен вымысел, но достоверное жизнеописание человека, которого он хорошо знал, и элемента произвольного сочинительства в этом выдающемся литературном памятнике просто не могло быть. Присутствие общих мест в житиях – это черта позднейшей агиографии, когда авторы, подобно одному из самых выдающихся среди них – Симеону Метафрасту, по большей части занимались литературной переработкой житий святых, живших задолго до них, по выработанным к тому времени стилистическим и отчасти сюжетным приемам агиографического жанра. Никита же писал по свежим следам, опираясь на живую память о близком ему человеке, так что написанное им сочинение обладает при своих высоких литературных достоинствах ценностью биографического документа, в котором при всей удивительности происходящего отразилась правда жизни, свидетельство присутствия непостижимого Промысла Божия в том, как складывается судьба человека.

«Житие Филарета Милостивого» – выдающийся литературный памятник VIII века. Характеризуя мастерство автора, известный византолог А.П. Каждан писал:

«Композиция жития удивительно стройная. Она состоит их трех частей, каждая из которых имеет самостоятельное значение. Эпизоды следуют один за другим без перерыва… так сказать, с кинематографической скоростью… Агиографическое произведение обычно состоит из эпизодов, которые более или менее независимы друг от друга… В противоположность этому эпизоды в первой части жития Филарета устойчиво сочетаются между собой. Они образуют некую “систему”, некую лестницу, которая, как кажется, ведет лишь вниз, но на самом деле возносит человека наверх, в небесную высь: раздавая свое земное богатство, Филарет… обеспечивает себе воздаяние в вечности. Житие становится настоящим шедевром благодаря сложности сюжета, линейного, но искусственно замедляемого: вечное воздаяние заставляет себя ждать, еще до попадания в рай положение святого радикально меняется, и он внезапно получает материальное вознаграждение»^[1].

Произведение монаха Никиты стало на века популярным чтением грамотных ромеев и в переводах с греческого либо в переложениях и пересказах с увлечением и с пользой для души читалось и читается христианами разных народов. И, наверное, не только христианами.

Гимнография IX века

В IX столетии были созданы выдающиеся гимнографические творения. Одним из церковных поэтов эпохи был святой Климент, родившийся до 765 года и скончавшийся после 824 года. Более точные даты его жизни не установлены. Он автор около 30 канонов, причем его авторство, в отличие от многих других византийских гимнографических памятников более ранней и позднейшей эпохи, сомнений не вызывает, поскольку они имеют своеобразную подпись в виде именного акростиха – «Κλήμεντος», в славянских переводах – «Климентово». Гимнограф с большой степенью вероятности был насельником Студийского монастыря: как и преподобный Феодор Студит, он перешел в эту столичную обитель из монастыря, расположенного на Вифанском Олимпе. В анонимном каноне, посвященном самому Клименту, говорится о том, что он жил на Святой Горе, а в ту пору так называли не Афон, но Вифанский Олимп.

Клименту принадлежат каноны Пресвятой Богородице, великомученице Ирине, священномученикам Клименту Римскому и Мефодию Патарскому, мученикам Лонгину сотнику, Акиндину, Кодрату, Панхарию, святителям Николаю Мирликийскому, Проклу Константинопольскому и Евстафию Вифинскому, преподобным Мартиниану и Никите Медикийскому, каноны на смерть священника, на смерть монахини, молебный канон. В современных Минеях помещены составленные Климентом каноны пророку Божию Моисею, архистратигам Михаилу и Гавриилу, преподобному Иоанну Лествичнику, семи отрокам Эфесским, святым праотцам, канон Недели 4-й Великого поста, в основу содержания которого положена евангельская притча о богаче и Лазаре.

Под пером святого Климента сложился гимнографический жанр канона, состоящего из 9-ти песен

Святой Климент был исповедником иконопочитания во времена гонений иконоборцев на православных, поэтому почти во всяком его творении независимо от его основной темы упоминаются иконы, которые он обозначает кроме слова «икона» разными другими словами: типос, морфи, идос. Его каноны содержат больше реалий, исторических, географических, биографических, чем это обычно бывает в произведениях такого жанра. Под пером святого Климента сложился в основных чертах и обрел устойчивый вид гимнографический жанр канона, состоящего из 9-ти песен, с «феотокион» (тропарем, посвященным Божией Матери) в конце каждой песни. Правда, в канонах Климента, в отличие от окончательно выработанной формы этого жанра, 2-я песнь не опускается, что позже стало особенностью великопостных канонов. Помимо канонов святой Климент стал творцом песнопений, включенных в Постную Триодь: трипеснцев и стихир-подобных на будние дни Великого поста, а также стихир в Неделю о блудном сыне.

Преподобная Кассия Песнописица В IX столетии церковная поэзия обогатилась творениями учеников и последователей Климента: Иосифа Песнописца, преподобноисповедника Феофана Начертанного и еще нескольких выдающихся гимнографов. Среди них самой яркой звездой сияет преподобная Кассия, которая по-другому в источниках именуется Кассианой и Икасией. Упоминания о разных моментах из ее жизни в источниках представляют известные затруднения для их согласования. Преподобный Феодор Студит трижды обращался к Кассии с письмами, последнее из них датируется приблизительно 826 годом, а два первых написаны были раньше. Судя по этим письмам, Кассия либо уже была монахиней, либо выражала намерение стать невестой Христовой. В то же время самый яркий романический эпизод из ее биографии связан с ее участием в устроенных в 830 году «смотринах» девушек, из которых юный император Феофил должен был выбрать себе невесту. Маловероятно, чтобы в невесты царю годилась девица старше 20 лет, а значит, Кассия не могла родиться ранее 810 года. Но мог ли преподобный Феодор обращаться к столь юной особе с письмами серьезного содержания, в которых он воздает ей хвалу за ее преданность почитанию икон?! Некоторые византологи сомневаются в достоверности рассказа об участии Кассии в смотринах, на которых победительницей стала святая Феодора. Высказывается также предположение, что Кассия, с которой состоял в переписке Феодор Студит, и несостоявшаяся невеста Феофила – это два разных человека, но церковное предание, основанное на документальных источниках, включает в житие составительницы песнопений и этот неудачный матримониальный эпизод.

Еще одна версия в интерпретации хронологических затруднений основана на том, что смотрины для Феофила были устроены не в 830 году, как это зафиксировано в византийских хрониках и с высокой степенью достоверности установлено в исследовании византолога У. Тредголда^[2], а намного раньше, в 821 году. В таком случае Кассия могла родиться между 800 и 805 годами, а преподобный Феодор вступил в переписку не с девочкой-подростком, но с уже повзрослевшей юной особой^[3]. Если же, как считают некоторые историки, рассказ о смотринах носит легендарный характер и «письма Феодора были, – по словам А. П. Каждана, – посланы другой Кассии, то вся биография теряет под собой почву. Мы можем быть уверены лишь в том, что Кассия жила в первой половине IX в. и была монахиней в одном из константинопольских монастырей»^[4].

Выбор невесты императором Феофилом (литография, 1889 год)

Учитывая имеющиеся затруднения в установлении точных дат в биографии преподобной Кассии, но доверяя церковной традиции, будем все же считать 810 год наиболее вероятным временем ее рождения. На свет она появилась в столице в семье сановника, имевшего придворный чин кандидата. Имя его неизвестно, хотя согласно одной из поздних и сомнительных версий ее жития, его звали Фемистоклом. Феодор Студит называет Кассию кандидатиссой, хотя так обыкновенно титуловали жен, а не дочерей кандидатов, но поскольку Кассия мужа не имела, единственным объяснением такого обращения к ней может быть принадлежность титула ее отцу. Среди родственников Кассии был один из стратигов. Ее отец скончался рано, оставив ее сиротой, и воспитывалась она матерью, внушившей дочерям (у Кассии была неизвестная по имени сестра) благоговейное отношение к иконам, которое Кассия пронесла чрез всю свою жизнь. Вместе с матерью она деятельно помогала гонимым почитателям икон, о чем можно судить и по обращенным к ней письмам Феодора Студита.

Кассия получила прекрасное образование, была начитана в Священном Писании, в творениях отцов Церкви, а также в классической литературе

Кассия получила прекрасное образование, была начитана в Священном Писании, в творениях отцов Церкви, а также в классической литературе. В ее стихах встречаются аллюзии, говорящие о ее знакомстве с произведениями Платона, Ахилла Татия и других древних писателей.

А еще она отличалась редкой красотой. Иначе она не могла оказаться на смотринах в Жемчужной палате императорского дворца и, более того, быть выбранной Феофилом из многих свезенных туда красавиц. Согласно преданию, изложенному хронистом X века Симеоном Логофетом и позже, в XII веке, воспроизведенному знаменитым канонистом и историком Иоанном Зонарой, юный император, проходя между рядами красавиц, должен был вложить золотое яблоко, символ любви, в руку избранницы. Осмотрев девушек, Феофил нашел самой привлекательной из них Кассию. Но, желая испытать предполагаемую невесту, он обратился к ней со словами: «Зло проистекло от женщины», – на что девушка тотчас ответила: «Да, но от Женщины для нас проистекло и высшее благо». Феофил имел в виду праматерь Еву, а Кассия – Пресвятую Деву. Ее находчивость озадачила царственного жениха. И он сделал иной выбор, взяв в жены святую Феодору. Более веским объяснением того обстоятельства, что Кассия была отвергнута, может служить известная Феофилу приверженность Кассии почитанию икон, которую та, похоже, ни от кого не скрывала. Хотя восстановительницей официального иконопочитания стала невольная соперница Кассии Феодора, но по обстоятельствам ее жизни в императорском дворце видно, что ее собственное иконопочитание хотя и было секретом Полишинеля для мужа, но все-таки секретом, так что Феофил предпочитал смиряться с тайным «идолопоклонством» супруги, потому что оно все-таки было тайным. Кассия же обладала более дерзновенным и открытым, а значит, и по-своему неуживчивым характером.

После смотрин во дворце Кассия основала монастырь в Константинополе поблизости от монастыря преподобного Дия в долине исчезнувшей ныне речки Ликос. Впоследствии эта обитель названа была ее именем. В ней она приняла постриг и стала игуменией. Если, как считают некоторые исследователи, смотрины во дворце состоялись не в 830 году, а на 9 лет раньше, то адресованные Кассии письма преподобного Феодора Студита могли быть адресованы ей в бытность ее уже насельницей этого монастыря, но эта версия противоречит достаточно надежной дате «смотрин» и женитьбы Феофила, а к 830 году прошло уже 4 года со времени преставления преподобного Феодора. Следовательно, в переписке он состоял не с насельницей монастыря, но с юной девушкой, жившей в миру и только мечтавшей о монашестве.

Церковное предание сохранило сказанные Кассией во времена гонений слова: «Я ненавижу молчание, когда пришло время говорить»

Подвизаясь в монастыре, святая Кассия претерпела гонения со стороны иконоборческой власти. Своим бесстрашием она вселяла мужество в сердца колеблющихся и малодушных. Церковное предание сохранило сказанные ею во времена гонений слова, исполненные исповеднической ревности: «Я ненавижу молчание, когда пришло время говорить». В монастыре Кассия составляла церковные песнопения. В ее творческое наследие входят также эпиграммы и другие стихи, не предназначенные для богослужения. Возможно, они были написаны до пострига.

Кассия дожила до торжества Православия, до окончательной победы над иконоборчеством и отошла ко Господу ранее 867 года – точная дата ее преставления осталась неизвестной. Ее канонизация в лике преподобных состоялась по прошествии более тысячи лет после ее кончины – в 1892 году. Церковному прославлению Кассии предшествовал всплеск ее особого почитания в Греции, толчком к которому послужило позднее и апокрифическое предание о том, что перед своей кончиной Кассия, покинув свой монастырь в Константинополе, отправилась в Италию, а на обратном пути останавливалась на Крите, а потом на острове Касосе, где и скончалась. Сходство ее имени с названием острова могло послужить одним из оснований возникновения легенды: согласно этой легенде, имя Кассия она получила потому, что родилась не в столице, но на Касосе.

Не лишена интереса характеристика Кассии, которую ей дал один из лучших знатоков византийской литературы К. Крумбахер:

«Она была мудрой женщиной, но женщиной, в которой утонченная чувственность сочеталась с глубокой религиозностью и совершенной искренностью и с легкой склонностью к женскому злословию»^[5].

Творческое наследие святой Кассии насчитывает около 50 песнопений, 33 из которых помещены в богослужебных книгах: Минеях и Постной Триоди. Среди них – стихиры на «Господи, воззвах» в честь мучеников Гурия, Самона и Авива, стихиры на хвалитех и на стиховне утрени на память мучеников Евстратия, Авксентия, Евгения, Мардария и Ореста, самогласен 4-го гласа на стиховне вечерни Рождества Иоанна Предтечи, самогласен 1-го гласа в честь апостолов Петра и Павла, самогласен 4-го гласа на «Господи, воззвах» на вечерне в Неделю о мытаре и фарисее. Среди самых прославленных ее гимнографических творений – ирмосы и тропари канона утрени Великой субботы, стихира Великой Среды, самогласен 2-го гласа на «Господи, воззвах» на вечерне Рождества Христова.

Гимнографический шедевр Кассии – стихира на стиховне утрени Великой Среды

Гимнографический шедевр Кассии – стихира на стиховне утрени Великой Среды. Она посвящена воспоминанию о том, как грешница помазала миром ноги Спасителя на вечери в доме фарисея Симона (см.: Лк. 37–50). В некоторых рукописях эта стихира обозначена «Εἰς τὴν Πόρνην», что значит «О блуднице». У самой Кассии нет этого выражения, тем более не называет она грешницу, облобызавшую пречистые ноги Спасителя, помазавшую их миром и отершую прядями своих волос, Марией Магдалиной, как это делают по недоразумению некоторые исследователи, следуя католической традиции, отождествляющей Марию из Магдалы с Марией – сестрой Марфы и Лазаря и с грешницей, послужившей Спасителю в канун Его страстей^[6]. Никаких оснований для подобного отождествления в стихире Кассии нет и быть не могло. Вот ее текст в славянском переводе:

«Господи, яже во многия грехи впадшая жена, Твое ощутившая Божество, мироносицы вземши чин, рыдающи миро Тебе прежде погребения приносит: увы мне глаголющи! Яко нощь мне есть разжжение блуда невоздержанна, мрачное же и безлунное рачение греха. Приими моя источники слез, иже облаками производяй моря воду. Приклонися к моим воздыханием сердечным, приклонивый небеса неизреченным Твоим истощанием: да облобыжу пречистеи Твои нозе, и отру сия паки главы моея власы, ихже в раи Ева, по полудни, шумом уши огласивши, страхом скрыся. Грехов моих множества, и судеб Твоих бездны кто изследит? Дущеспасче Спасе мой, да мя Твою рабу не презриши, иже безмерную имеяй милость».

В греческом подлиннике Кассии вместо переводного славянского «разжжение блуда» употреблено метафорическое выражение, которое на русский язык переводится как «стрекало похоти».

Стихира состоит из двух частей: в первой из них гимнограф, следуя Евангелию, описывает подвиг этой женщины, приготовившей пречистое тело Спасителя к погребению, а во второй влагает в ее уста слова, исполненные покаянного сокрушения и благодарной любви к Господу, объявившему ей о прощении многих ее грехов. Прибегая к изощренно-изысканному и в то же время лаконичному словесному приему, Кассия выразила догматическую идею тождества Иисуса Христа, чьи ноги облобызала кающаяся грешница, с превечным Сыном Божиим, ибо падшая прародительница рода человеческого Ева в страхе скрылась, когда услышала шум шагов тех самых ног, которые она омыла своими слезами. Образ евангельской грешницы сближается в этой стихире с Праматерью Евой, а значит и со всякой от нее произошедшей женщиной и вообще с человеком, в «беззакониих зачатым и во грехах рожденным» (Пс. 50), которому, как и евангельской грешнице, крестными страданиями и воскресением Христа отверст путь к покаянию и примирению с Богом. Так что в этой стихире в предельно сжатом виде содержится евангельское учение о покаянии, с особой силой преподаваемое Церковью в дни Великого поста и Страстной седмицы.

К вершинам гимнографического наследия преподобной Кассии принадлежат также ирмосы и тропари канона на утрени Великой Субботы

К вершинам гимнографического наследия преподобной Кассии принадлежат также ирмосы и тропари канона на утрени Великой Субботы. У этого богослужебного последования сложная история, связанная с именами не одного гимнографа. В VIII столетии сводный брат преподобного Иоанна Дамаскина Косма Маюмский составил четверопеснец Великой Субботы взамен вышедшего из богослужебного употребления творения Андрея Критского. Святая Кассия восполнила канон Космы отсутствующими в нем четырьмя первыми песнями:

«Волною морскою скрывшаго древле гонителя, мучителя под землею скрыша спасенных отроцы. Но мы, яко отроковицы, Господеви поем: “Славно бо прославися!”» (ирмос 1-й песни).

Здесь особенно характерна едва ли не оговорка «отроковицы» вместо ожидаемого «отроки», выдающая женское авторство ирмоса. За ним следует ирмос 3-й песни:

«Тебе, на водах повесившаго всю землю неодержимо, тварь видевши на лобнем (месте) висяща, ужасом многим содрогашеся: “Несть свят, разве Тебе, Господи!”», – взывающи».

Ирмос 4-й песни гласит:

«На Кресте Твое Божественное истощание провидя Аввакум, ужасся, вопияше: “Ты сильных пресекл еси державу, Блаже, приобщаяся сущим во аде, яко всесилен!”»

И, наконец, ирмос 5-й песни:

«Богоявления Твоего, Христе, к нам милостивно бывшаго, Исаия, свет видев невечерний, из нощи утренневав взываше: воскреснут мертвии и востанут сущии во гробех, и вси земнороднии возрадуются».

Четыре последних ирмоса канона Великой Субботы (от 6-го до 9-го) остались в том виде, в каком их написал Косма.

На этом, однако, история канона не закончилась. В начале X столетии текст тропарей канона, написанный Кассией, в богослужении Великой Субботы был заменен другим – произведением Марка Отрантского. Автор XII века Феодор Продром, опираясь на церковное предание, «сообщает, что некоему Марку, епископу Гидрунта (Отранто) было поручено заменить тропари Кассии, поскольку соединение “женского сочинения” со словами Косьмы было сочтено неподобающим»^[7]. В результате со временем греческий оригинал Кассии был утрачен, зато эти тропари сохранились в переводе на славянский язык в рукописях, хранящихся в Москве в Российском государственном архиве древних актов и Государственном историческом музее. Авторитетный литургист И.А. Карабинов атрибутирует тропари четырех первых песен канона Великой Субботы преподобной Кассии^[8].

Тема этих тропарей – сошествие воскресшего Спасителя в глубину ада, откуда Он извел души прародителей и праведных мужей и жен. Эти чудом сохранившиеся стихи Кассии поражают экспрессией метафорических образов и концентрированной энергией благоговейного восторга верующего и любящего сердца, благодарного Господу за совершенное Им деяние:

«Безумный, старый, несытый аде! Раскрыв свою пасть, приими всех Жизнь! Проглотив бо – изблюеши, ибо ты пожрал праведных души: разорит тя Господь, – славно бо прославися! <…> Ко адским (пришел еси), Живый, источая живот земнородным, глаголаше: Изыдите! И связанным – разрешитеся! На погубление врага и на обновление первоумерших пришел еси, возвращая их к Жизни, взывающих: “Воскреснут мертвии и востанут сущии во гробех, и вси земнороднии возрадуются”».

Замечательным творением Кассии является также стихира на Рождество Христово, содержащая оригинальную и глубокую историософскую идею, сопрягающую момент Боговоплощения с современной ему фазой истории Рима и тем самым – мировой истории. Рождение Спасителя не случайным образом пришлось на время правления Августа, но потому что есть таинственная связь между утверждением единовластия, уничтожившего пагубное многоначалие, и упразднением многобожия:

«Августу единоначальствующу на земли многоначалие человеков преста; и Тебе вочеловечшуся от Чистыя, многобожие идолов упразднися, под единем царством мирским гради быша, и во едино владычество Божества языцы вероваша. Написашеся людие повелением кесаревым, написахомся вернии, именем Божества, Тебе, вочеловечшагося Бога нашего. Велия Твоя милость, Господи, слава Тебе».

Содержание этой стихиры лежит у истоков идеи о том, что Римское царство пребудет до скончания века, потому что сам Господь родился в Вифлееме в правление Августа как римский подданный, откуда уже вышло наименование древнего Византия не только Константинополем, но и Новым Римом. В этой идее укоренено и учение о Третьем Риме.

Кассия вошла в историю как одна из немногих женщин, писавших церковные песнопения

Гимнография Кассии говорит как о ее несравненном поэтическом таланте, так и о ее основательной начитанности в Священном Писании, творениях отцов, литургической поэзии прошлого, классической философии, историографии и античной поэзии. Большая часть составленных ею стихир обозначены в богослужебных книгах и рукописях как самогласны, а это значит, что она сама сочинила их мелодию, и мелодии эти поддаются интерпретации, свидетельствуя о ее незаурядном композиторском таланте. Кассия вошла в историю как одна из немногих женщин, писавших церковные песнопения, при том что все они – Феодосия, Фекла – жили в IX столетии, но святая Кассия – единственная из женщин-гимнографов этой эпохи, чьи творения включены в богослужебные последования, употребляемые поныне.

Талант Кассии был исключительно разносторонним. Помимо церковных песнопений, она писала гномические стихи и ямбические эпиграммы, проявив в этих жанрах поэтический дар, остроумие, наблюдательность, оригинальный склад ума и глубокомыслие. Среди ее эпиграмм особенно выделяются стихотворения, обличающие разнообразные виды человеческой глупости, тщеславия и зависти. Вот текст одной из ее своеобразных эпиграмм:

«Муж некий, изувеченный и скрюченный, плешивый, однорукий, черный, сморщенный, хромой, кривой, глухой и заикавшийся, заслыша брань какого-то похабника, пропойцы, плута и головореза, так ответил на издевки злоязычные: “В моей судьбине горькой неповинен я, уродом уродился не своей виной… Вот ты – ты сам в своей повинен гнусности: ведь не Создатель ею наделил тебя. Все сам наделал, сам терпи и сам казнись”».

Кассии принадлежат также гномические одностишия – афористичные сентенции, как правило, не банальные, но остроумные и меткие, такие как «Не вставай на шипы босыми ногами», «Богатство скрывает величайшее из зол, а бедность разоблачает любое зло», «Слово честного человека подобно клятве, но клятва подлеца всегда лжива». Эти изречения приведены здесь в прозаическом переводе, в то время как в подлиннике они написаны ямбическим триметром.

Имя преподобной Кассии достойно стоять в одном ряду с именами великих византийских гимнографов и великих поэтов прошлых веков.